Рыжий Волчонок. Книга первая

А пацаненок, смотрю, к моим кроссовкам примеривается. Хоть ноги у меня и связаны, но вырубить его могу. Да только потом что? А сторож уже обувку с меня снимает, осматривает, щупает и языком прищелкивает. И на себя напяливает.

— Велики тебе, — с трудом язык ворочается, но слова выговаривает.

— Ничего, подрасту, впрок пойдут, — но кроссовки так и не снял.

А он уже сапоги Эрве трогает и снова языком прищелкивает. Сапоги-то, небось, пацаненку в самый раз будут. Эрве хоть и помладше, но рослый для своих лет малец, хоть и худой.

Пацаненок вздохнул и отвернулся. Заметив мой взгляд, сказал:

— Хорошие сапоги. Не для меня.

— А мои плохие?

— Какие же это сапоги? Так обувка, странная, но если не отберут, моя будет.

— А что, могут отобрать?

— А то, я же...

Пацаненок сверкнул глазами и отвернулся.

— Попить принеси.

— Не-а. Я же на стороже. Мне нельзя. Если и сейчас лопухнусь, совсем худо будем. А мне нельзя.

— Побьют?

— Подумаешь!

Ну, это он хорошится, сразу видно. Но что-то странное здесь. Непонятное. Впрочем, сейчас не до этого. Захочет же пацан есть? А вот как отлучится, так можно будет кое-что попробовать. Зря, что ли, гимнастикой занимался?

Стемнело быстро, а пацаненок так и остался сидеть, прислонившись к стволу дерева. И ему никто поесть не принес. Хотя он же со своим дружком нашу еду и приголубил, пока я был в отлучке. Вот гаденыш!

Плохо, что руки все время подняты, трудно будет. Я, конечно, ими как могу шевелю, но мало этого. А затем до моего слуха достигло пацанское сопение. Заснул он. Значит, шанс еще есть. Я ухватился связанными руками за веревку повыше, бросил тело вверх ногами, зацепившись ими за ствол, подтянулся и ухватился уже руками. Потом проще было. Несколько минут отдыхал, тряся руками. Дальше легче. Руки развязал, спустился на землю, подошел к уснувшему пацаненку, зажал одной рукой ему рот, а другой пережал сонную артерию. Потом сорвал у него с пояса нож. Только нож этот — одно недоразумение. Кусок заостренного железа с одного конца обмотанный тряпкой.

Пришлось помучаться, разрезая им веревки на руках Эрве. Тот сразу повалился на землю. Слабак. Я же взял веревки и стал вязать пацаненку руки и ноги. Кляп придется делать из его рубашки. Но это чуть позже. А сейчас вспомнил, что я босиком. Снял с незадачливого сторожа мои кроссовки и с удовольствием натянул на ноги. Сразу какая-то привычность появилась.

— Ты его задушил? — раздался тихий голос Эрве.

— Надо бы этого гаденыша придушить, чем он это меня?

— Камнем. Я ничего сделать не успел, все так быстро произошло. Немного опешил, а они вдвоем на меня навалились, тут же связали.

— Ноги отсюда пора делать.

— Ноги?

— Ну, бежать. Коней нам по-тихому не достать, да я и не смогу быстро ехать, ты же сам видел. Пойдем своим ходом.

— Не получится.

— Это почему?

— Ты не видел? Без сознания еще был. У них тут сигнальная защита стоит. Мимо пойдем, сразу подаст сигнал в деревню.

Да, для меня это был удар. Вроде все удачно получилось и вот тебе, местная дурацкая магия. И у меня голова трещит, раскалывается до невозможности, никаких магических действий не сделать.

— А ты не сможешь ее обезвредить? Ты же грасс.

— Ну и что, что грасс? Они же разные бывают. Я волхованию только год учился. Разучил несколько заклинаний. С этими не справлюсь. Даже издали не почувствую. Только когда мимо пройду. Но сигнал уже уйдет. Да и обезвредить все равно не смогу.

— Да, весело.

— Весело?

— Это я так, не весело, конечно, а грустно. Значит, никак?

— Никак.

— Сигнал в деревню идет?

— А куда же еще?

— И много мест было, где защита стоит?

— Мы два проезжали.

