Красный цветок #1

Пройдя через двор, я ступила в ледяное пространство дома.

Зал, лишившийся толпы бандитов, дешевых проституток и третьесортной выпивки алчно наблюдал за моим вторжением глазами-бутылками.

Миновав лестницу, узкий коридор второго этажа, сундук, на котором провела печальное детство, я остановилась на пороге в комнату мамы.

Тело убитого мужчины никто не удосужился убрать. Оно так и продолжало разлагаться на постели, успев превратиться в бесформенную, влажно-липкую груду. Несмотря на мороз, в воздухе держался смрадный туман разложения.

Я зря пришла. Прощаться не с чем. Прошлое умерло и значило не больше истлевающего на кровати трупа.

* * *

Мы все являемся продолжением чьей-то истории. Счастлив тот, у кого предыстория хорошая. Мне, увы, не посчастливилось.

Анаэйро, дочь кузнеца Риво, приехала в Бэртон-Рив из захолустной деревушки с юга Эдонии, из Белых Рос. Самая красивая, самая строптивая, самая сладкоголосая девчонка во всей деревни — её песня оборвалась встречей со смазливым рыжим колдуном.

Чаровиков простонародье ненавидит люто и по сей день. Дед, узнав о выборе любимой дочурки, наотрез отказался благословить её брак. Мне сдается, умным он был человеком, этот неведомый мне дед.

Мама, наверное, воображала, что попадет в сказку? Рыцарь сделает из неё фею и будет ей чудо-швабра и три коробочки счастья в придачу. Только сказка, как полагается, свадьбой и закончилась. Жилье у молодых не заладилось. Авантюристу-магу быстро приелась оседлая мирская жизнь, прискучило простодушное, горячее обожание молодой жены. Да ещё докучала непреходящая нужда.

Словом, свалил папаша, едва мама забеременела. Как в Бездну канул. Осталась Анаэйро, красавица-девица, дочь деревенского кузнеца, одна-одинешенька. Беременная, да в чужом краю.

Как-то мигом всеми позабылось, что приходился ей маг законным супругом. Ко мне намертво приклеилось клеймо незаконнорожденной, а мать величали не иначе, как маговской подстилкой.

Справедливости ради стоит заметить, что высотой нравов и щепетильной разборчивостью родительница не отличалась. Мужиками не брезговала. Меняла их как перчатки.

Так и жили мы в кварталах, населенных всяким сбродом пока все не закончилось ещё хуже, чем началось.

* * *

Звук шагов заставил поднять голову. В дверном проёме темнела фигура.

— Какая жалкая картина, — констатировал Миарон.

С неторопливой ленцой подойдя ко мне, он опустился рядом на колено.

Я ждала удара, но чудовище не торопилось карать.

— Расскажешь, кто приказал тебе устроить этот кровавый спектакль? — тихим голосом поинтересовался он.

Ответа от меня не дождался.

Когда Миарон заговорил снова, голос его зазвучал резче:

— Ты хоть понимаешь, что натворила?

Я продолжала хранить молчание.

Ладонь Миарона дотронулся до моей щеки, словно привлекая внимание. Голос его был таким же мягким, как и прикосновение:

— Зачем ты это сделала, девочка?

Когда я, наконец, ответила, мой голос звучал тихо, но твёрдо:

— Хочу тебя уничтожить.

Похоже оборотень искренне удивился моему ответу:

— Зачем?

— Я тебя ненавижу! — страстно ответила я.

— Даже как?

Его пальцы в задумчивости играли моими локонами:

— Ненавидишь?

Прищурившись, Чёрный Кот пристально разглядывал меня, словно видел впервые. Под его взглядом я чувствовала себя виноватой предательницей.

— И что прикажешь мне с тобой делать, а? — сокрушённо вздохнул он. — Как в твою голову только мысль пришла уничтожить элитный бордель? Так подставиться? Пора бы уж тебе выучить простой урок: делать можно только то, что я скажу. Ни меньше. Ни больше. Ясно?

— А если не выучу?

Мой голос был по-прежнему тих, но в нём зазвучал неприкрытый вызов.

— Если не ясно, что тогда?

