Имперский сыщик. Аховмедская святыня

Господь будто услышал невысказанную просьбу полукровки. К утру третьего дня Меркулов встал на ноги и с невероятной твердостью в голосе заявил, что полностью поправился. Мих провел проверку, сбегав все в тот же трактир. И глядя, как Витольд Львович с невероятным аппетитом уплетает горку горячих румяных блинов, заедая пирогом с осетриной, пододвинул тому кувшин с квасом и заключил — здоров.

После завтрака, который Витольд Львович назвал "плотным", Меркулов взялся за газету (это было самое странное, но неукоснительное правило господина: даже в период его слабосилия приходилось покупать "Моршанские ведомости").

— Мальчишка сказал, только напечатали.

— Вижу, — пробежал глазами Меркулов по первым строчкам, и на губах его заскользила мимолетная улыбка.

— Нечто об чем интересном прочитали, господин? — Спросил Мих.

— Вот ведь, двух дней не прошло, а Александр Александрович уже все исполнил. Слушай... "Все ценности были обнаружены на складах, принадлежащих некоему фабриканту Н. Последний объявлен в розыск. В ближайшее время все похищенное будет перемещено в главное хранилище при Моршанском полицмейстерстве и потом уже возвращено в Первый императорский музей".

— Его превосходительство большого ума человек, — согласился Мих, — он и Его высокородие Константин Никифорович.

— А мне, признаться, полицмейстер не нравится. Настораживает он меня.

— Чем же, господин?

— Не могу объяснить, вроде предчувствия.

— Надумываете, Витольд Львович. Я с ним общался мало-мальски, а уж Михайло Бурдюков в людях разбирается.

Меркулов неуверенно пожал плечами, но было видно, остался он явно при своем мнении.

— Ты вот что, Михайло, сбегай к старьевщику, возьми себе одежды самой плохенькой.

— Это еще зачем, господин? Хороший мундир.

— Вот именно что и мундир. Сбегай, говорю. Хорошо, возьми обычную одежду, не слишком плохую, но и недорогую.

— Так у старьевщиков разве есть дорогая? — Нахмурился Мих, но приказание исполнил.

Через четверть часа стоял перед Витольдом Львовичем в портках и залатанной льняной рубахе, с тоской глядя сапоги — для них он даже портянки заготовил.

— Замечательно, я бы сказал изумительно. Эх, жалко клыков у тебя нет, ну ладно.

— Вы хоть скажите, чего делать?

— Дорогой объясню. Теперь вот что, давай в трактир, возьми водку какую-нибудь.

— Какую, господин?

— Я не разбираюсь, да и какая разница.

— Не скажите, их видов она сколько. Есть ангеликовая, анисовая, бадьяновая, вересовая, зорьная, карлуковая, что чистоты особенная, кориандровая, лимонная, померанцовая...

— Да понял, понял, возьми любую, что покрепче и подешевле.

— Значит, хинную, — кивнул Мих. — Дале что?

— Жди меня на улице у трактира.

Сказано — сделано. Сходил орчук туда же, где давеча завтрак для господина брал, взял бутылку хинной, даже передернулся, представив запах оной, и вышел наружу. Ждал долго, пока не подкатил закрытый экипаж купейного типа.

— Михайло, давай внутрь.

Орчук открыл дверцу и оторопел. Поклясться мог, что голос господина слышал, однако внутри никого не было. Посмотрел на кучера, тот ответил не менее недоуменным взглядом, не понимая, чего полукровка на него пялится.

— Извини, — внутри вдруг обнаружился сидящим Витольд Львович, причем на его лице сияла редкая для вечно озабоченного титулярного советника улыбка, — не смог удержаться. Я вот новую способность практикую.

— Это замечательно, — хмуро ответил Мих, влезая внутрь и с трудом закрывая за собой дверцу. Вышло в купе тесновато. — И давно вы это... полностью исчезать стали?

— Да вот только что. Шел мимо стеклянной витрины и подумал, почему бы нет.

Витольд Львович качнулся от резкого толчка, и экипаж сорвался с места.