— А почему никто не всполошился? Кажется, эти два пацана нас до деревни довезли и только тут народ высыпал. Или были, но я не видел?

— Так сигнал и не сработал. Местные же с нами были. Вот если мы вдвоем мимо защиты пройдем, вот тогда сигнал и уйдет.

Я взглянул в сторону дерева, где в слабом свете луны виднелся лежащий без сознания пацаненок.

— А какой дорогой мы ехали, ты запомнил?

— Плохо. Я же поперек седла вниз головой висел.

— Ладно. Будем уходить. Думаю, сигнальная защита не сработает.

— Почему? — грассенок немного удивился.

— А вот он нам поможет, — это я про гаденыша. — На него же не срабатывает. Так?

— Но он же без сознания. Он жив?

— Да, жив, что с ним сделается. Я ему сонную артерию пережал. Очнется. А то, что без сознания, плохо, конечно. Тяжеловатый пацан. Ладно, другого выхода нет.

Перекинул я нашего незадачливого сторожа через плечо и велел Эрве вперед идти, мне уже не до поиска дороги. Самому бы не свалиться. Во время привала пацаненок стал приходить в себя, пришлось снова усыпить.

Далеко ночью, конечно, не пройдешь, темно, да и сил уже не было. А тут еще запнулся и куда-то полетел. Как результат, чем-то бедро проколол. Я уже не ходок. Подтащил поближе пацаненка, а Эрве велел дежурить, сам же быстро отрубился — настолько вымотался за этот день.

Несколько часов сна мне хорошо помогли. Тело, конечно, было все разбито, и голова трещала, но идти дальше уже мог. Точнее, не идти, а ковылять. Повезло, что на речку наткнулись. Для меня сейчас вода лучшее лекарство. И Эрве спасибо, помог он мне боль притушить. Голова чуток прояснилась, и бедро не сильно болело, зато вспухло.

Пацаненок давно уже очнулся и сидел, нахохлившись, зло глядя на нас исподлобья. Но почему-то не кричал, своих не звал. Кляп-то я забыл ему сделать.

— А я заклятье небольшое сотворил, чтобы почувствовал немного. А стал бы кричать, то по полной ударил бы, — сообщил Эрве, объяснив причину молчания маленького гаденыша.

— Да? Понятно. Маленькое заклятье? Зря. Надо было по полной дать за его подлые делишки.

Я до сих пор был сильно зол на пацаненка. Прибил бы его, будь он постарше. Гаденыш еще тот. А нога у меня все пухнет и пухнет. Хорошо, хоть пацаненок сам может идти. Неизвестно, где здесь у них сигнальная защита стоит.

А теперь еще и есть хочется, почитай сутки без еды. И способности мои пока не восстановились, птиц не собьешь. Правда, в речке рыба должна быть. Но с моей ногой ничего не получится — попробовал, не смогу. Эрве же спит, тоже устал.

А вот пацаненок, видя мою неудачную попытку рыбной ловли, только усмехается. По шее, что ли, дать?

— Давай рыбку половлю.

— Ты? Сможешь?

— А что такого? Только руки развяжи. И ноги.

— Сбежать захотел?

— Если получится, — говорит, да еще и с усмешкой.

Ну, наглец! Видал я наглецов, но чтобы такого... А сам думаю, как поступить. Берег с той стороны высокий и пологий. И глина, кажется, там. Быстро не убежит. А если не быстро, то камень догонит. Вот несколько хороших булыжников.

Развязал я пацаненку руки и ноги. Ножик дал, выстругал тот какую-то острожку и в речку полез. На меня оглядывается. А я демонстративно булыжничками поигрываю. Попробует сбежать, камень догонит. Пацан тоже это понимает, кривится. А три рыбки поймал на острожку довольно быстро. Умелец!

Только как их есть? Сырыми? Мне огонь пока не добыть, только-только способности восстанавливаются. А вот пацаненок и минуты не прошло, как огонек добыл. С помощью ножа и камня. Ну, и мох посуше подготовил. Две рыбки, что побольше, нам с Эрве, а пацаненку поменьше. Кто наш обед вчера схарчил? То-то же.

Червячка заморили, можно и дальше в путь трогаться. Пацаненку руки я связал, только, думаю, кляп тоже нужен. Если появится кто-нибудь из местных, крикнет, своим голос подаст. Это я Эрве так и сказал.

