R

Мамору лежал на кушетке в одной из кают и смотрел в потолок. Эта сучка разбередила его рану, и он до сих пор не мог успокоиться. К тому же, у него остался последний пузырек с обезболивающим, и Хенро не знал, что будет делать, когда закончится викодин.

Лежа в темноте, Мамору спрашивал себя, почему не умер под обломками рухнувшего купола? Ведь уже тогда его существование было тягостным, и он бы не расстроился, расставшись с жизнью. Как так вышло, что его и других ребят из дисбата не убил ядовитый океан?

Он до сих пор помнил тот момент, когда забирал в транспортный корабль ящики с дорогостоящей аппаратурой. Это было задание нитрогов — вывезти все ценное из города до того, как купола обвалятся. Никто так и не понял, почему вышли из строя генераторы антигравитации, но без них купола стали беззащитными перед громадным давлением океана аммиака. Мара — весьма недружелюбная планета, в особенности для людей.

Мамору отчетливо помнил, как трещали переборки, как из щелей струилась ядовитая жидкость. Он тогда был в скафандре, потому что аммиак находится в жидком состоянии при минус тридцати, не меньше, и чтобы не замерзнуть от холода, требовалась специальная защита. Потом начался ад: грохот, гул, крики, треск металлоконструкций. Он помнил, как уворачивался от падающих обломков, помнил, как оступился и полетел в какую-то глубокую дыру в полу и сломал ногу. Потом его завалило. Что-то упало на спину, и Хенро перестал чувствовать боль. Он вообще перестал ощущать собственное тело, даже не мог закрыть глаза! Он беспомощно лежал в полной темноте, пока его не засекли биолокаторы спасателей.

Он и еще несколько ребят выжили в тот день. Их вытащили из-под обломков и отправили в город. Мамору был парализован — сломанный позвоночник и порванный нерв. К счастью, медицинская страховка солдата Звездного Альянса, пусть и штрафника, покрывала подобные случаи. Проблема была в том, что компания BioTech, которая занимается имплантами, не имела офисов на Маре, и операцию проводили нитроги по лицензии. Мамору мог отказаться, но это значило провести четыре года в виде овоща, потом предстоял бы полет на Абену, и уже там можно было провести квалифицированную операцию. Столько ждать Хенро не смог бы.

Выбор был сделан, и операцию провели на Маре. С тех самых пор Мамору приходилось пить сильное обезболивающее, чтобы не сойти с ума от боли в спине. Он ни о чем не жалел, и снова выбрал бы этот путь, если бы каким-то чудом переместился в прошлое. Такая жизнь лучше, чем лежать живым трупом годы.

Хова во что бы то ни стало решила наладить контакт. Она отыскала, в какую каюту забрался Мамору, и без стука вошла в спартанскую комнату.

— Я тоже потеряла близких мне людей, — с порога сказала она. — Я, как и ты, была в анабиозе очень долго и, когда проснулась, не знала, чего ждать от мира. Почему ты думаешь, что я не смогу понять тебя?

Не меняя позы, Мамору сказал:

— Проваливай, Медянка. Моя жизнь — это история падения в бездну, я не собираюсь тебе об этом рассказывать.

— Еще пару часов назад ты хотел узнать обо мне, а теперь гонишь. Я тебя не понимаю, Мамору.

Хенро вскочил с кровати и подошел к Хове вплотную, приблизив к ее лицу свое. Девушка не отшатнулась и ждала, что будет дальше.

— Скажи, на тебя когда-нибудь падала многотонная глыба, обломки которой ломали тебе позвоночник?

— А ты когда-нибудь видел, что бы самых дорогих тебе людей на твоих глазах пожирали плотоядные деревья? — спросила Хова в ответ, и ее глаза заблестели от навернувшихся слез.

— Плотоядные деревья? — вскинул бровь Мамору, от его мрачности не осталось и следа. — Мне стало снова интер... Погоди, ты что — плачешь?

— Нет, — сказала Хова и утерла ладонью глаза.

— Я же вижу, что плачешь, — сказал Хенро и дотронулся пальцем до мокрой дорожки на щеке девушки. — Не такая уж ты и холодная, как мне казалось.

