Удар!
Темнота...
Боль охватила тело. Он словно проломил сейчас какую-то стену. Однако он больше не падал. Он лежал навзничь. Вокруг гремела сталь, слышались крики, кто-то вопил. Призывы встать, призывы отступать...
Он вновь открыл глаза. Перед ним открылась ужасная панорама битвы.
Он лежал на возвышении, ниже росли деревья. Лес был огромен. За лесом же стояла огромная крепость. Она внушала ужас своими размерами. Крепость Ческе-Будеёвице по сравнению с этой карточный домик. Над твердыней алели кровавые небеса. В небе вились птицы... НЕТ! Это ангелы! Они сражались. Друг с другом. Да — это совершенно точно, белые крылья были у всех в той небесной схватке. Иногда кто-то срывался и падал, мёртвый или сильно раненый. Штопором они падали вниз. Некоторые загорались в падении, оставляя за собой шлейф дыма.
Один пролетел совсем рядом, обратил на лежащего Анхеля внимание и, невероятно плавно развернувшись в полёте, приземлился рядом с ним. Крылья сложились за спиной, в руках он нёс меч и щит. На нём были доспехи, похожие на те, что были на Анхеле. Он был в крови, но не своей. Он бежал к нему, но не чтобы убить — во взгляде было опасение, но не страх.
— Нас отбросили! Мы уже не возьмём твердыню. Надо отступать, иначе...
— Что иначе?! — взревел Анхель не своим голосом. Он попытался встать, это получилось очень легко, словно что-то аккуратно подтянуло его несколькими рывками и поставило. Он оглянулся — крылья. Ну конечно. Он же ангел. Вновь повернулся к воину. — Где Азраил?
— Он ждёт приказа атаковать. Но стоит ли? Силы неравны в любом случае...
— Пусть атакует!
Лицо ангела исказили муки выбора, но он, наскоро приклонив колено, отдал честь командиру и взмыл в небо.
Анхель тронул эфес меча, дёрнул его в ножнах вниз-вверх несколько раз. Проверил руку-щит. Он был на месте. Иссечённый чужими мечами. Забрызганный чужой кровью.
Сзади послышался шум многочисленных крыльев. Анхель обернулся и увидел тёмную кишащую тучу, которая неслась на цитадель. Он улыбнулся, хотя то, что он видел, не казалось чем-то хорошим. С цитадели взлетали тысячи светлых пятен, объединявшихся в сонм светлого цвета. Символично: тьма против света.
Анхель присел, напрягая плечи — крылья несколько раз сильно ударили по воздуху. Ноги подбросили его вверх, крылья подхватили и понесли следом за армией Азраила.
Вспышка. Яркая. Белый свет ударил в глаза.
Он вновь падает. Боли в груди. Рука чувствует меч, на руке щита нет.
Падает штопором вниз головой. Крылья на месте — он открыл глаза. Да — падает. Внизу земля — приближается. Всё правильно на этот раз. Расправил крылья, выровнял полёт. Крылья заработали, тормозя падение.
Внизу плыли облака. Он смотрел вниз. Внезапно мимо него что-то пролетело вниз и резко повернуло полёт к нему. Это был ангел, похожий на него, но доспехи были куда более оскаленные шипами. Однако их обладатель не казался стеснённым ими — он двигался легко.
Они летели друг к другу. Анхель летел вниз, тот встречал его. Ангел занёс меч для удара. Анхель принял позу для отражения, развернулся другой стороной, чтобы удобнее встретить противника. Но тот понял манёвр и стал вертеться подобно Анхелю. Расстояние сокращалось. Анхель прижал крылья, его противник наоборот расправил их и словно лежал на них, встречая его. Меч, сделанный из некой тёмной стали, занесён, вот сейчас — самое время. Расстояние между ними сократилось, и Анхель отпустил одно крыло — его резко повернуло, и он ударил.