— Где ты кляп возьмешь? — это уже Эрве спрашивает.

— Рубашку его раздеру, часть на кляп пойдет, а рукавами его зафиксирую, чтобы не выплюнул.

И вот здесь пацан слабину дал, сам не ожидал такого от него. Рубашку ему жалко, единственная она у него.

— А нам ждать, что ты кричать начнешь?

— А вот он заклятьем пусть стукнет.

— Ага, — говорю, — стукнет. Только кричать все равно будешь, но уже от боли. Нет, без кляпа никак.

— Я слово дам, что молчать буду, — пацан смотрит хмуро.

— И что, верить можно?

— Если совру, то убейте.

— Только нас все равно это уже не спасет, поймают.

— А вас все равно поймают.

— Может быть, и поймают, а может, и нет. А вот если поймают, а тебя убьем, то нам только хуже будет. Нас тоже за это убьют.

— Не убьют.

— Почему?

Пацан отвернулся, нахохлился.

— Не убьют. Если кого другого, то могут. А за меня нет.

— Почему?

Пацан молчит, на нас не смотрит. Совсем в сторону отвернулся. Он что плакать собрался? Хватит с меня одного Эрве.

Так верить ему или нет. Подошел к нему, прихрамывая, конечно. За рубашку взялся, думаю, сейчас рвану, а пацан и вовсе уже дрожит, скосив глаза на мои предстоящие действия. Видать, и в самом деле рубашку жалко. Что, взамен другую папа с мамой не дадут? Пожалел я его, почему и сам не знаю, хотя от его удара у меня голова до сих пор не проходит и шишка кровяная еще та.

— Ладно, поверю, хотя, наверное, не стоит. Смотри, ты дал слово. Понял?

Пацан в ответ только кивнул. Ладно, пора и в путь двигаться. Только далеко с моей ногой не пройти. С частыми привалами шли несколько часов. В основном по лесу. Но тот когда-нибудь, да кончается. Вот и поле протянулось, а до кромки дальнего леса идти и идти. Хорошо хоть трава поднялась, мне по пояс будет.

Двух всадников первым заметил Эрве. Бросились мы на землю, пацаненка тоже повалили. Сейчас, думаю, закричит, сигнал подаст. А тот лежит, зубы сжал и... молчит. Надо же, слово дал и держит его. Только все равно без толку. Видимо, заметили нас, прямиком скачут. Оказалось, что четверо их, на двух лошадях. Вроде как без панцирей и шлемов. Шагах в сорока остановились, трое на землю спрыгнули, а четвертый лук держит, в нашу сторону целит.

Эрве, смотрю, заклятье приготовился плести, но только я отвернулся, как сзади шум раздался. Этот гаденыш уже на Эрве лежит, связанными руками в него вцепился и ногами окручивает. Сильный пацаненок. И мне не помочь — лучник выстрелит. В меня как раз целит. А трое спешившихся сюда бегут. Одного я узнал — Айкен, что был с этим гаденышем, когда меня оглушили. А двое других — рослые парни, силенкой не обделенные. Ну, думаю, все.

Впрочем, сдаваться и не собирался. Прежде всего, решил попробовать, не вернулись ли мне мои магические способности. Но понимал, что силенок на хороший удар все равно не наберется. Ну, собью прицел у лучника, так он за секунду-другую все восстановит. И стрельнет. Хотя, если не по самому лучнику вдарить, а лук выбить или хотя бы подпортить? Выбить сложнее, а вот тетиву срубить, может быть, и удастся.

Поднял я руки вверх, дескать, сдаюсь, а сам ударить примериваюсь. И получилось. Тетива лопнула. А тут как раз эти двое передо мной вырисовались. Третий, Айкен, бросился гаденышу помогать. А мне стоять тяжело, не то что ногами махать. Ладно, я еще и боксом занимался. Парни эти, хоть и здоровяки, но дерутся по-дурацки. Размах делают таким, что я успел каждому по плюхе дать. В нос целил, чтобы гарантированно.

