Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Конечно мой герцог! Можете на меня рассчитывать!
Откуда не возьмись, как черт из табакерки выскакивает Ван Дейк.
— Ну почему все едут учиться военному делу к нам в Голландию? — Патетически восклицает он. — Нигде в нашей благословленной родине нет такого невероятного человека как вы! Вот у кого надо учиться военным хитростям и тактике.
— Оставь свою лесть Рутгер, придворный из тебя никакой, не знаешь ты этого ремесла. Но за добрые слова спасибо, а где этот старый мошенник Рюмме? Почему я его не вижу?
— О, мой герцог, он все утро весьма дельно стрелял из пушек по полякам, имевшим глупость подойти слишком близко, а как только увидел что вы, вне опасности бросился в кирху, возносить хвалу господу. При этом, почему-то не в лютеранскую, а в православную в Юрьевском пригороде.
— Вот как? Наш друг видимо сильно переживал, раз так перепутал.
Все, хватит с меня на сегодня, никаких сабельных сшибок и перестрелок, возвращаюсь под защиту стен. Буду в полной безопасности крутить врагу дули со стен. А это еще что такое? Из-за стены слышен горн, вызывающий нас на переговоры.
Быстро поднявшись в башню и выглянув в бойницу, я увидел разодетого шляхтича в сопровождении богато одетых слуг, один из которых держал белый флаг, а другой трубил в горн.
— Что вы так шумите! — Закричал я полякам во все горло. — Да еще в такую рань, тут может люди спят еще, а вы трубите в вашу глупую дудку.
Шляхтич похоже слегка растерялся от несуразности моих слов, но затем взял себя в руки и стал отвечать.
— Я хорунжий панцирной хоругви перновского Каштеляна пана Петра Стабровского! Меня зовут Мацей Волович, шляхтич герба "Богория".
— Весьма рад знакомству, пан Мацей! — Отвечал я ему. — Но я все же не понимаю, зачем вы так шумите?
— Пан Каштелян послал меня с посланием к пану герцогу... а вы кто такой черт вас дери?!
— Что же, поручение пана Каштеляна это веская причина, а что же он сам не приехал?
— Езус Мария! — Стал терять терпение пан хорунжий. — Да кто вы такой, чтобы говорить такие вещи! Сообщите же о моем прибытии пану герцогу.
— Что вы так нервничаете пан Мацей? Нет никакой нужды никому ни о чем сообщать. Я вас и так выслушаю, так что выкладывайте какого нечистого надобно пану каштеляну от моей скромной персоны.
— Матка боска! Так вы и есть пан герцог, а я-то подумал, что говорю с кем-то из его рейтаров. Пан герцог, у меня к вам послание от пана каштеляна, уж будьте любезны примите его.
— Да запросто! Эй, вы там, внизу ну-ка примите письмо у посланника! А может вы пан хорунжий хотите попользоваться моим гостеприимством? Так заходите вместе с письмом, подождете пока я ответ напишу.
— О, благодарю, ваше королевское высочество, за приглашение, но у меня нет приказа дожидаться ответа, так что я вынужден отклонить ваше любезное приглашение.
— Как хотите пан Мацей.
Стражники подали мне письмо и я смог отправится домой. "Наконец-то отдых после тяжкого труда", подумал было я, но, увы, проблемы только начинались.
Едва я переступил порог воеводской резиденции в замке, на моей шее повисла юная пани Агнешка Карнковская и стала осыпать мое лицо поцелуями и захлебываясь слезами и причитая при этом:
— Вы живы! Слава всевышнему, с вами все в порядке! Я бы умерла, если бы с вами что-то случи-лось.
Встречавшие меня прочие дамы во главе с баронессой фон Фитингоф, а также пан Теодор застыли от увиденной картины как громом пораженные. Я тоже находился в состоянии полной прострации и не сразу догадался снять с себя плачущую девушку. Наконец тишина стала просто гнетущей, и я не нашелся ничего лучше как сказать:
— Дитя мое, а вы часом меня с паном Болеславом не перепутали? Если что, то он тоже жив, хотя и с трудом избежал гибели сегодняшней ночью.
