Книга Первая

— Палей!

С третьего раза его услышали. В канаву спустились два бородача.

— Ты глянь-ка, Валуй, — сказал один из них, — ентот живой!

Тот, которого назвали Валуем, приблизился, недоверчиво оглядел Вадима.

— Две стрелы, — хмыкнул Валуй, — надо же...

Он присел рядом.

— Живой, што ли? — спросил бородач, явно не веря своим глазам.

— Угу, — нашел в себе силы ответить Вадим.

Валуй осторожно дотронулся до торчащей из груди раненого стрелы. Вадим сжал зубы, прикусив язык, но не проронил ни звука.

— Совсем не глубоко, — прокомментировал первый из воинов, — уткнулась во что-то, погляди, Валуй.

Новгородец, одной рукой придерживая стрелу, второй отогнул рубаху на Вадиме.

— И прям уткнулась...

Валуй уперся в грудь раненому, и резко выдернул стрелу — на месте раны проступило темное пятно, но крови было совсем не много.

— Что там, Валуй? — в нетерпении спросил воин.

— Эва! — ответил бородач, отогнув рубаху Вадима еще больше и извлекая пробитый нагрудный крест.

— Положь, — прохрипел Вадим.

— Чудной у тебя оберег, но живот* тебе спас — не сомневайся! (*Живот — жизнь)

— Полож, — повторил Вадим, — отцовый оберег.

Оба новгородца переглянулись и закивали головами, — мол, понятно, раз отцовый, то что надо оберег, мол, всем оберегам — оберег!

Валуй спрятал обратно под рубаху продырявленный серебряный крестик, и воины, больше не задавая лишних вопросов, осторожно подняли Вадима на руки. Его перенесли через дорогу и уложили на траву.

— Лежи покуда, — сказал один из спасителей, и они ушли.

Вадим думал о Сигурде — жив или нет? Он осмотрел свое раненое плечо — стрела, пробив мясо и кость, прошла навылет. Наконечник торчал с обратной стороны, а оперенье обломилось, оставив небольшой осколок древка. Рядом с ним на травку стали сносить и укладывать других раненных. Он вглядывался в одежду принесенных, но Сигурда не было. Вадим посмотрел на реку. Уткнувшись в противоположный берег, догорала одна из ладей викингов. "Другие, вероятно, ушли", — подумал Вадим. Через реку, на плотах к их берегу спешили новгородцы. На переднем плоту он заметил князя с десятком его личных телохранителей. Боривой был мрачен, судя по всему, нападение застало его врасплох — потери оказались велики. Вступив на берег, князь стал обходить поле брани.

Подошедший Палей заслонил обзор.

— Жив? — спросил он.

— Вроде да, — ответил Вадим.

Десятник осмотрел плечо.

— Жить будешь, ерунда, щас достанем.

Он подозвал кого-то из воев. Подошедшим оказался один из тех бородачей, что достал Вадима из канавы.

— Держи его! — приказал Палей, а сам стал прилаживаться к стреле. Он ножом, аккуратно надрезал древко около наконечника и обломил его. Затем резко дернул оставшееся древко из руки вверх — пошла кровь.

— Валуй, перевяжи его, — попросил десятник бородача. — А ты, паря, молодец, двоих свалил — я видел, ужо расскажу про тебя ипату — отметит, он дюже воецов* (*Боевых) любит!

"Двоих?! — мелькнуло в голове. — Ну да, двоих! А тех троих он и не видел".

Вадим ухмыльнулся про себя, но он еще и сам до конца не верил в свое воинское везение, или, быть может, это счастье в первом же бою завалить пятерых?!

— Палей, — позвал Вадим, — варяга моего не видал?

Десятник собиравшийся было уйти, обернулся и отрезал:

— Нет!

Валуй намазал рану какой-то вонючей мазью и стал перевязывать плечо.

— Много наших-то полегло? — спросил Вадим.

— Да почитай все, кто был на этом берегу, — ответил бородач, — вершники* (*Конники) дали плеча* (*Убежали), а мы с Палеем в лес отошли.

— И что же было дальше?