Хова сбросила его руку и отвернулась.

— Никчемный из меня Хранитель, — сказала она сдавленно. — Выходит, я так ничему и не научилась у Валена.

Хова давно уже не чувствовала себя такой подавленной. Воспоминания из прошлого нахлынули неожиданно, и на душе снова стало неспокойно. Азуритка пыталась быть беспристрастной, но эмоции захлестнули ее, и в итоге она решила довериться Хенро. Девушке требовалась помощь, она не представляла, как справиться со всем в одиночку, но Мамору слишком слаб, она легко могла манипулировать его разумом.

«Научи его, и он станет гораздо сильнее, — сказала себе Хова, но потом осеклась. — А что, если он воспользуется знаниями во зло?»

Девушке было жаль этого парня. В каком-то смысле они были похожи — две потерянные души, с разбившимися сердцами. Разница была лишь в том, что она знала путь, по которому требовалось идти, чтобы обрести гармонию в душе, а Мамору не знал даже этого. Она почти приняла решение доверить ему свой секрет.

— Я вижу, у тебя проблемы, детка, — сказал Мамору и сел на кровать. — Давай, рассказывай про свои плотоядные деревья, и тебе станет легче.

— В этом нет необходимости, — замотала головой девушка. — Я давно освободилась от тех переживаний.

— Да уж конечно, — усмехнулся Мамору. — Это так заметно по твоим красным глазам.

— Почему я должна рассказывать, если ты не хочешь говорить о себе?

— Справедливо. Давай, начни ты, а потом и я поделюсь своей душещипательной историей, — не без сарказма сказал Мамору.

— Ловлю тебя на слове, — сказала девушка и начала рассказывать…

ГЛАВА 17

— Я позволила себе вольность внести несколько дополнений в Олмион — календарь Хранителей, ведь кроме меня теперь некому его вести. Сейчас наступила шестая эпоха, согласно этому календарю, у нее еще нет названия. Я же родилась в третью эпоху, которая называется Эпохой Исхода Создателя, когда Хранители отправились по галактикам на поиск учеников.

— А я когда родился по твоему Олмиону? — перебил Хенро.

— В пятую эпоху, которую я назвала Эпохой Галактических Войн Старцев. Но не перебивай меня!

Я родилась на планете Каприан в семье вождя Небесного клана Райнера Сорано и его женщины Хлои Сорано.

Небесный клан, как и остальные кланы Каприана, располагался на высокой горе. Когда-то давно в ее верхушку врезался метеорит и застрял там. С тех пор клан назывался Небесным, а кланники поклонялись метеориту и часто смотрели на небо, веря, что после смерти их души унесутся в непроглядную даль космоса, где они присоединятся к пиру великих вождей прошлого, которые свысока наблюдают за своими чадами.

Вся суша была заполнена плотоядными деревьями, которые охотились на нас. Чтобы выжить, каждый клан располагал свои владения вблизи гор. К тому же, высоко в горах воздух более разрежен, а нам это полезно. Если деревья нападали на поселение, кланники взбирались на гору и ждали, пока растения уползут. В горах была еда и вода, но, если деревья не уходили слишком долго, кланникам приходилось спускаться и начинать войну.

На кануне моего двадцатого дня рождения на Небесный клан напали. Деревья приползли ночью, и дозорные не смогли вовремя подать сигнал. Начался хаос. Я помню только крики и боль. Многие в тот день погибли — это была настоящая резня! Я не знаю, кто помог мне забраться на гору. Кровь покрывала мне лицо, я ничего не понимала, мне было страшно. Когда я пришла в себя, то услышала от одного из кланников, что с нами больше нет вождя. Тогда я поняла, что отец погиб.

Утром я и остальные уцелевшие наблюдали с горы за минарами — деревьями пожирателями, которые стояли посреди лагеря и переваривали погибших кланников. На это... на это было невыносимо смотреть. До сих пор все помню, как сейчас.

