Вынужденный брак /отрывок/

Но желудок, вмешавшись в его планы, властно дал о себе знать, напомнив, что у него тоже есть кой-какие права. Пришлось ехать домой, чтоб хотя бы нормально поесть. Лариса, как обычно, ждала его у накрытого стола. Ее вид ему не понравился — она казалась больной и измученной. Он удивился. Было бы из-за чего так страдать. Ведь, по сути, с Юркой ничего не случилось, скорее наоборот — избавился от навязанной ему обузы, и теперь фанфаронит почем зря.

А может, она просто мается от безделья? Ведь, по сути, делать ей совершенно нечего. В квартире и без того стерильная чистота, как в операционной. Страшно лишнее движение сделать, того и глядишь, что-нибудь да испачкаешь.

Он съел вкусное блюдо со слишком сложным для запоминания названием и сдержанно предложил:

— Может, тебе работать пойти? Чтобы не скучать тут в одиночестве?

На эти простые, вызванные заботой о ней слова, Лариса вскинулась, пронзила его неистовым взглядом и кинулась в ванную. Обескураженный столь нелепой выходкой он успел крикнуть ей вслед:

— Да не работай, если не хочешь! — но она уже заперла дверь, включила воду и рыдала под ее аккомпанемент.

Совершенно выбитый из привычной колеи, Евгений поплелся в кабинет, абсолютно не понимая странного настроения жены. Устроившись за столом, включил компьютер и попытался просмотреть проектную документацию по цеховых зданиям, но в голове упорно вертелась совсем другая, далекая от работы мысль: как он соскучился за прошедший год по Наталье Владимировне.

После развода они ни разу не встречались. Нарушая все свои принципы, он даже несколько раз ездил к ней домой, но ее не заставал. Регулярно наведывался к Саше под предлогом свиданий с внучкой, но и там встретиться с ней не довелось. Он начал тосковать.

Это было смешно, нелепо, с этим он полностью был согласен, но поделать ничего не мог. В его голове даже созрел несколько горячечный план: Лариса уходит от него (вот только как это организовать?), он просит Наталью жить с ним, или, что надежнее, выйти за него замуж. Он понимал, что в связи с этим придется терпеть некоторые бытовые неудобства, вряд ли Наталья умеет готовить так же, как Лариса, но был согласен и на них.

Так ничего и не разобрав в сметной документации, светившейся на экране, выключил компьютер, прокрался в освободившуюся ванную, отмылся от пыли и копоти, доставшиеся ему сегодня полной мерой, и уснул.

Утром поспал немного подольше — всё-таки суббота, имеет право! Напевая, пошел бриться. Настроение было на удивление хорошим, несмотря на предыдущие неприятности. На кухне хлопотала привычно огорченная жена. Он с легким неудовольствием посмотрел на нее.

И чем она постоянно недовольна? Ей-то на что обижаться? Живет на всем готовом, муж — настоящее сокровище! От этой мысли он скептически фыркнул, но опротестовывать сей вывод не стал. Сокровище так сокровище.

Лариса, как всегда ждущая его появления, подала завтрак, села рядом, но есть не стала. Он шутя воскликнул:

— Уж не хочешь ли ты меня отравить, дорогая моя? Остаться богатой вдовой и жить в свое удовольствие?

Она неожиданно вспылила:

— Да надо бы! И так надо мной все смеются!

Он отложил вилку и насторожился:

— Кто и над чем?

Лариса опрометчиво обвинила, уверенная, что муж начнет оправдываться и ее утешать:

— Да тем, что ты почти каждый вечер катаешься к Наталье! Уже весь город знает, что у тебя есть любовница!

Он мгновенно сопоставил цепочку: Петр — Машенька — Лариса. Ну, Петр-то проговорился не со зла, наверняка брякнул просто так, не думая. Ну, а дальше всё понятно. Сразу нашлось объяснение и слезам и недомолвкам. Что ж, вот и чудненький повод уйти из осточертевшего дома. Тяжело встал.