— Они за нами в лес не пошли, вершники опамятовали* (*Спохватились) и пытались вдарить еще раз, но не вышло...

Валуй затянул узел так крепко, что Вадим сжал зубы.

— А потом рог протрубил и они стали к ладьям отходить, — не обращая внимания на гримасы раненного продолжал бородач, — по дороге почти всех своих собрали — и айда по реке вниз.

— Так и ушли? — не поверил Вадим, скосив взгляд в сторону противоположного берега, где догорал один из драккаров.

— Неее, — протянул Валуй, — наши подпалили одну ладью, и всех, кто там был, перебили. Готово! — закончив перевязку, он осмотрел нос Вадима.

— Ничего, щас поправлю, — сказал бородач.

Вадим не успел вскрикнуть от боли, но слезы сами брызнули из глаз, когда бородач, двумя руками устроил скосившийся нос раненого на место.

— Ну вот, теперь хорошо, скоро заживет, — невозмутимо изрек Валуй.

Он отошел и стал осматривать другого раненного, что лежал рядом с Вадимом и ругался — у парня была сломана правая рука и почти срезано ухо, которое кровоточило и свисало на щеку.

— Знатно повоевали, — вздохнул Вадим, гадая, куда же мог подеваться Андрей.

* * *

Лагерь устроили за поворотом дороги, в пятистах метрах от переправы, на небольшой поляне. Новгородцы поставили шалаши из жердей и веток, которые напоминали Вадиму невысокие индейские вигвамы. В шалашах разместили раненных, их набралось десятка три. Остальные воины устроились прямо у костров — варили кашу. Валуй оказался хорошо сведущ в лечении — плечо ролевика почти не болело. Поздно, когда лагерь уже засыпал, Валуй принес раненым каши и воды. Обождав, пока те, кто мог, поели, принялся менять повязки.

— А куда нас теперь, Валуй? — спросил Вадим.

— Дык, завтра придут телеги от чудинов, заберут вас.

— В Каргийоки?

— А куда еще, туда и повезут. Князь ужо распорядился, — ответил бородач, — ну, почивайте покуда.

Валуй ушел. Вадим остался лежать в шалаше еще с двумя ранеными новгородцами, с молодым и старым — он так их для себя определил. Старый почти сразу же уснул, а молодой ворочался и охал — у него была повреждена нога, и он никак не мог устроить ее поудобнее. Вадиму не спалось, и он выполз наружу под звездное небо. Невдалеке догорал костер. Взошла полная луна, осветив лагерь. Ему подумалось об убитом Сигурде. "Мы прожили всего двое суток в прошлом, и один из нас уже убит, а я едва уцелел!" — размышлял Вадим, глядя на ворочавшихся у костра воинов. "Вот интересно, а долго ли протянем мы с Павлом?". Верить в смерть товарища не хотелось. Еще вчера они были вместе, ели, пили, разговаривали, немного ссорились, и вот теперь его нет. Чертовски хотелось курить, и в голове отчего-то закрутилась песня Высоцкого:

— Друг, оставь покурить! — а в ответ — тишина:

Он вчера не вернулся из боя...

Потом мысли съехали в сторону, и Вадим вспомнил глаза убитых им викингов. Он где-то слышал раньше, что нельзя смотреть в глаза — потом всю жизнь будут преследовать лица убитых и мучить кошмары. Он прислонился к жерди, что служила каркасом шалашу, и сам не заметил, как уснул. Но зато он тут же увидел сон, в котором реконструкторы на фестивале бились стенка на стенку, ломая друг другу шлемы, пальцы, шеи. Вадим хотел крикнуть им — "Зачем?" Но не смог, его словно кто-то держал за горло...

"Кровавые мальчики" ему так и не приснились.

* * *

На следующий день он проснулся поздно — его ни кто не тревожил, не будил. Протерев глаза и оглядевшись, Вадим понял, что в шалаше только он и старый. Он выполз наружу, встал, размялся. Вправленный бородачом-Валуем нос, не болел. Рядом сидел молодой. Лагерь был почти пуст — остались только раненные и еще два десятка конников у дороги, казалось, они кого-то ждут.