— А зачем купе взяли? Бричка дешевле.

— Во-первых, никто не должен видеть, что ты въезжаешь в Захожую слободу. По моей легенде, ты вообще в колясках и каретах не ездишь. А если пешком пойдешь, неровен час на орков полнокровных нарвешься. Я слышал, они орчуков православных не очень жалуют. Во-вторых, чтобы меня не видели. Это тоже немаловажно. В-третьих...

— Что за легенда-то?

— Итак, слушай основное, Михайло.

Говорил Витольд Львович много, но все по делу. Как обычно выходило все у него ладно, Мих бы до подобного сроду не додумался, а Меркулов, светлая голова, — воно что, запросто. И ведь самое интересное, опыта у него в полицмейстерском деле никакого, но все же размышляет здраво, точно по полкам в лавке все раскладывает.

— Самое важное, — заметил он, когда они вкатили уже в Захожую слободу. — Не называй эльфийца эльфийцем.

— Да как же этих ушастых пройдох называть еще?

— Эльфариец, эль-фа-ри-ец, — медленно повторил Меркулов. — И еще вот что, откупори бутылку.

Витольд Львович чуть побрызгал горькую на рубаху, потом протянул орчуку. Как не любил Мих хинную, но пришлось сделать несколько глотков. Занюхал успевшей пропотеть рубахой и шумно выдохнул.

— А то пойдешь к эльфийцу с целой бутылкой. Лучше сразу сказать, что из полицейского ведомства. Ну давай, я здесь встану, а ты чуть что, возвращайся.

Витольд Львович постучал, и кучер остановил экипаж. Мих тяжко выбрался и закрыл за собой дверь. Это они удачно сюда свернули. И не проспект вовсе, скорее закоулок, далекий от важных домов. Да и в Захожую въехали ныне с другой стороны, от орков противоположной, дабы не допусти Господь чего.

Вышел Мих на одну из улиц, тут он плохо ориентировался, вроде Лаврушенская, и начал оглядываться. Эльфийцев, точнее эльфарийцев, здесь было в избытке, но надобно было найти подходящего. Этому Витольд Львович тоже научил. Позыркал орчук по сторонам и заметил одного, безобразно толстого, со спутанными волосами, в грязной одежде. Хоть и трезв, но по общим признакам именно сейчас ощущает в себе крайне болезненное состояние. К нему и направился.

— Эльфариец, не знаешь, в какую сторону дом аховмедской делегации, что с человечишками приехали мир заключать?

Сам бы так Мих никогда не сказал. О людском роде орчук никогда пренебрежительно не отзывался. Как бы плохи не были, так он часть их. И пусть говорят об орчьей крови, так и Бурдюковская жила в нем есть. Но это Бог с ним. А вот как заметил Меркулов, сразу бы допустил промашку, назвав длинноухого эльфийцем, за что они уж это прозвище не взлюбили? И теперь, только он нужным приветствием обозначился, длинноухий ноги подобрал, осмотрел его всего, разве что глазами не раздел, уцепился за рубаху оттянутую, где бутылка схоронилась, да ответил.

— Недалече. А зачем же тебе, добрый сын Орды, эти козлоногие?

Про себя Мих усмехнулся — эльфийцы такие: и нашим, и вашим за копейку спляшем, но вместе с тем никого не уважающие. За глаза и его бы назвал зеленокожим болваном.

— Слыхал, работники им требуются моего размера.

С этими словами орчук нарочито медленно вытащил горькую, выбил пробку и сделал глоток. Глаза остроухого надо было видеть. Напоминал он купца, у которого разом решили скупить весь товар в небазарный день. Такая жажда в оном, жуть.

А ведь, кабы не эта злосчастная особенность, то стали эльфарийцы первыми среди прочих и людей. В торговле и законному стяжательству равных им не было, в чем орчук сам убеждался. Но редко кто из длинноухих боролся с пагубной привычкой пьянствовать. Как они только не ополчались на нее. Слышал Мих, что в самой Эльфарии отворотные слова от зеленого зелья придумали, а еще поговаривали, вроде под кожу даже что вшивали, мол, выпьешь и умрешь сразу. Только помогало мало.