Агнешка немного отпрянула от меня и застыла, как изваяние. В ее широко распахнутых глазах подобно брильянтам сверкали слезы, а губы дрожали, но при всем при этом она была прекрасна как никогда.
— Я перепутала вас? Да я скорее умру, чем променяю вас даже на сто каких-то панов Болеславов. Я не знаю никакого Болеслава. В моем сердце только вы и больше нет никого. Вы воздух которым я дышу, вода которую я пью, вами одним я живу. Вы утром посмотрите на меня, и я могу жить весь день в надежде, что удостоюсь вашего взгляда вечером. А если бы вы не вернулись сегодня утром, то видит пресвятая дева, я бы не стала жить!
Медленно я развел ее руки и, оборотившись к баронессе, произнес ледяным тоном:
— Ma dame, отведите вашу подопечную в ее комнату. Она определенно не здорова.
Потом перевел взгляд на воеводу и так же сухо сказал ему.
— Пан Теодор, я теперь занят, но нам необходимо обсудить некоторые вопросы, давайте сделаем это после обеда.
После чего я решительно отправился в сторону своих покоев и лишь выходя, обернулся. Дамы хлопотали подле Агнешки, пан Теодор суетился рядом, хлопая выпученными глазами, и лишь бедняга Болеслав стоял бледный как смерть. На мгновение наши глаза встретились, я хотел его окликнуть, но Болек вздрогнул, будто увидел прокаженного и бросился вон.
Вот что ты будешь делать. Все зло от баб и без них никуда!
Кликнув слуг, я умылся и переоделся. После бессонной ночи надо бы поспать, но последние события выбили сон из головы напрочь. Усевшись в кресло подле растопленного камина, я некоторое время бездумно смотрел на огонь, голова была совершенно пуста. Машинально перебирая руками лежащие на столе вперемежку писчие принадлежности, книги и документы. Наткнувшись на какой-то свиток, я некоторое время недоуменно смотрел на него, пока не понял что это письмо, переданное мне Воловичем от перновского каштеляна. Интересно, когда он успел его написать? Что же пишет мне радный и зацный пан? Хм, похоже, писалась сия эпистола на ходу, строчки не слишком ровны, что для помешанных на каллиграфии нынешних писцов недопустимо. Мой титул, впрочем, написан четко и без сокращений. Это важно, время такое, что ошибка в титуле считается не меньшим оскорблением, чем пощечина. Пощечина что, схватились за шпаги, позвенели, кто-то кого-то заколол и дело с концом. А титул, дело такое, его предки зарабатывали, поливая реками крови своей и чужой, тут спускать никак нельзя. Дальше шло собственно дело. Пан каштелян предлагал мне свободный выход из крепости со всем войском и имуществом (читай награбленным). Подробности беспрепятственного выхода пан Петр Стабровский предлагал обсудить при личной встрече, оставаясь за сим преданным слугой моего королевского высочества и прочая и прочая. Первым побуждением было послать пана каштеляна куда-нибудь далеко и надолго. Не в том он положении был, что бы делать мне такие предложения, но поразмыслив, я решил не пороть горячку и предварительно собрать офицеров на совет.
Надо сказать, советовался я с соратниками не так чтобы часто. Обычно все важные решения я принимал самостоятельно, а советы если и случались, то по поводу раздела добычи, награждения отличившихся и тому подобного. Собрались мы перед обедом, мы это Гротте, Кароль и Клим с Ван Дейком. Я прочитал им послание поляков и спросил что они думают по этому поводу. Первому следовало высказываться самому младшему, но Болеслава не было и начал Гротте.
— Ваше королевское высочество! Мы находимся под защитой укреплений, у нас есть теплые дома, и довольно припасов. Последняя вылазка, не смотря на неудачу, не произвела на наших солдат неблагоприятного впечатления. Напротив все славят ваш военный гений и удачливость и готовы идти в бой. Ко всему прочему ожидается прибытие подкреплений. Когда полковник Горн приведет свои войска, можно будет перейти в наступление. Так что если у вас нет иных планов, то я полагаю надо остаться в крепости и наблюдать, как поляки в чистом поле морозят свои задницы! — Проговорив все это мой оберст-лейтенант оглушительно захохотал.