— А где все? — спросил Вадим парня с раненной ногой.

— Ушли; еще на заре, — ответил тот, повернув голову.

Из-за соседнего шалаша вышел Валуй, неся два котелка, наполненных водой.

— А вот и наша мамка пришла, молочка принесла, — обрадовано пошутил парень.

Из соседних шалашей раздался сдержанный смех. Валуй поставил котелки рядом с Вадимом, подошел к молодому бойцу и вкатил ему увесистую оплеуху.

— Мамка, поди, такого олуха давно уже ждать перестала!

Смех раздался громче.

— На кой он ей, такой квёлый?! — услышал Вадим из соседнего шалаша.

— Идите, хлебайте, соколики! — громко скомандовал Валуй.

Раненные, кто мог ходить, вылезли из шалашей и потянулись к котелкам с водой.

— А тебя поутру сам князь спрашивал, — тихо произнес бородач, — приходил с ипатом. Но я им доложил, что ты спишь.

— Больше ничего не сказали? — поинтересовался Вадим.

— Ну-у, — протянул Валуй, — спросили про твою рану, но я их успокоил, сказал, что все у тебя хорошо. До свадьбы заживет.

— Спасибо, — поблагодарил Вадим.

— Щас подводы придут и поедем.

— И ты?

— И я. Князь наказал при вас оставаться, — он обвел рукой раненых, — приглядывать.

Как и обещал Валуй, вскоре пришли подводы в сопровождении трех десятков вооруженных вепсов. Встретив их, новгородские конники ускакали по дороге догонять ушедшую дружину.

Погрузились не все — нескольких умерших ночью раненных пришлось закопать тут же на поляне, в том числе и старого, с которым ночевал Вадим. Мысль о том, что он всю ночь провел с мертвяком, Вадим отогнал за ненужностью. Один день, один бой, зеленые мухи в лужицах крови, сердце сжалось, но лишь на миг. Внутри что-то затвердело, или это такая адаптация к истории?

Тронулись. Подъезжая к реке, Вадим оглядывался по сторонам, не лежит ли где Сигурд. Может, забыли, не нашли? Но нет. Все трупы были еще вчера собраны и приданы земле. Заметив, что он крутит головой, бородач указал в сторону леса.

— Вон там всех и схоронили.

Посмотрев в указанном направлении, Вадим заприметил свежий холмик и водруженный по центру камень — братскую могилу. Вадиму захотелось перекреститься, но он сдержался — еще не поймут, или поймут, но так, как у язычников принято — потом не объяснишь. "Упокой, Господи, душу раба твоего Андрея", — едва шевеля губами, пробормотал Вадим и тяжело вздохнул, — "Поиграли, мать ети, в реконструкцию!"

Обоз с ранеными переправился на плотах и вышел на лесную дорогу. Однако Вадим помнил, что им удалось не так далеко уйти от Каргийоки. По дороге юного бойца одолевали странные философские мысли, что за ним раньше наблюдалось не часто. Думалось об Андрее, о его гибели, о жизни, смерти и почему-то о листве, которая нашептывала что-то у дороги под легкими дуновениями ветерка. Вспомнились слышанные некогда, наверное, еще в институте стихи:

Умрет листва, умрут цветы,

И одинокий лист увидит голые просторы,

И будет радостно — всем нам!

Ему, тебе и мне...

Вот только мысли о судьбе,

Все точно так же, как и прежде.

О жизни, смерти, о листве...

Вот бы еще знать к чему бы все это...

* * *

Через три часа или что-то около того их уже встречали в Каргийоки. Вадим увидел Конди и одетого в историческое Павла, а также приметил, что другу весьма шел этот вепсский наряд. Паша тоже заметил друга и кинулся к нему.

— Сильно задело? — с тревогой спросил он, указывая на перевязанные плечо и руку.

— Не очень.

— А что с носом?

— Сломали немного, но тут есть один бородатый лекарь — вмиг вставил на место, — попытавшись улыбнуться, ответил Вадим.

— Будешь жить у меня, — утвердил Павел.