— Вот как. Я и не знал. Но теперь буду знать. В общем так: нам надо пожить отдельно. Я перееду в родительскую квартиру, хватит ей пустовать. А ты поживи здесь, отдохни от меня.

Не ожидавшая столь скорой расправы Лариса осталась обессиленно сидеть за обеденным столом, не в состоянии поднять дрожащие руки и уразуметь, что же она спровоцировала своими неосторожными словами.

Не терявший времени Евгений, покидав в чемодан необходимые вещи, чувствуя одновременно и досаду и облегчение, вывел из гаража свою Волжанку, простоявшую без дела много лет, и поехал на старую квартиру. За рулем не сидел уже несколько лет, поэтому вел машину осторожно, как новичок, каким по сути и являлся.

Оставив ее под окнами родительского дома, поздоровался с бабульками, сидевшими на скамеечке у подъезда и знавшими его еще мальчонкой. Как в далекой молодости шагая через две ступеньки, поднялся наверх, на третий этаж. Трехкомнатная брежневка встретила его молчаливым укором.

Он прошелся по всем комнатам. Пахло одиночеством и запустением. Ему стало стыдно. Давно надо бы сделать ремонт, но после смерти матери здесь ничего менять не хотелось. Но, похоже, придется. Жить с Натальей в ее конурке он не собирался. Со временем, конечно, купит приличную квартиру, а пока им и в этой будет хорошо.

В понедельник, не откладывая дело в долгий ящик, предупредил Машу, что на часик задержится, и позвонил в строительный цех. Исполнительный Максим Федорович пообещал тут же прислать рабочих. Через полчаса они приехали в заводской машине с молодой незнакомой ему мастерицей.

Она была очень даже ничего, и усиленно строила ему глазки, но он, усмехаясь про себя, отдал ей ключи, сказал, какой бы хотел видеть свою квартиру и уехал на работу, решив перекантоваться недельку там.

Пытаясь исполнить свой замысел, несколько раз после работы на своей Волжанке, чтобы избавиться от догляда говорливого Петра, гонял к дому Натальи Владимировны, но ее не заставал. В последний раз приехал аж в десять вечера, но двери ему никто не открыл. Свет в окнах тоже не горел, и он поневоле усомнился, а нет ли у нее другого?

Она женщина привлекательная, всё возможно. Можно было, конечно, попросить Сашу передать матери, чтобы та позвонила ему сама, но не хотелось вмешивать в их дела детей.

Через неделю его квартиру было не узнать. Гордая мастерица водила его по комнатам, демонстрируя обои, новые розетки, новые потолки, полы, покрытые паркетом с изящным рисунком, больше подходящим для залов какого-нибудь провинциального музея, и непрерывно улыбалась, показывая белые ровные зубы.

Под конец экскурсии эта белозубая многообещающая улыбка его уже изрядно раздражала. Учтиво ее поблагодарив и выпроводив наконец из квартиры, принялся налаживать быт: съездил домой, под несчастным взглядом Ларисы забрал остальные вещи. Приехав обратно, аккуратно разложил их по шкафам. Сходил в соседний гастроном, накупил провизии, главным образом полуфабрикатов, засунул в холодильник и начал вести немудреное холостяцкое существование.

Всё бы ничего, но почему-то очень быстро кончались чистые носки, и их приходилось постоянно стирать. Это очень утомляло, и он пожаловался Николаю. Тот, изрядно огорченный, возможно из сочувствия к Ларисе, а может и не только, всё-таки дал ему адрес оптового магазинчика, где Евгений и приобрел зараз пять десятков пар носков.

Сложность была и с рубашками. Если стирку он более-менее освоил, то искусство глажки ему не давалось никак. После очередной безвременно окончившей свои дни на гладильной доске рубашки, пришлось купить несколько штук немнущихся рубах неопределенного серого цвета.

Готовить, естественно, тоже приходилось самому. Но это оказалось самым простым -закупал гору полуфабрикатов и следовал напечатанной на упаковке инструкции. В общем, доказал всему миру, что вполне может обходиться своими силами.