Зрачки в глазах, в которые я глядела, вытянулись в подобие острых лезвий. Но голос Миарона звучал по-прежнему непринуждённо:

— Тогда я тебя сломаю, мой аленький цветочек. Мне этого хотелось бы меньше всего. Не заставляй меня так поступать.

— А если?..

— Не 'если'!

Угроза в его голосе стала физический ощутимой.

— Воображаешь, будто сможешь мне противостоять?! С кем ты решила играть, дурёха? Сколько тебе лет?

Я с трудом подавила желанию хлюпнуть носом.

— Сколько? — настаивал Миарон на ответе.

— Четырнадцать.

— А мне — триста пятьдесят четыре. Это ровно в двадцать пять с половиной раз больше. Ты ещё даже не подумала, а я знаю, о чём будет твоя мысль, не говоря уже о твоих действиях. И сейчас в твоих интересах притвориться покорной, а не лезть на рожон.

— Не хочу я притворяться. И не буду! Ты, как полянка-обманка на болоте. Мерещится, вот наступишь — и будет твёрдо, надёжно, безопасно. А на самом деле проваливаешься, летишь вниз и зацепиться не за что! Мираж, Миарон, вот что ты такое. Трескучая пустота! Всё в тебе — сплошной обман! А я так хотела верить...

Обессиленная выплеском эмоций я сникла на полуслове, сдувшись будто проколотый иголкой шарик.

Я уже сожалела об этой вспышке. Жаль, иногда слова и слёзы льются помимо нашей воли.

— Пустота, говоришь? — растягивая слова, повторил Миарон.

Его смешок царапнул тишину.

— Трескучая?.. Как меня только не называли за мою грешную жизнь, но, чтобы — пустотой? Забавная ты, маленькая ведьма.

Вот значит, как? Что ж, тебе виднее. С твоим-то жизненным опытом.

Но придёт время и глядя на меня тебе будет не до смеха, Чёрный Кот. Клянусь.

Голос Миарона наконец-то зазвучал серьёзно, даже жестко:

— Ты понимаешь, куколка, что играешь со смертью, выкидывая такие коленца, как сегодня? Будь осторожней, радость моя. Будь очень осторожна.

* * *

Бодрящий морозец веселил. Мостовая скатертью ложилась под ноги, вызывая острое желание бежать, стуча каблучками.

Легко, без неприятных накладок, мы проникли в дом заказанного клиента. План был выверен до мелочей. Бояться нечего.

Магические светильники озаряли коридор голубым сумеречным светом. Пока мы крались в западное крыло дома, обоняние дразнил аромат сдобы (при такой-то моей любви к булочкам я когда-нибудь непременно стану толстой и красивой).

С вершины лестницы круглый бассейн, в котором возлежал импозантный мужчина преклонных лет, просматривался как на ладони. Наш смертник с видимым наслаждением принимал ванну. Небрежно удерживая в пальцах хрупкую ножку бокала, потягивал красное вино и полагал себя в безопасности.

Мне снова сделалось грустно. Но не выполнить приказ Миарона я не могла.

Кому захочется, чтобы с него прилюдно живьём содрали кожу, как это недавно случилось с одним из наших товарищей по несчастью, проколовшемуся на задании?

Устремив взгляд в сине-зелёную воду, я приказала ей нагреваться.

Сиреневый пар загустел. Рука жертвы соскользнула с края ванной. Хрусталь, жалобно застонал, разбившись.

Сердце мужчины остановилось прежде, чем в кипятке сварилось его тело.

На душе было поганей некуда.

* * *

— Замерзла? — беспокоился Дэйрэк.

Я дорого платила за тот легкомысленный флирт, что позволила себе в сожженном борделе. При каждом удобном случае напарник проявлял ненужную мне заботу.

— Есть хочешь?

Мы проходили мимо вывески над деревянным сараем, непонятно на каком основании означенным как 'Ресторан'.

— Может, зайдем?

Заказав запечённую в сыре с яйцами ветчину, горячий грог для Дэйрека и горячий шоколад — для меня, мы уютно расположились у очага, в уголке, который сочли укромным. Хозяин поначалу глядел на нас волком, но золотой, перекочевавший из рук Дэйрека в его заскорузлую ладонь заметно улучшил характер трактирщика.