Вадима поселили в большом доме, который он про себя назвал "главным" в поселении вепсов, собственно, так же его называл и Павел. В этом доме жил Конди — глава рода вместе с семьей, членом которой накануне, стал Павел. Он рассказал другу о том, что вчера ночью Конди на общем собрании рода назвал его сыном.

Вадиму отвели просторную комнату с удобной кроватью, там не было ничего лишнего — стол, две скамейки и два небольших оконца, затянутых бычьим пузырем, сквозь который едва проходил дневной свет. С дороги его тут же перевязали, намазав раненную руку душистой травяной мазью, и заставили выпить какую-то горькую настойку. После этой процедуры Павел повел Вадима в большой зал, туда, где недавно они впервые встретились с Боривоем. За столом, уже поджидая их, сидел Конди. Из кулинарных изысков Вадиму пришлись по вкусу "калитки" с начинкой из ячменной каши. Конди показал им, как следует правильно заворачивать в них куски вареного мяса — оказалось на удивление вкусно. Медовуху Вадим пробовал и раньше — постоянно варили на фестивалях и играх — но такую, как подали тут, он раньше никогда не пил. Душистая, слегка терпкая медовуха бодрила, почти не пьяня. Только после того, как раненый гость насытился, Конди позволил себе задать несколько вопросов. Вадим осушил сладкий напиток до последней капли и начал свой рассказ. Про их короткий поход, про переправу, про нападение викингов и про то, как прогиб Сигурд. Павел, услышав о смерти реконструктора, наотрез отказался верить в такой факт и только после того, как Вадим сказал, что лично видел убитого Андрея, загрустил и притих. Вепс, облокотившись спиной на высокую спинку стула, впал в задумчивость. Друзья прекрасно понимали, о чем задумался глава рода — викинги могли явиться и сюда, в Каргийоки. В любой момент можно было ожидать нападения, вот-вот, со дня на день.

— Будем созывать соседей, — решительно, по-словенски произнес Конди, — и готовиться к обороне, надеюсь, у нас есть в запасе еще несколько дней.

Он встал и подошел к Вадиму.

— Хорошо бы тебе успеть подлечиться, — сказал вепс, положив руку на его плечо.

Глава рода попрощался с друзьями и вышел.

Павел проводил друга в его комнату, где кто-то уже заботливо зажег жировой светильник, пожелал спокойной ночи и вышел. Вадим лежал на постели с открытыми глазами — ему не спалось. Светильник тихонько потрескивал, становилось душно. Как назло заныло раненое плечо.

— Видно, дождь будет, — вслух произнес Вадим.

За окнами, где-то далеко, громыхнуло. Ему показалось, что это с ним когда-то уже было, когда-то давно, в другой жизни. С усиливающимся чувством дежавю, он уснул.

* * *

Три дня за Вадимом ухаживали две пожилые женщины, ухаживали, как за лучшим другом сына главы рода. Его хорошо кормили, часто меняли повязки и постоянно смазывали нос, плечо и руку разными составами. Часто заходили Валуй и Павел проверить, как идет выздоровление, но долго не засиживались. Вадим знал, что в Каргийоки идут активные приготовления для отражения возможного нападения викингов. Однако, иногда выходя во двор, чтобы размяться, Вадим не наблюдал особой суеты. Лишь изредка по улицам поселения проходили вепсские воины, переносящие куда-то охапками копья и стрелы.

Плечо и нос на удивление быстро заживали. Вонючая мазь вепсов делала свое дело не хуже антибиотиков. К вечеру третьего дня Вадим даже попробовал поднять меч, для раненого левого плеча меч оказался еще тяжеловат.

Наутро четвертого дня Вадим еще не успел позавтракать, как за ним пришел Павел и повел в большой дом к Конди. Глава рода встретил их на своем месте, удобно расположившись на стуле с высокой резной спинкой. Взгляд его был тяжелым и озабоченным. Увидев вошедших, он предложил им сесть и тут же начал:

— Ночью прибыл гонец от Боривоя, — сказал он по-славенски, чтобы Вадим понял, — князь назначил тебя десятником. Ты теперь распоряжаешься всеми оставшимися новгородцами.

— Это честь для меня, — ответил Вадим.