Противник встретил удар, они сцепились — Анхеля развернуло, он оказался внизу. Противник отшвырнул руку с мечом и ударил ногой в раненую грудь. Боль, о которой ненадолго забыл Анхель, ослепила и оглушила его. Он закричал. Отпустил меч, схватившись за рану. Тело изогнулось в болевом спазме.
Глаза открылись, чтобы сквозь боль и кровавую пелену разглядеть противника, но он ничего не увидел — вокруг царила темнота. Костёр догорал, вокруг шумели деревья, ветер шелестел их листвой. Рядом беззаботно спал священник, который, похоже, не слышал его криков, хотя быть может в явь они и не вырвались.
Сон таял. Боль отступала, чувство полёта пропало. Таяло и ощущение двух мощных крыльев за спиной, секунду назад он чувствовал, как они оттягивают спину, выпрямляя осанку, как напрягается плечевой пояс, когда они в движении, как разворачивались лёгкие при полёте. Полёт... с этим ничто не сравнится.
Впервые за жизнь здесь ему приснился более менее понятный сон. Сон, в котором он чувствовал, слышал и видел отчётливо всё вокруг. Где он был словно наяву. Только вот кем он там был? Собой?
А если так, то за кого он сражался? За правых или нет?
Ничего не понятно.
По лесу зашелестел ветер, обдал сидящего Анхеля свежей волной воздуха. Он вдохнул полной грудью. Интересно, который час — скоро ли рассвет? Горизонт за стеной деревьев, не видно — светает ли уже. Он лёг обратно, заложив руки за голову. Над ним была небольшая брешь в кронах, и сквозь неё было видно небо. Звёзды светили холодно и ярко. Проплывали рваные облака. Порой промелькивали птицы, но их было не столь видно, сколько слышно. Ночь была тихой и спокойной.
А в мыслях Анхеля царила буря. Мелькали образы из сна, воспоминания вчерашней встречи с неким ведающим неизвестным. Мысли накладывались одна на другую, смешивались, образуя порой весьма смутные картины. Тьма и свет боролись в том сне, но в привычном ли понимании это мира? Ангелы бились с ангелами. А потом на арену вышла армия некого Азраила — ангела смерти по земным канонам. И армия у него была тёмных цветов. Жаль, не успел разглядеть его воинов ближе — сон резко сменился.
Кто, интересно, был тот, кто сражался с ним в полёте?
Сколько вопросов и нет того, кто мог бы ответить на них.
Ветер в очередной раз погнал по тропе мимо них листья, опавшие в прошлом году. Где-то вскрикнула птица. Лесная тишина вновь поглотила Анхеля и он снова уснул.
* * *
Ранним утром путники вышли из леса. Прошли через так непонравившуюся Анхелю деревню, почти не останавливаясь. Лишь за тем, чтобы огласить, что чуда в находке нет, а лишь случайность и мнительность. Не остановившись даже отобедать, они пошли дальше. Шли весь день и вернулись в Славошовице поздней ночью.
Они старались не вспоминать о том, что совершили греховное лжесвидетельство. Отец Филип был уверен, что они поступили правильно.
Не вспоминали они и про явившегося им человека в чёрном, хотя человека ли?..
Глава 5
Тринадцать лет спустя
Седой монах сидел на скамье рядом с приходом. Годы согнули его быстрее, чем ему хотелось. Старость взяла своё. Почти восемь десятков он отходил под этим Солнцем, пятьдесят из которых он посвятил служению Богу. Безвозмездному и справному. До конца верный католической вере, он отверг всех лжепророков Таборитов, всех льстивых и красноречивых чашников. Не отступившийся от клятв своих и сдержавший люд от расправы над одержимой девочкой Терезой. Он удержал Славошовице от падения перед лживыми моралями гуситского режима. Он спас Славошовице от паники во время огненного дождя. И именно он стал свидетелем того, как пал на землю ангел.