В тепле щеки Дэйрека раскраснелись, он выглядел милым. Сладкий шоколад привёл меня в хорошее настроение. Вдруг пришла в голову шальная мысль, что напарник — это хорошо и полезно не только на задании.

— Дэйрек, скажи, тебе никогда не приходила в голову мысль сбежать отсюда?

— Сбежать?.. — ошарашенно повторил он.

Потом в задумчивости сощурил глаза:

— Зачем? А главное — куда? Думаешь, кто-нибудь где-нибудь будет ждать нас с распростёртыми объятиями?

— Хуже, чем здесь ведь всё равно не будет.

— А чем тебе плохо? Живёшь, как принцесса.

— Принцесса? — возмутилась я.

Хотя, кто его знает? Может быть, у них жизнь тоже не сахар?

— Это невозможно, — решительно заявил Дэйрек.

Для убедительности даже головой помотал.

Но меня это не убедило.

— Что невозможного? Просто однажды взять и не вернуться к нему. Всё! Или тебе так нравится, когда он тебя имеет, как щенка, на половичке, даже не удосужившись в кровать пустить?

Я уже пожалела, что завязала этот разговор. Но теперь, раз уж завязала, необходимо было заставить Дэйрека сделать, как я хочу. Иначе он сдаст меня своего любовнику и нашему общему патрону.

— Послушай, Дэйрек, — взяла я его за руку. — Мы все для него лишь смертники, он даже не скрывает этого. Но если уж умирать, так лучше в попытке обрести свободу. Я не хочу брести к смерти, словно овца на бойню. Ты спрашиваешь: куда нам идти? Да куда угодно! Мир велик. В нём дорог сотни тысяч. Пойдём, прошу!

— Не хочу.

Я отняла руку:

— Может быть, ты любишь его?

— Не люблю.

— А меня — любишь? Я нравлюсь тебе?

В глазах Дэйрека светилось сомнение в том, правильно ли он меня понимает? И я пошла ва-банк:

— Пойдем? Я дам тебе всё что ты захочешь: буду другом, любовницей, сестрой. Пожалуйста, Дэйрек, давай попробуем?

Дверь в таверну распахнулась. При виде тех, кто вошёл, Дэйрэк, рассерженно зашипев, нырнул лицом в чашку. Разговор, к моей великой досаде, пришлось прервать.

Я уже встречала этих мужчин, толстого коротышку с большими залысинами на лбу и его красавчика-босса. В последнем сразу был виден маг с примесью крови дивных народов. Люди такими красивыми, как этот блондин, не бывают.

— Накинь капюшон, — посоветовал мне Дэйрек. — И перестань на него таращиться.

— В моём случае таращиться на него вполне уместно, — парировала я. — Кто же не полюбуется на подобное чудо? Давай, брат, допивай свой грог и пошли.

Мужчины расположились через три столика от нас. Хозяин поспешно юркнул к ним, угодливо изгибая спину.

— Чего изволите, маэстро Чеаррэ?

— Принеси-ка выпить.

— Тэи, — фамильярно обратился коротышка к красавчику. — Не думаешь, что у нас столько же шансов поймать тут след, как крестьянину в чистом поле ухватить Жар-Птицу за хвост?

— Тихо, мой друг, тихо.

Голос вызывал в воображении ощущения кристальной родниковой воды, от которой зубы ломит и перехватывает дыхание.

— След я уже ухватил. И он вёл именно сюда.

Я напряглась.

Взглянув на Дэйрека, поняла, что он разделяет мои опасения.

Глаза Дознавателя, синие, холодные, заскользили по залу, что-то выискивая.

— Пора сматываться, — едва слышно процедил сквозь зубы Дэйрек.

Я читала, что Стальная Крыса Чеаррэ был сильнейшим ментальным магом. Он ощущал нас, но не мог вычленить, выхватить из общей толпы. Подняться сейчас было самоубийственно. Нас и без того невыгодно выделяли рост и возраст, а меня — ещё и пол.

У меня сложилось впечатление, будто мои мозги взвешиваются и прослушиваются, и хорошо ещё, что эту операции Чеаррэ проделывал разом со всеми в зале. Только это-то и спасло.