Шли дни, а деревья не уползали. Мы выбрали нового вождя — молодого и амбициозного Кальда Трония. Он сказал, что клану нужны новые земли, и надо отнять их у других кланов. Я хотела отговорить азуритов от этого безумства, но дочь вождя в тот день не послушали. Все очень устали, нас осталось мало, и никто не хотел отстраивать клан заново — на это просто не было сил, все предпочли слиться с другим кланом или погибнуть в битве за территорию. Это было ужасно.

Вооружившись, мы направились в соседний клан, который по мнению Кальда был самым слабым. Перед походами через лес мы всегда пользовались особой пыльцой, которая делает нас невидимыми для обоняния ангров — деревьев-дозорных. На этот раз у нас оставалось немного пыльцы, и никто не мог точно сказать, сколько часов мы сможем бродить по лесу, прежде, чем на нас набросятся деревья-охотники литанги.

Мы шли войной на соседний клан, но, увы, план нового вождя не сработал. Дозорные клана Стали вовремя подняли тревогу и нам навстречу вышли хорошо вооруженные мужчины. Наших мужчин было очень мало, остались в основном, женщины, подростки и старики.

Троний струсил и не захотел драться, зная, что тогда обречет себя на верную смерть. Но назад дороги не было, действие пыльцы заканчивалось, и мы бы не выдержали повторного перехода через плотоядный лес. Тогда Кальд попросился в клан.

Вовремя подоспевший вождь клана Стали сказал, что они возьмут только мужчин, а женщины и дети пусть убираются, откуда пришли. Кланникам Стали требовались воины для борьбы с деревьями и другими кланами, а женщин и детей у них и так хватало. И Кальд согласился. Фактически, он бросил свой клан, отвернулся от него. На вопросы женщин: «А как же мы?» он лишь пожал плечами.

Многие мужчины, с опаской посмотрев на враждебный лес, пошли вслед за Тронием (особенно неженатые, им нечего было терять). Некоторые женатые мужчины и подростки, у которых в Небесном клане остались сестры и матери, отказались так поступать. Все грозило перерасти в вооруженное столкновение: мы хотели спасения, а вождь клана Стали не намеревался пускать в лагерь ненужных ему азуритов.

И тогда я впервые подала голос от имени вождя. Я сказала, что мы уходим. Некоторые небесные кланники посмотрели на меня с облегчением, другие — с презрением, будто я совершила какой-то трусливый поступок. Но все отвергнутые кланом Стали в итоге пошли за мной — через опасный лес к своему разрушенному дому у Небесной скалы.

Посреди пути действие пыльцы закончилось, и на нас напали деревья. Мы должны были умереть в тот день, но нас спас яркий фантом, который появился из ниоткуда и выжег деревья молниями. Он помог нам добраться до Небесной скалы, после чего куда-то исчез.

Меня стали считать вождем, но я не испытывала от этого никакой радости. Пока женщины (а их было большинство) пытались заново отстроить поселение, я проводила время на вершине горы, рядом с Небесным камнем. Я так и не оправилась от потерь, а вид деревьев, пожирающих моих близких, наверное, будет преследовать меня до конца дней.

Я потеряла вкус к жизни, и у меня наступила апатия. Я свысока смотрела на мир, заросший плотоядными деревьями и думала: «Зачем это все? К чему эта борьба?». Когда я смотрела вниз и видела у подножия свой клан, меня начинала мучить совесть. Пока мой народ пытался восстановить то, что разрушили деревья, я жалела себя, а ведь у них точно также погибли близкие! Постепенно ненависть к себе овладела мной, и мир погрузился в черные тона.

Однажды я заметила, что мне компанию составляет тот самый фантом, который спас нас от гибели. Оказалось, он давно наблюдал за мной, но почему-то молчал. И лишь когда я его обнаружила, он принял человеческие очертания, сел напротив и заговорил.

Его звали Вален, и он был из расы старцев. Я впервые видела подобное существо, похожее на облако света, и внимательно прислушивалась к его словам. С тех пор мы почти каждый день встречались на вершине горы и общались. Старец рассказывал мне удивительные истории: откуда он, и как устроен мир за пределами Каприана. Это походило на сказки, но я все равно слушала, раскрыв рот, забывая, что внизу мой клан на грани вымирания.