Но еще лучник есть, который сейчас скакал в мою сторону. Да и Айкен с гаденышем Эрве совсем скрутили. Ну, с ними проще, два хороших удара и можно ждать лучника, который меч достал. И как мне с ним справиться? А, никак. Порубит он сейчас меня. И увернуться не смогу — с больной ногой-то.

А всадник, не доскакав до меня пару лошадиных скачков, свалился на землю, да еще и неудачно — под копыта своего коня, который совсем озверел. Это Эрве вдарил по коню заклятьем. Потом он сказал, что выбрал в качестве цели коня, а не всадника. Как чувствовал — на лучнике защитный амулет был. Ударил бы по всаднику, амулет отвел бы удар, а вот меня на две половинки раскромсали бы.

Здоровяки уже начали подниматься, но Эрве их быстро приголубил — дал заклятьем, видимо, по полной. Орали парни долго и громко, голова у меня снова заболела. А Айкен с гаденышем притихли, с ужасом взирая на своих старших дружков.

После того, как мы их связали, Эрве сотворил снятие болевого заклятия с парней. Но те все еще выли, дергая руками и ногами. Даже мне как-то не по себе стало. Страшновато. Связали мы и их. Прежде чем покинуть место побоища (лучник-то, кажется, умер под копытами своего коня), я каждого усыпил. Кроме гаденыша, его мы с собой взяли. Кто знает, может быть, еще сигнальная защита по дороге встретится.

Теперь у нас на троих было два коня. Один мой, на другой Эрве вскочил, а гаденыша со связанными руками впереди себя посадил. Почему к Эрве, а не к себе взял? Только мне еще и этого недоставало — с моей-то больной ногой и умением ездить верхом.

Сколько времени мы проехали, я не знал, измучился совсем, опять боль в ноге стала пульсировать. Все мысли были только о привале. Пацаненок, видимо, понял, что я совсем никакой, да и наездник из меня аховый. Дальше все произошло очень быстро. Маленький гаденыш все рассчитал. Руки у него были связаны, а вот зубы нет. Он чуток наклонился и впился зубами в кисть правой руки Эрве. Тот ведь повод держал. Эрве закричал от боли, гаденыш тут же плечом сбросил сидящего сзади него Эрве, подобрал повод и поскакал вперед. Даже со связанными руками повод держать можно.

Вот ведь как все рассчитал! С прокушенной рукой Эрве заклятье не сотворить, а мне со своим мастерством верховой езды мелкого ни в жизнь не догнать. Только одного тот не учел, не знал он, что и я могу магией стукнуть. Сосредоточился, напрягся и влепил отменной оплеухой по беглецу. Полетел тот кувырком в траву. Пока пришел в себя, я уже подъехал.

Парой не очень сильных затрещин подогнал я его к месту, где на траве сидел Эрве, обхватив покусанную руку. Рука прокушена не сильно, заживет. И заклятиям не помешает. Эрве разозлился сильно.

— Ну, сейчас ты у меня получишь. Дам по тебе самым сильным заклятьем, до вечера будешь орать и корчиться! — Эрве баюкал руку.

В глазах пацанчика промелькнул страх, но тут же сменился бесшабашностью.

— Эка, удивил. Бей. Плевать!

Интересно! Эрве на его месте сейчас бы в ногах валялся, потоки слез и соплей выплескивая, а этот, конечно же, боится, но хорошится. Ну да, как партизан на пытке. Хотя удар, который стал плести Эрве, почище некоторых пыток будет. Вот как те двое недавно орали и корчились. Нет, не правильно это. Хоть гаденыш и заслужил наказание, но пытать пацана...

А ведь малец оказался человеком слова. Дал слово молчать — и молчал, своим сигнала не подавая. А то, что на Эрве кинулся, — это тогда, когда четверо нас нашли, что сейчас, сбежать пытаясь, — так здесь все просто. Мы враги, он пленник, а обещания, что не будет этого делать, он не давал.

В последний момент я задержал Эрве, положив ладонь на готовое сорваться с его рук заклятие.

— Постой. Не надо.

— Ты... Да он же... Он же тебя камнем!

— Я помню. Ну-ка дай мне свой ремень.

А что? Это в самый раз. Выпорол я пацаненка от души, но особо не перебарщивал. Тот держался хорошо, вначале молча терпел, потом немного помычал, но орать не стал. Видимо, гордый.