Ангел. Вот, пожалуй, то, к чему вела его жизнь. Вела с того дня в полуразрушенном храме с одержимой девочкой, устами которой был предсказан скорый Конец Света. И, видимо, он был нашёптан ещё некоторым людям, которые привели в движение религиозный переворот в его стране. Как они проповедовали об истинности своих взглядов. Как запылали костры в Праге. Ян Гус был первой песчинкой, упавшей с вершины горы. Песчинка повлекла за собой другую, обе они свергли ещё десяток, пока их маленьких поток не сдвинул с места камешек — Судомержи; и вот потоков уже два — один из мелких камушков, второй из больших. Но обороты лавина набирала, и скоро остановить её стало невозможно.
Обвал преодолел половину пути вниз — Табориты преобразовались в мощную военную силу. Возглавил их Прокоп Голый. Волна эта разбила немецко-австрийских крестоносцев, саксонского курфюрста, австрийскую армию, а затем и войска католического панского союза. После этих побед Табориты стали сугубо военной организацией.
Здесь лавина первый раз захлебнулась и почти встала. Табориты начали попытки насильственного распространения своей идеи за пределы Чехии. Но чехи устали от постоянной борьбы, идея изживала себя и нового, свежего света не было. И как доказательство — первое поражение Таборитов при деревне Липаны в мае 1434 г.
Чашники пытались позднее примириться с католичеством, и после заключения "Базельских компактатов" в центре Европы стало возможным новое, реорганизованное католичество.
В следующие десять лет гуситы установили свой режим в Чехии.
Весть об этом пришла в Славошовице через месяц, после установления оного — в октябре 1448 года.
Так прекратился обвал, жертвами которого стали многие невинные.
Ветер гонял по озеру волны, в волнах колыхались опавшие листья. С холма открывалась прекрасная панорама на осеннюю Чехию. Кто хоть раз видел её в этом золотом наряде, не даст соврать — какая это красота. Особенно вдали от тысячного города, где уличный гомон и вонь перебивают любое романтическое виденье природы. А отцу Филипу от его прихода видно всё прекрасно.
На редкость хорошая осень в этом году. Тёплые ветра носят тяжёлые облака по небу и лёгкие листья по земле. Редкие дожди наводят форменную, для данного времени года, распутицу на дорогах. Птиц стало меньше — уже полетели на зимовку. Жизнь замирает постепенно к зиме. Из года в год так происходит. Но эта осень почему-то особенно люба старому священнику. Он чувствовал себя словно снова молодым. Он снова мог вдыхать полной грудью свежий воздух. И готов был идти куда-то вдаль искать чудеса, которые, конечно же, придумали сами люди. Но, да и Бог с ними! Ведь не чудесами Бог говорит с нами, а через души людские — они истинное чудо.
Порой в разговоре с человеком можно узнать куда больше того, за чем обратился. И не всегда это бесполезная болтовня соскучившихся в далёких местечках селян. Порой они открывали новые миры для священника. А порой ведали ему страшные вещи.
Увижу ли я следующую осень?
Пронзила вдруг шальная мысль. Отец Филип провёл рукой по лицу, что за последние годы стало словно чужим — старым, морщинистым. Взгляд упёрся в землю. Он понимал, что ничто в мире этом не вечно, а он тем более.
Анхель! Вот он куда дольше проживёт, чем многие, знающие его. Просто двадцать четыре года как он в этом мире. И лишь шрамы его затянулись, в остальном он всё такой же молодой, как и при первой "встрече". Ни единой морщинки не рассекло лицо его, не ушла сила из рук его. Что с него взять? Он же ангел.
Спускался вечер, Солнце, наверное, уже село, за облаками не видать. Но темнеть постепенно уже начало, а значит скоро ночь. Сколько же я тут просидел? Вроде немного, но, кажется, достаточно, чтобы устать старому телу. Но нет — священник поднялся, опершись на палку. Да, без неё теперь никуда. Левая нога болит в последнее время всё сильнее, порой и ночь не спишь совсем, как ноет. А порой и крикнуть хочется от неожиданного укола боли.
Старость... чего ещё ждать? Скоро и к Богу призовут — пора уже. Достаточно пожил. И пожил достойно. Осталось поведать Анхелю некоторые тайны, кои он умолчал, но пора их рассказать. А там и к Богу не страшно.