Выполняя некий ритуал, несколько раз в неделю ездил к Наталье. Звонил каждый божий день, даже не надеясь на то, что кто-то возьмет трубку. Вот и в одну из пятниц, едва приехав на работу, набрал привычный номер и уже хотел опустить трубку обратно на рычаг, когда послышался знакомый, немного хрипловатый со сна голос. Он растерялся и с трудом смог выдавить:

— Здравствуйте, Наталья Владимировна! Давненько мы с вами не видались!

Сразу узнавшая его голос женщина нелестно подумала: век бы с вами не видаться! — но довольно приветливо ответила:

— Да, давненько. По-моему, с самого развода.

Он почувствовал себя виноватым, но упрямо продолжил:

— Не встретиться ли нам? Можно пригласить вас в кафе или ресторан?

Наталья Владимировна представила, как будет выглядеть в ресторане среди разряженных и довольных собой посетителей и решительно отказалась:

— Нет, я подобные места не люблю! Да и зачем нам встречаться? Вполне можно поговорить и по телефону.

Евгений Георгиевич укоряюще возразил:

— Ну, не все вопросы можно решить заочно, есть такие, которые решаются лишь глядя глаза в глаза.

Наталья Владимировна недоумевающе протянула:

— И что это за вопросы?

Но он настойчиво повторил:

— Давайте встретимся. На ваших условиях.

Она немного помолчала, раздумывая. Видимо, решив, что лучше уж всё выяснить, прохладно предложила:

— Ладно, приезжайте сегодня после работы ко мне. Буду ждать.

День тянулся до отвращения медленно. Евгений Георгиевич несколько раз порывался всё бросить и мчаться к ней, и сдерживался с огромным трудом. После работы приехал к знакомому дому, оставил машину на углу и стал осторожно подниматься наверх. На площадке третьего этажа, как и несколько лет назад, мирно посапывал бомж по имени Боря.

Евгению почему-то стало интересно, на самом деле его зовут Борис или это просто кличка, данная ему подъездом, ведь надо же к нему как-то обращаться?

Честно говоря, непривычно нервничал. Держа в руках букет цветов, обмахивался им, как дама веером в душном партере. В голову пришла препротивная мысль: а если за прошедший год она встретила нормального мужика и вышла замуж?

Он притормозил и задумался. Но тут же решительно скомандовал себе: тогда он просто поздравит ее с днем рождения. Неважно, что оно у нее осенью. Скажет, что перепутал, и извинится. Надо же, в конце-то концов, всё выяснить, сколько можно жить в таком немыслимом напряжении?

Поднявшись на четвертый этаж, решительно нажал на звонок и заслушался переливчатой трелью, показавшейся ему сладчайшей музыкой. Прищурившись, как сытый кот, умильно вздохнул. Надо же, как он соскучился по этой женщине, по ее насмешливым глазам и нежной линии губ.

Поймав себя на подобных мыслях, смущенно потряс головой. Что-то поздновато ему становиться поэтом, староват уже. Но всё равно сердце билось так, будто он взбежал по лестницам по меньшей мере на шестнадцатый этаж. Наталья долго не открывала на его настойчивые звонки, и он с остановившимся сердцем решил, что ее опять нет дома. Неужели передумала? Пока решал, ждать здесь или ехать домой, дверь открылась.

Наталья стояла перед ним в привычном уже домашнем виде: босая, с распущенными волосами, в коротких, неровно обрезанных джинсах, с книжкой в руках, в которую заглядывала одним глазом. Он молчал. Оторвавшись наконец от книжки, она посмотрела на него обоими глазами и долго вглядывалась, чуть хмурясь.

Евгений тихо сказал:

— Здравствуйте, Наталья Владимировна! Это вам! — и протянул ей букет.

Она молча шагнула в сторону, давая ему пройти. Так же молча вытащила из небольшого шкафчика в прихожей большие домашние тапки и подала ему. Он поморщился, но переобулся. В комнате было светло и очень, не по-городскому, тихо. Казалось, что они в середине огромного леса, может быть, даже тайги.

Впечатление усиливалось плотной стеной зелени, стоявшей за окном. На этот раз в квартире не пахло ничем съестным, и в воздухе витал чуть различимый аромат отцветающих яблонь, залетающий в раскрытые окна. Хозяйка не слишком дружелюбным жестом пригласила гостя присесть.

Тот сел на предложенное ему кресло, отчаянно робея. Это чувство было ему неприятно, и он напомнил себе, что он взрослый мужчина, генеральный директор огромного производственного объединения. А она — просто женщина, которых много. Но эти гордые мысли не помогали, и он почувствовал, что начал потеть от беспокойства и неуверенности в исходе своего очень непростого дела.

Наталья Владимировна поставила букет в красивую хрустальную вазу, села напротив и спокойно ждала, когда же гость освоится настолько, чтобы начать говорить. Она уже знала, зачем он пришел. Разговор с Николаем о неравнодушии к ней Евгения Георгиевича, хоть и состоялся больше года назад, но к подобному визиту ее подготовил.

Она в упор без всякого сочувствия смотрела на влажный лоб визитера и сочувствовала его жене. Разве можно так перешагивать через людей? Но мужчины существа странные, порой настолько бездушные, что она поневоле думала, одной ли они с ними крови. Может быть, как писали в одном не слишком умном журнальчике, они в большинстве своем действительно инопланетяне и им просто недоступны человеческие чувства, такие как сострадание, жалость, умение сопереживать?

Она смотрела на него и не понимала, зачем к ней пришел этот умный в общем-то человек. Она не могла дать ему ни счастья, ни даже удовольствия. В ней когда-то надломилась какая-то очень важная пружинка, которая заставляет людей искать себе подобных. Она давно поняла, что ей гораздо лучше одной, и что единственный человек, который никогда не наскучит — это она сама.

Наталья Владимировна любила только дочь и ко всем остальным относилась с достаточной долей разумного безразличия. При таком раскладе жизнь была довольно сносной. Во всяком случае, как говорится — "если у вас нету тети, то вам ее не потерять". А связываться с мужчинами, такими эгоистичными и такими одинаковыми по своей внутренней сути — боже упаси!

Не знавший о ее мыслях Евгений Георгиевич собирал разбежавшиеся в разные стороны мысли и думал, с чего начать. Решил начать с начала и выпалил:

— Я ушел от Ларисы!

Она нахмурилась и недовольно сказала:

— Так я и знала!

Это в его сценарии предусмотрено не было и он невольно осведомился:

— Откуда?

Она не сочла нужным скрывать:

— От Николая Ивановича.

Евгений подпрыгнул в кресле, вспомнив давнее соперничество, и ревниво пророкотал:

— Он что, часто здесь бывает?

Хозяйка с предупреждением посмотрела на него.

— Да не очень.

Он нервно вскочил, но тут же сел обратно.

— Вот как! Теперь понятно, почему он так на меня смотрит.

Теперь уже заинтересовалась и она.

— Как смотрит?

— Как на личного врага. А ведь мы старинные друзья, почти со школьной скамьи. Нас даже его женитьба не поссорила, хотя он отбил мою девушку и мне полагалось его ненавидеть. Но я всё простил.

Саркастично посмотрев на него, она иронично протянула:

— Какой вы добрый, однако! Я и не знала.

Он грозно прорычал:

— Был добрый, да весь вышел. Этого я ему не прощу!

Она с ощутимой угрозой в голосе спросила:

— Чего не простите?

Он осекся, не зная как вывернуться. Похоже, он уже начал делить шкуру неубитого медведя.

— Я не об этом пришел поговорить.

Наталье не хотелось слушать ни признаний, ни просьб. Зачем всё это? Жизнь была устоявшейся, простой до примитивности, но это-то и было приятно.