Ван Дейк высказался в том же духе, хотя и несколько осторожнее. По его словам, польская осада не будет иметь успеха, если литовский гетман не пришлет им подкреплений и пушек.
— Ходкевич сейчас занят походом на Москву вместе с королем Сигизмундом, — задумчиво проговорил я в ответ. — Вряд ли у него есть сейчас свободные силы на это.
Кароль фон Гершов был как всегда лаконичен: — "как прикажет ваше высочество". Последним высказался Клим.
— Сил у поляков мало, на приступ они не пойдут, а коли пойдут, то кровью умоются. Только на что мы этот поход затеяли? Если Эстляндию брать под руку его христианнейшего величества короля Густава Адольфа это одно, а если просто погулять-пограбить, то совсем иное. Потому я так полагаю, коли воевать Эстляндию дальше, так надо ждать Горна. Только вот человек он, как есть, каверзный и неверный. А ну как не дождёмся? В таком разе, чего-бы и не уйти с честью, взяв добычу? Славы нашей от того не убудет, потерь же куда как меньше.
— Я понял вас господа! — Отвечал я своему импровизированному штабу. — Сделаем так, свяжемся сегодня же с Кондратом, пусть узнает, где Горн с подкреплениями, а до той поры будем вести с паном каштеляном переговоры. Ну, если все всем ясно, то не вижу повода не выпить! Пойдемте, господа отобедаем чем бог послал.
Выходя из кабинета, я наклонился к Каролю и тихонько спросил его:
— Как там Болек?
Тот в ответ неопределенно пожал плечами, "дескать, страдает". Ну, что тут то поделаешь? Лю-бовь, как говорится, зла.
Обычно наши обеды проходили довольно весело. После прибытия дам, украсивших наши будни, даже старый грубиян Гротте стал принаряжаться к обеду и пытался вести светские беседы. Но в этот раз, увы, мы сидели, так как будто кто-то умер. Дамы сидели с постными лицами, пан Теодор и вовсе, будто аршин проглотил. Мои офицеры тоже помалкивали и с небывалой скромностью ковырялись вилками в поданных блюдах. Ко мне, впрочем, это не относилось. Ночная прогулка с перестрелкой возбудили мой аппетит. Выходка панны Агнешки несколько выбила меня из привычной колеи, но к обеду все вернулось на круги своя. Я с удовольствием отведал все блюда, воздал должное немногим уцелевшим винам из погребов пана воеводы, и, утолив голод, находился в самом прекрасном расположении духа.
— Господа, отчего вы не пьете? Вино, право же, недурно! И дамам налейте, а то у них вид кислый да бледный, можно подумать что их не вином, а уксусом поят.
Гротте и Ван Дейк не замедлили согласиться со мной. Лёлик так же наполнил свой кубок, а вот пан Теодор сделал такой вид, будто у него несварение. Баронесса так же отказалась, а вслед за ней и ее подопечные.
— Если позволит ваше королевское высочество, то мы удалимся. День сегодня был крайне утомительный. — Заявила госпожа фон Фитингоф.
— Как вам будет угодно, милые дамы. — Не переча отозвался я.
Дамы немедля поднялись и, как по команде, сделав книксен удалились. На лицах девушек застыло выражение: "как вы можете быть так жестоки!" Могу, красавицы, я еще и не такое могу.
— Ну что же господа! — Обратился я к оставшимся. — Дамы нас покинули, но мы все же давайте вы-пьем за них. Ибо нам, в сущности, все равно, а им должно быть приятно! Если у кого есть неот-ложные дела — не задерживаю. Пан Теодор, нам надобно поговорить, пойдемте в кабинет. Ты что-то хотел Кароль?
Старший фон Гершов смотрел на меня с таким видом, что не заметить его было невозможно.
— Ваше высочество, надеюсь вы не прогневались на моего брата? — Прошептал он, мне подойдя как можно ближе.