Вален также рассказал мне о Хранителях, оберегающих Футарк, и сказал мне, что он один из них. Постепенно этими разговорами он менял мое мировоззрение, и однажды я поняла, что мое отношение к жизни стало другим. Он научил меня отказываться от привязанностей, жить вместе с миром, пытаясь не отстать от его ежесекундного изменения.

Однажды Вален сказал, что существует остров, на котором не растут плотоядные деревья. Остров окружал океан, делая его недоступным для деревьев, но азуриты могли легко доплыть до него на лодках. Старец предложил мне отличный выход: для клана, в котором практически не осталось взрослых мужчин, лучшего не придумаешь. Я подумала, что там мы окажемся в безопасности не только от деревьев, но и от других кланов, и поэтому согласилась.

Когда мы прибыли на остров, клан построил новое поселение, а Вален предложил мне стать его ученицей и отправиться с ним. Так почти закончилась Эпоха Исхода Создателя, и оставалось совсем немного времени до начала Эпохи Крушения Футарка, только я об этом еще не подозревала.

ГЛАВА 18

— Вот так, — сказала Хова и утерла ладонью катящиеся по щекам слезы. — Не могу вспоминать то, что случилось с отцом, без слез, извини.

— Хочешь викодина? — спросил Мамору и протянул девушке белую таблетку.

Хова взяла ее и с сомнением положила в рот.

— Это обезболивающее, но может действовать и как успокаивающее, — сказал Хенро и усмехнулся. — Надо же. Я раньше никому не давал свои таблетки, а ведь их у меня сейчас не так много осталось.

— А что будет, когда таблетки кончатся? — спросила Хова, пытаясь придти в себя после тяжелого рассказа.

Мамору вспомнил случай на Абене, когда оказался без викодина на сутки. Его тогда пробил пот, глаза покраснели и воспалились, он начал туго соображать и кидаться на окружающих.

— Лучше до этого не доводить, — сказал Хенро. — Думаю, у кланников должна быть альтернатива моим таблеткам. Надо поискать что-нибудь в медицинском отсеке. Так, значит, этот Вален предложил тебе стать его ученицей, и этим кардинально изменил твою жизнь в лучшую сторону?

— Не в лучшую и не в худшую, — возразила Хова. — Он научил меня принимать мир таким, каков он есть, со всеми его дуальностями.

— У тебя красные глаза, — заметил Мамору. — Не похоже, что ты принимаешь мир, и согласна с тем, что он отнял у тебя отца.

— Да, я плачу! — вскинулась девушка. — Но я не держу зла на мир после всего этого. Я часть мироздания, и не мне судить, что истинно, а что ложно. Если мне грустно, я плачу. Если весело — смеюсь. Но я не даю оценку тому, что происходит. Это просто происходит и все.

— Это глупо, — сказал Мамору. — Если ты не различаешь, где добро, а где зло, то рано или поздно ты сломаешься. Ну, или превратишься в полного отморозка.

— А сам-то ты различаешь? Как ты оцениваешь себя, к примеру?

— Мы уже занялись психоанализом? Ладно, доктор, я хочу об этом поговорить, — сказал Мамору и лег на кровать, будто оказался на приеме у психолога. — Я не думаю о том, кто я, потому что знаю — я испорчен, как перегоревшая деталь. Но я себя не виню — во всем виноват гребаный мир! Он испортил мою жизнь, и я не смог ему помешать.

— Ты не прав, — сказала Хова. — Внешнее — отражение внутреннего. Все, что с тобой происходит, не случайно. Всему есть причина.

— А он здорово промыл тебе мозги, — съязвил Мамору. — Этот Вален.

— Ты мне не веришь?

— Я верю в то, что ты смогла найти оправдание жестокости этого мира, построила себе иллюзию и теперь живешь в ней, как в скорлупе. Но пойми — мир от этого лучше не стал. Я не буду, как ты, обманывать себя.

— Разве это обман? Что вообще есть реальность и наше отношение к ней? Что важнее? Ты уверен, что правильно воспринимаешь происходящее? Тебе никогда не приходила в голову мысль, что ты можешь быть счастливее, если изменишь свое отношение к миру?

— По-твоему, мне просто закрыть глаза на то, что я ненавижу? Мне забыть о том, что мир сделал со мной? Забыть тех людей, которые предали меня?

— Не надо ничего забывать. Просто измени свое отношение.

— Ох, мы находимся в разных реальностях, Медянка, и вряд ли поймем друг друга, — сказал Мамору.

— Если мы не поймем друг друга, то я не смогу тебе помочь так, как однажды мне помог Хранитель Вален.

— А оно мне надо? — усмехнулся Хенро. — И вообще — ты что, пытаешься меня завербовать в свою секту?

— Это не секта! — возмутилась девушка. — Неужели ты думаешь, что ты уже все получил от мира, и больше нечему учиться? Неужели ты думаешь, что все познал? Ты очень далек от истины, Мамору, но я могу показать тебе путь к просветлению!

— Ты сейчас напомнила мне одного религиозного фанатика, который позвонил мне однажды в дверь, и…

— Мамору!

— Очень интересная история, между прочим!

— Не все могут просто верить, полагаясь на интуицию, — недовольно сказала Хова. — Более примитивным формам жизни требуется видеть чудеса природы, чтобы понять, что они знают еще далеко не все.

— И чего же я еще не знаю? Что в космосе могут быть огромные облака спирта?

— Я не сильно преуспела на Пути Хранителя, но кое-какие фокусы показать могу.

Хова поднялась с кресла и встала посреди комнаты, опустив ладони к своему паху. Между бедрами азуритки начала разгораться красная точка света.

— Не знаю, что ты хочешь мне показать, Медянка, но сейчас я не в настроении, чтобы заниматься сексом, — съязвил Мамору, пытаясь скрыть нарастающее беспокойство.

— Заткнись!

Все тело Ховы засветилось красным, а потом начало изменяться. Мамору широко раскрытыми глазами смотрел, как исчезает хрупкая девушка и вместо нее появляется черная, с золотыми прожилками на чешуе, ящерица, на спине которой росли маленькие крылья.

Саламандра! Но такие водились только на Перголоте — планете големов в звездной системе Вега. Впрочем, Мамору не особо увлекался животными и мог ошибаться.

Тем временем ящерка подползла к Мамору и внимательно посмотрела на него янтарными глазами.

— Медянка, это ты? — спросил Хенро, чувствуя, как у него пробежал холодок по спине. Во взгляде саламандры явственно читался разум!

Ящерка оставалась на месте и наблюдала за Мамору. Казалось, она смеется над его робостью.

— Все-таки, это ты, — усмехнулся Хенро и протянул раскрытую ладонь к саламандре. Погладить ящерку не получилось — в пальцы впился такой лютый холод, что он отдернул руку, едва не вскрикнув.

— Твою мать! — воскликнул Мамору, тряся обмороженной рукой.

Ящерица начала увеличиваться в размерах, и вскоре рядом с Хенро стояла Хова все в том же оранжевом комбинезоне.

— Анимализм — способность превращаться в животное, — сказала Сорано, будто ничего не случилось. — Это одна из многих способностей Хранителя, которыми я владею.

— Погоди-ка. То есть, ты можешь научить меня также превращаться? — опешил Мамору.

— Это лишь малая часть того, на что способен Хранитель Футарка, но большие возможности подразумевают и огромную ответственность. Ты готов к ней? Мне нужен тот, на кого я могу положиться, а не тот, кто решил поиграться в оборотня.

— Зря ты так, — сказал Мамору, улыбаясь. — Игра в оборотня произвела на меня гораздо более сильное впечатление, чем твои занудные объяснения о том, как нужно относиться к миру.

— Ты неисправим! — сказала Хова и закатила глаза.

— Знаю, — сказал Мамору. — Так, когда начинаем обучение?

— Я разве сказала, что буду обучать тебя? — вскинула бровь девушка.

— Ну, хватит. Ты бы этого всего не показала, если бы не хотела научить, верно? Научи!

— Это будет непросто...