Говорили так же, что до того, как эльфийцам проклятущие люди брагу, водку и прочее паршивое пойло открыли, они и внешне были другие. Вроде как рослые, стройные да жили по сотни и больше лет. Конечно, может, и сказки, но Мих подобные рассказы одобрял. Потому что многие беды от попоек происходили.

Были, конечно, и те, кто вовсе дьявольского пойла не употреблял. Такие становились первыми купцами, что в своем государстве, что в других. Только подобных эльфийцев было ох как мало, даже в Славии коробейничавшие любили и в православные праздники, и на шаманские, и на свои попить. В общем, ни одного знатного повода не пропускали. А бывали и такие, что без причины были горазды налакаться. Как этот вот.

— Так скажешь, куда к аховмедцам идти? Или, может, о самих что молвишь?

— Хорошему орку отчего не сказать. Только горло бы промочить.

Бутылка оказалась в цепких руках эльфийца, и тот неторопливыми глотками стал пить хинную, будто настойкой сладкой наслаждался. Миха аж пробрало.

— Хороша, — на четверть "пригубил" бутылку длинноухий. — Аховмедцы, говоришь. Не ходил бы ты туда, сегодня хотя бы.

— Отчего ж?

— Хмельных больно не любят. Палками поколотят или кнутом угостят.

— Да? Вот не знал, — удивленно почесал затылок Мих.

Врал орчук сейчас спокойно. Только дурак полный не слышал, что козлоногие резких запахов на дух не переносят, если только вино горячее, сладкое, так где его в Славии такое найдешь? В другой раз, перед другим прочим, может, и засовестился Мих так врать, но перед ним был эльфиец, к тому же самого дрянного пошиба.

— Смотрю, ты ничего, зря на эльфарийцев наговаривают, — подал бутылку Мих.

Длинноухому только того и надо было, схватил и тут же снова приложился. Уже не такими большими глотками, да и выпил меньше.

— Почему же хороший эльфариец хорошему орку помочь не может. Тем более если это ничего не стоит, — язык длинноухого стал немного заплетаться, а глаза заблестели.

— Да я вот все думал, идти не идти, слышал, не любят их сильно. Одного тут даже недавно зарезали.

— Было дело, — кивнул эльфиец, глядя, как Мих сделал глоток горькой (пить орчуку вовсе не хотелось, но Меркулов наказал себя не выдавать), — вечером шпагой проткнули.

— С чего решил, что шпагой-то?

— Так Элариэль убивца видел, — длинноухий получил бутылку и снова приклеился к ней, — говорит, шел козлоногий. Тут к нему в черном этот метнулся.

— В черном?

— Ага. Весь завернут, хотя погода видал какая. Ростом вроде из наших, только двигается очень уж странно. Вот, значит... — эльфиец удрученно посмотрел на хинную, оставшуюся на донышке, — и глядит Элариэль, на груди козлоногого блестнуло что. Потом уже понял, кончик шпаги наружу вышел. Ну и все... аховмедец завалился, захрипел, а этот, в черном который, юрк — и нету его уже.

— А походка у него не такая, будто подпрыгивает при каждом шаге?

— Я почем знаю? — Эльфиец пожал плечами. Будь он чуть потрезвее, подивился, откуда орчук может знать, как убийца ходит, а теперь лишь отмахнулся. — Я ж не видел. Думается, влезли эти аховмедцы куда не следует...

За те несколько минут, пока они чесали языками длинноухий успел не только почти допить бутылку, но и довести себя до крайне непотребного состояния. Орчуку горькая была поверхностна, все же с его комплекцией упиться такой мерой тяжело, а вот эльфийцу даже с лихвой. Понял Мих, что разговор почти заканчивается.

— А где этот Элариель?

— Так в... Толмачевском и сидит... ик, прошу прощения. У крайнего дома, что на Никольский переулок выходит.