Горизонт заливало темнотой, заметно холодало, ветер становился сильнее. Листья громче зашуршали по желтоватой траве. По небу пронеслась стая птиц к своим гнёздам. Недалёкие ясени под ударами ветра сбрасывали первые листья. Природа готовилась к переменам, которые приведут к обновлению. Природа не знает слова "смерть". Всё, что умирает в природе, рождается снова и так год за годом.
* * *
Анхель вернулся затемно. Священник сидел на последней скамье в храме и, кажется, спал.
-Отче? — Осторожно спросил он. Священник открыл глаза и повернулся к нему.
— А, Анхель. Ты вернулся. — Он улыбнулся. — Присядь со мной.
Анхель, помедлив немного, сел рядом со священником. Ему не понравился тон, с каким говорил его наставник в этом мире. Что-то было в нём... прощальное.
— Я слушаю тебя.
— Да — слушай. Выслушай то, что я давно должен был поведать, но почему-то боялся. Надеюсь, ты простишь это старику.
Долгое время я считал эти события несвязанными Провидением, их подозрительно много выпало на мою долю. Но за последние несколько лет я понял, что это звенья одной цепи. Помнишь, я тебе рассказывал про одержимую девочку Терезу? — Анхель кивнул. — И ты помнишь, чем всё закончилось?
— Она умерла.
— Верно. Вот только это не всё. Когда она навеки застыла, высказав страшные вещи, кои повторять страшусь по сей день, то в храме отворилась дверь. Я обернулся и увидел... Я думаю, что я это действительно видел. Что мне это не померещилось. Человек в чёрном. Точь-в-точь как тот, которого мы видели на берегу Новы. Но я видел его в настолько краткий миг, что уверил себя, что это наваждение. Дверь захлопнулась обратно, и больше я никого не видел. Я побежал к двери, открыл её, но никого не было. На земле остались его следы, всего несколько шагов он сделал и след оборвался. А после дождь смыл и те отпечатки босых ног.
Когда он встретился нам, мне показалось, что он мне слегка кивнул с мимолётной тенью улыбки. А может, я всё это понапридумывал, припомнил тот морок. Он сказал тогда, что ответы заключает твой меч. И тогда я решил попробовать то единственное, что мог — я срисовал руны с меча и отправился в Ватикан.
— Ватикан? А сказал ведь совсем иное. — С ухмылкой произнёс Анхель.
— Ну да. — Засиял и отец Филип. — Мне показалось, что если я скажу, что на год уеду в город для помощи умирающему епископу, ты не пойдёшь туда за мной. Ты не любишь города.
— Старый хитрец...
— Прости меня. Это было... для общего блага.
— Ты ведь знаешь, как Я отношусь к подобным фразам.
— Знаю. И правильно, что ты так справедлив к себе и словам своим. Немногие люди так могут.
— А могут ли вообще?
— Не об этом речь.
— Ватикан. Ага — помню. Что ты узнал?
— Скажу только то, что найти упоминания о подобных писаниях было очень сложно. Почти два месяца я потратил, чтобы найти записи очень древних времён о подобной письменности. И когда нашёл, я ужаснулся тому, что это значит.
Эти письмена — руны, древние, притом намного, чем всё, что известно нам, простым людям. Ватикан хранит свои секреты очень ревностно, и мне было нелегко пробиться в святая святых его библиотеки.
Смысл этих рун неясен до конца. Точнее, трактовка есть, даже две. Но они противоположны.
— То есть как — противоположны?
— Я не знаю, кто и как это заметил, но руны, если прочитать их через отражение, дают обратный смысл тому, если читать так, как они есть.
— Ничего не понял.
— Читая так, как они есть на твоём мече, мы получаем "Несущий меч сей — воин света, что идёт по дороге против тьмы". А если прочитать их в отражении, например, речной глади, то руны приобретают следующий перевод: "Тьмой порождённый несущий сей меч и свет его первый враг".