Стараясь 'не фонить', я прилагала все усилия к тому, чтобы думать о семье, которой у меня не было: папаше-пропойце, замученной непосильным трудом матери, о младшей сестренке, старшем братишке и старом псе.

Я так старательно держала картинку, что не заметить её ненатуральность мог разве что идиот.

Теи идиотом не был. Его взгляд задержался на мне.

Лучше бы я вообще ни о чём не думала!

— У этого ребенка странное лицо, — будто в трансе сорвалось с губ Стальной Крысы.

— Какого ребенка?

Его напарник обернулся.

-А, ну да. Красивая девочка. Как думаешь, выпивку нам когда-нибудь принесут?

Положив монеты на стол, мы направились к дверям. Я кожей ощущала упирающийся мне в спину взгляд мага.

— Двуликие! — выдохнул Дэйрек как только между нами и злосчастным рестораном пролегло два-три квартала. — Мы влипли! Стальная Крыса лучшая ищейка во всей Эдонии. Угораздило же нарваться прямо на него! Что теперь будет?

Мне тоже было страшно, но вслух я сказала:

— Пока Стальная Красы неплохо выпивает и закусывает в третьесортной забегаловке и всё.

— Пьет и закусывает?! Пьет и закусывает, говоришь?! Да он теперь злой, как черт, от такого закусывания! Небось их светлость привыкла к самым изысканным яствам.

— Тебя, при любом раскладе, убьет не Стальная Крыса. И, кстати, все случившиеся отличный повод подумать о моем предложении. Нам нужно бежать Дэйрек. Поверь мне, нужно.

* * *

— Читаешь?

Рука, дрогнув, выронила книгу.

— Не слишком ли позднее время для чтения, куколка? Тут, в библиотеке, такое скудное освещение. Легко испортить глаза.

Миарон приблизился:

— Я искал тебя.

— Зачем?

— Хотел поинтересоваться твоим мнением. Ты, случайно не знаешь, зачем Дэйреку понадобились деньги?

Повисла пауза. Я с напряжением прислушивалась к тиканью ходиков на стене, упрямо надеясь, что буря минует.

Не миновала.

Миарон продолжал ждать моего ответа. Пауза затягивалась.

— Не знаю, -слова давались с трудом.

Я не любитель лгать. Особенно когда уверена в том, что моя ложь изобличена.

— Не знаешь, да? Какая жалость! Тогда, может быть, попробуешь догадаться, моя хорошая, зачем ему потребовалось расписание портовых переходов? Тоже не знаешь? Ну и уж, конечно, ты понятия не имеешь о том, зачем ему понадобилось продавать мои подарки?

Я не обманывалась ласковым звучанием его голоса. Это было, как пить яд мелкими глотками, и думать: в какой момент начнёт действовать?

— Я задал вопрос.

— Я не знаю!

— Не знаешь? — протянул он. — А я знаю. Полагаю, вы теперь с Дэйреком одна команда.

Голос Миарона был сплошная патока, но, как штиль предвещает бурю, так и эта мягкость была игрой кошки с мышкой перед решающим ударом.

— Команда, играющая против меня.

Я не могла заставить себя посмотреть Чёрному Коту в лицо. Поэтому сосредоточила все свое внимание на кружевном жабо на его рубашке.

— Одиффэ?

Я вздрогнула. Миарон никогда не называл меня по имени. Всё 'Красный цветок да Красный цветок'.

— Я предупреждал

Рука Миарона сомкнулась на моей шее.

— Говорил, что ты пожалеешь, если будешь проявлять непокорность. Но ты не слушала. Дисциплина в нашем ремесле — всё. И я никому не позволю устраивать саботаж. Даже тебе.

— В чём конкретно ты меня обвиняешь? -с вызовом глянула я.

Миарон нехорошо ухмыльнулся:

— Зачем ты всё это затеяла? Станешь утверждать, что любишь Дэйрека? Он так нужен тебе?

— Не люблю, но он мне дорог. Достаточно дорог для того, чтобы бороться с тобой за его душу. Ты считаешь его подвластной тебе игрушкой -игрушкой, живущей для твоего удовольствия. Удивлён, что у него оказались иные желания, учитель?

— Что ты знаешь о желаниях, девочка?