Мих оставил совсем уже осоловелого эльфийца и двинулся в нужном направлении. Захожая Слобода жила своей размеренной жизнью. Ее обитатели, пришлые прочие, большей частью двинулись в город: на заработок, решать деловые вопросы или попросту, как некоторые эльфы, чиграшить. Хотя те называли это не иначе как "заниматься карманной выгрузкой лишнего добра". Опасался орчук, что и Элариель окажется не столь ленив, возьмет да отправится заниматься мелким воровством.

Но повезло, аккурат на углу Толмачевского и Никольского переулков стоял, облокотившись плечом о стену, эльфиец с самым вороватым видом, какое можно было придумать. Других представителей ушлого народа не было, потому Мих направился прямиком к нему.

— Элариель, старый хрыч, еле нашел тебя.

— Может, для вас, орков, мы все на одно лицо, — презрительно ответствовал тот, — но для нормальных народов все же отличаемся. Да и как меня можно перепутать с Элариелем, у него нос свернут, от вашего кочевого брата, кстати, глаз правый на половину всегда прикрыт.

— Да, обознался, — понял Мих, что перед ним явно не свидетель преступления. — А Элариель куда запропастился?

— В город ушел. Вечером будет или к ночи ближе.

Орчук удрученно покивал головой и, не прощаясь, поплелся обратно. Добрался до стоящего в отдалении купе, покрутил головой — никто ли за ним не наблюдает — открыл дверь и забрался внутрь. Витольд Львович терпеливо пододвинулся, хотя занимал не так много места, и Мих уселся. Сразу и без обиняков принялся рассказывать все, что удалось выведать.

Само собой, даром повествования, какой у господина был, орчук не обладал. Постоянно сбивался, запинался, подыскивая нужное слово, и вспотел с ног до головы, пока все поведал. После уже добавил, как столкнулся с закутанным в черное человеком (хотя человеком ли?) подле полицмейстерства.

— Интересно, — тихо стал рассуждать Витольд Львович, — стало быть, одно из двух: либо этот Инкогнито следил за нами до самого казенного учреждения, либо прибыл туда по своему делу. Тут тоже много странностей.

— Каких?

— Если он следил за нами, а такое возможно, интересовался расследованием, то зачем путался под ногами?

— Наушничал или стащить чего хотел.

— Не отвергаю эту версию, но мне она кажется уж слишком надуманной.

— Так почто ему в полицмейстерство наведываться?

— А вот это очень хороший и интересный вопрос. Помнишь, о чем сказал великий князь?

— Он о многом говорил, — уклонился Мих.

— Обмолвился Его Высочество, что Александр Александрович немолод уже, и всякая гниль подле него могла прорасти. И это он явно не случайно сказал, не выдумал.

— Думаете, убивец к сообщнику наведался, а тот из...

— Пока подозреваемый, — поправил его Витольд Львович. — Гоблинарцы, охочие до всяких выдумок, создали особый закон, по которому, если вина человека или прочего существа не доказана, то он считается невиновным.

— Скажут — хоть стой, хоть падай. У нас в Славии половину таких аспидников тогда в колодки не посадишь.

— Ладно, оставим пока эту тему. Теперь к личности Инкогнито. Что ты можешь о нем сказать?

— Ну такой, — показал орчук на себе, — может чуть выше эльфийца. Походка у него странная, будто как козел скачет. Ну и, как говорилось, весь в черное обернут. О, еще тросточка у него была, такая худенькая, точно игрушечная.

— Трость? — заинтересовался Меркулов. — А ножны шпажные не заметил?

— Нет.

— Интересно, — затеребил подбородок титулярный советник.

Заметил за господином орчук привычку забавную — чуть задумается, так пальцам волю дает, а они, забавники, бегать начинают или перебирать, что под руку попадется.

— Мне интересно только, в чем заключается его особенность? Почему он так быстро исчезает и появляется? Магия?

— Не дай Бог, господин. Вот уж чего не хватало.

— С другой стороны, слышал я, что у тех же гоблинарцев есть особый вид войск, вроде наших филеров. Только там асы из асов. Могут не есть по несколько дней, появляться и исчезать в любое время, убивать одним движением.