— Что за вздор ты мне говоришь, Лёлик? — так же тихо отвечал я ему, — в этом мире для меня очень мало людей ближе, чем вы с братом. И нужна очень веская причина, чтобы я на вас прогневался. И эта глупая паненка уж точно на нее не тянет. Вы с покойным Мэнни для меня как братья, поэтому успокой ради всех святых Болека. Ну-ну ступай.
Оставшись с воеводой наедине, я некоторое время молчал глядя на скорбное лицо пана Теодора. Наконец когда молчание стало совершенно тягостным, воевода заговорил.
— Вы хотели поговорить пан герцог?
— Да, я полагаю это необходимым. Любезнейший пан Карнковский, я очень рад обществу вас и вашей очаровательной дочери и мне будет крайне печально расстаться с вами, однако обстоя-тельства таковы, что я имею крайнюю нужду в деньгах. Вы как-то просили меня назначить выкуп за вас и вашу дочь, обязуясь выплатить его со всей возможной поспешностью, не так ли? — До-ждавшись утвердительного кивка собеседника, я продолжил. — Я решил исполнить вашу просьбу и полагаю достойной сумму в сто золотых венецианских цехинов. Что скажите пан?
— Сто цехинов? — пробормотал пан Теодор, — это на злотые будет...
— Вы меня не поняли пан воевода! Я не желаю ни злотых, ни талеров, ни московских рублей. Я хочу непременно сто венецианских цехинов.
— Боже, но где же я их возьму? Во всей Литве у всех жидов может не сыскаться сотни таких редких монет!
— Что за беда? Поезжайте в Краков, в Варшаву, да хоть в саму Венецию.
— Но моя дочь!
— А что ваша дочь? Возьмите панну Агнешку с собой, девочке будет полезно повидать мир.
Дерптский воевода смотрел на меня во все глаза, стараясь уразуметь, что мне от него нужно. Наконец в его глазах появился проблеск понимания.
— А моя свояченица с дочерью?
— Бог с вами, пан Теодор! Любезная госпожа баронесса не пленница моя, а гостья и вольна выби-рать оставаться здесь, или вернуться в свой замок, или же отправится с вами. В подвалах крепости еще довольно ваших бывших подчиненных, выберите себе по вкусу несколько человек, в качестве регимента и свиты да отправляйтесь с богом.
-Почта, — машинально поправил меня воевода.
— Что? Ах, да на польском свита будет почтом. Как угодно, соберете себе почт и проваливайте.
— Так вы хотите...
— Вам нет никакого дела до того что я хочу! Все что вам надо так это побыстрее убраться отсюда, раз уж вы не научили вашу дочь выбирать себе ровню.
— Пан герцог! — вскричал воевода, — в Польше всякий шляхтич равен королю!
— Да ладно! Эти сказки вы будете рассказывать другим шляхтичам на сейме, любезный пан, но не мне и не сейчас. Скажите, как велики для вас шансы выдать панну Агнешку за кого-нибудь из се-мейства Радзивилов?
— Радзивилы богатый и знатный род сник пан Теодор.
— Вот-вот, а по сравнению со мной Радзивилы никто и звать никак, не смотря на то, что император Фердинанд полсотни лет назад признал их князьями империи. И это не упоминая о том, что я женат, и ни на ком-то, а на принцессе и двоюродной сестре вашего короля, если вы забыли. Так что, любезный пан, давайте прекратим этот пустой разговор, а то ведь я и передумать могу.
Через три дня я встретился с перновским каштеляном Петром Стабровским. Польский военачальник полагал, что мы будем обсуждать оставление Дерпта, но к его удивлению я завел речь о пане Карнковском и его семье.
— Пан герцог, я не понимаю, вы отпускаете дерптского воеводу?
— Именно так пан каштелян, пан воевода под честное слово отправится в свои маетки для сбора выкупа. Ну и его родные с ним, не оставлять же их в осажденной крепости. Я надеюсь, у вас нет возражений, на то чтобы выпустить из крепости подданных вашего доброго короля?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |