— Повяжи, — приказал Буяну, чтобы не опростоволосится со способом ношения музейного аксессуара.
Мастер обернул полосу ткани вокруг моего туловища через правое плечо и скрепил на левом боку. Сильные и скажем откровенно, заскорузлые от грязи пальцы арбалетчика тщательно расправили шарф у меня на груди — ведь на нем красовался символ батальона и герб князя Белоярова.
— Как настоящий, — прошептал мне на ухо мастер-стрелок и оскалился, довольный своей шуткой.
Вот ведь, собачий сын, не удержался, напомнил наш вчерашний разговор, а я уж было, надеялся, что приказ княжны прояснил мой статус.
— Вечером закончишь 'настоящий кто'. Ясно? — ровным голосом произнес, глядя ему в глаза.
Буян посерьезнел и согласно кивнул.
Под надежной защитой леса наш отряд добрался до Каменной Длани. Название местности происходило от руин цитадели, венчавших холм. В незапамятные времена Длань служила убежищем череде мелких властителей Скверны — Черных баронов, имен которых история не сохранила.
Широкий мощеный диким камнем тракт Висельников, лениво огибал невысокий и аккуратный, похожий на рукотворный холм, будто бы один пожилой сосед делал одолжение другому после продолжительного спора. С первого взгляда становилось понятно, что в лучшие дни хозяева Длани держали тракт крепко и, скорее всего, трясли купчишек неслабо. Со второго бросалось в глаза, что эти саамы деньки ушли безвозвратно. Лет десять назад Армия Освобождения взяла замок штурмом и попыталась переоборудовать его в свой передовой форпост. Но гарнизон простоял недолго и даже не успел залатать стены, слишком уж мешал бандитским шайкам, мятежным баронам, а больше всех криминальной коммерции вольного города Грыма. Остатки укреплений гордо несли следы былых осад и артиллерийских обстрелов — в прошлом Длань не раз переходила из рук в руки. Относительно хорошо сохранился лишь донжон, некогда похожий на воздетую к небу руку из дикого камня. Из пяти зубцов-пальцев артиллерия и время пощадили только три, но топоним уже прочно вошел в обиход.
Несмотря на стратегически выгодное положение, постоянных владельцев Каменная Длань не обрела — восстановить и защищать замок в условиях регулярных усобиц и экспедиций Армии Освобождения, ни баронам, ни горожанам оказалось не по средствам. Удерживать отдаленный и легко блокируемый форпост для колониальной армии выходило слишком накладно. Поэтому башни и часть стен взорвали, а вал срыли, практически полностью засыпав ров. Остатки укреплений ветшали и изредка служили стоянкой торговым караванам, в прочее же время — прибежищем бандитам и дезертирам.
Сегодня у Каменной Длани оказалось многолюдно — вокруг холма просыпался лагерь сквернавцев, на первый взгляд никак не меньше сотни голов. Караульной службой враги не пренебрегали, но четыре поста в зоне видимости несли ее на 'отвалитесь', не сказать грубее.
В глаза бросились четыре вкопанных на обочине тракта косых креста с висящими на них человеческими телами со следами изуверских пыток. Промелькнула мысль, что пленных замучили не ради потехи и не только для устрашения, но суфлер против обыкновения ясности не внес.
Укрепления на скорую руку подлатали. На месте рухнувших стен выросли баррикады из камней и габионов, усиленные рядами рогаток. Свежие груды земли говорили о работах по углублению рва. Вокруг уцелевшего донжона за остатками стены просматривались многочисленные двухколесные телеги и несколько фургонов. По всей видимости, здесь собрали захваченный обоз батальона. Этот факт наводил на нехорошие мысли — кто-то держит бандитскую вольницу в узде, кто-то достаточно сильный, чтобы предотвратить разграбление военного имущества. При том не только брезгливый, но и вполне авторитетный, чтобы удалить зловонных обитателей Скверны за пределы укреплений. Узнать у подселенца, кто командует противником, не вышло — с появлением в браслете Слезы он проявил себя только общей информацией о Каменной Длани, а затем словно в воду канул.
На всем протяжении вражеского стойбища лениво дымили многочисленные костры. Под криво натянутыми тентами ворочались клубки тел в шкурах и без. Между навесов шатались 'ранние пташки', кто с оружием и определенной целью, а большинство же просто 'пинали воздух' в ожидании кормежки и развлечений.
Неподалеку от лагеря протянулся овраг, на краю которого равномерно возлежали несколько извергов и полдюжины бойцовых котов. Большинство тварей дремали, вывалив набитые животы, парочка самых ненасытных лениво грызла мослы. Верная догадка о рационе бестий никак не отразилась на моем самочувствии. Странным образом чувства мои замерли, и я разглядывал врага без всяких эмоций. В голове корректировался план нападения, и неинформативная шелуха попросту отсеивалась. Подавляющее численное преимущество странным образом воспринималось как практически решенная проблема.
Из единственной на весь бардак палатки, кутаясь в солдатское одеяло и почесываясь, вылез сквернавец в дурацком колпаке и сапогах. Суфлер вновь оставил меня мучится в догадках, что за уродец на белый свет выбрался: колдун, главарь шайки, телохранитель или шут?
Тихонько спросил Молчуна, оказавшегося у Длани раньше всех: видел ли он остальных пленных? Ведь княжна не могла отправить нас в бой ради четырех трупов! Разведчик сообщил, что во дворе замка любого черного барона имеется большая земляная тюрьма. Работорговля и похищение людей ради выкупа вместе с контрабандой и грабительскими набегами составляют основные статьи дохода здешних 'шишек'. И опять обошлось без суфлера — всю необходимую информацию мне поведал мастер-стрелок, полным негодования шепотом.
Значит, размышлял я, захваченные русины сидят в зиндане, спуск, в который расположен где-то между фургонов и повозок. Но пока не ворвемся в бывший замок, наверняка этого не узнаем. А если пленных уже угнали в другое место? План по уничтожению врага в общих чертах оформился еще в лесу. Из всех новых обстоятельств, во внимание принял только донжон, в котором засели неизвестные хозяева, либо, что более вероятно, союзники сквернавцев и обстрел из которого мог серьезно спутать нам карты при штурме развалин.
Я довел войскам план атаки. Никаких пафосных речей, просто четкие указания группе Молчуна, усиленной Беловым и стрелкам под командованием Буяна. План атаки целиком и полностью строился на применении Слезы Асеня, доставить которую в центр вражеского лагеря предстояло лично мне. Последствия применения этого оружия массового поражения представлял лишь я, да и то смутно, остальным пришлось поверить господину подофицеру на слово. Благо до моего слова прозвучал приказ погибшей княжны Белояровой. Но я вместо ее благословения предпочел бы ручной пулемет. Или лучше два.
Несмотря на явную авантюру, никто не подумал возразить, даже вольнодумец Молчун. После личного обращения погибшей княжны, слух о котором в маленьком отряде распространился мгновенно, отношение солдат ко мне изменилось в лучшую сторону, а авторитет в глазах мастеров и кадета вырос невероятно. Стрелки воспрянули духом, и толпа стала отрядом, последний боец которого являл живую иллюстрацию к поговорке: 'русинский солдат не спрашивает, сколько врагов, он спрашивает, где они'.
Словно в наказание за неверие меня разобрал нехороший мандраж. Но не потому, что мой навык работы с гамионами оставлял желать лучшего и на помощь подселенца я не рассчитывал. Стало пронзительно страшно, так страшно, как никогда до этого. Нехорошие мысли сменяли одна другую. Что если вдруг по моей вине распадется камень, заключающий душу княжны Белояровой? Или наоборот, слишком слабый удар оставит в живых много врагов, не говоря уже про шаманов или кто у супостатов колдунами работает. А второй попытки у меня не будет. Сильнее собственной смерти и судьбы людей, что мне доверились, беспокоила возможность неудачной атаки, что гамион с душой княжны окажется в грязных лапах сквернавцев. Ответственность такого уровня никогда на себя не брал и ни за что на свете не взял бы, но жизнь распорядилась по-своему. Вдох-выдох. Бойцы не должны почувствовать страх командира. Вдох-выдох, я обязан справиться с нервишками. Вдох-выдох. Это всего лишь первый, самый трудный, но самый важный шаг.
Притаившиеся в овраге русины поспешно переоделись в чистое белье, у кого оно не пошло на перевязки или досталось при недавнем разделе хабара. Иные проверяли, как закреплены пульницы, легко ли вынимаются из ножен осадные ножи и засапожники. Предбоевая суета миновала лишь Яра с Туром. Древичи сидели на дне оврага в одинаковых позах с похожим выражением лиц, положив древки своих боевых кос на левое плечо. Приказ княжны для них, быть может, более свят, чем для прочих, а благодать Асеня умножила их и без того титанические силы.
Чтобы не остаться перед лицом врага безоружным, я запихал заряженный револьвер в голенище правого сапога. Выяснилась еще одна причина, по которой погибший маг активно сватал мне свою обувь. Пока рассовывал по карманам штанов запас пуль, мастер-стрелок посмотрел на мобильный тайник с разных сторон.
— А ведь незаметно, — удивленно прошептал Буян. Действительно, и сам с трудом поверил увиденному: едва затянул шнуровку, как кожа голенища 'сгладила' габариты 'ствола'. Икрой полностью ощущал свое оружие, а вот глаза меня обманывали. Выживу, можно будет бутлегером поработать, пришла в голову дурацкая мысль.
В награду за хорошую весть мастер получил пояс с кобурой и наказ доставить мне в пылу битвы остальной боекомплект и запасной гамион. Буян не остался в долгу и протянул мне свой боевой нож, от вида которого внезапно закололо рану под лопаткой. Последовал молчаливый диалог. Отчего-то в тот момент мы понимали друг друга без слов, читая по лицам: 'Бери, вашбродь, сгодится'. — 'А ты как же?' — 'А у меня еще есть. Два'. Машинально сунул подарок в левое голенище для симметрии. По глазам было видно, русин не ждал от меня иной благодарности, кроме хорошо выполненной работы. Я давал этим людям шанс выполнить свой долг, а нож дарил мне дополнительный шанс уцелеть.
Затем господин лже-офицер, собравшийся разыграть роль сдающегося в плен, навел последний штрих к образу: замаскировал повязкой магический браслет со Слезой и для пущей достоверности повесил руку на перевязь. Авось, у сквернавцев не окажется сильного и сообразительного колдуна...
Сердце спряталось в одной из пяток. В висках колотили адские барабаны, в горле само собой пересохло, спина, несмотря на парад мурашек, покрылась липким потом, а пальцы намертво — лебедкой не отодрать — вцепились в корневище дерева.
Вот уже Молчун на пригорке с кустами занял освободившееся место вражеского часового и даже умудрился нацепить его пончо. Следовательно, кадет залег неподалеку, чтобы поддержать мой безумный замысел огнем из 'мастерворка'. Больше нельзя тянуть, пора идти 'сдаваться в плен'.
'Да не сцы, Богдан, два раза не умирать' — успокоил я себя, а вслух прошептал подчиненным:
— Победа или смерть! — и шагнул навстречу судьбе.
Солдатский отклик на грани слышимости догнал меня уже в спину.
Как только события завертелись вокруг меня, стало понятно, что с термином 'план', моя задумка 'как одолеть сквернавцев, сохранить душу княжны и выжить' имела мало общего. Однако внукам на завалинке буду рассказывать о битве при Каменной Длани, бессовестно опуская тот факт, что Слеза Асеня сработала независимо от меня, а я шел навстречу с врагами как настоящий Наполеон Бонапарт: 'главное ввязаться в бой, а там видно будет'. Но корсиканец ходил в атаку с большими батальонами, а не с едва прикрытой спиной.
Размахивая свободной рукой, чтобы привлечь внимание врагов, пересек тракт. Белую тряпку на палке не стал изобретать принципиально. Ведь я шел не сдаваться в плен по-настоящему, а воевать. Маскарад необходим, чтобы подпустили поближе, а символ капитуляции в руке русинского офицера, не просто урон моей чести, но и удар по боевому духу отряда. Приказ княжны с того света, конечно свят и должен быть исполнен, но поставьте себя на место рядового солдата! Когда твои собственные глаза видят полчища врагов, поневоле появятся мыслишки, что госпожа Белоярова не являлась командиром батальона, что ее приказ заведомо невыполним и прочие глупости, которые в качестве оправдания трусости наивно подсказывал инстинкт самосохранения.
Беглый взгляд на изрезанные ножами трупы солдат, распятых на крестах вдоль тракта, породил во мне бурю эмоций, сквозь которую пробились серьезные сомнения, что идея сдаться в плен этим изуверам могла прийти в голову здравомыслящему русину. Выход нашелся неожиданно легко: бегущим ко мне со всех ног сквернавцам крикнул, что являюсь гражданином Империи и высокопоставленным военным советником. Само собой на чистом имперском.
Бегущая на меня волна захлестнула, закружила в помойном водовороте и, несмотря на мою привычку всегда крепко стоять на своих двоих, уронила как кеглю. Под ногами сквернавцев инстинктивно сжался в комок, принял позу эмбриона, закрывая лицо и бока согнутыми руками. Но отделался я легко. Несколько слепых и слабых ударов под ребра, незначительных тычков дубинами и древками копий, да излишне ретивый кот не совсем уверенно цапнул за ляжку, словно передумал в последний момент загнать в мое мясо зубы на всю длину.
Естественно я орал! Более того, я поносил врагов в голос на великом и могучем, забыв про классический имперский. Так громко и самозабвенно, что не расслышал повелительного окрика, заставившего распаленную толпу отступить от жертвы.
Проклиная свой 'план', поднялся в плотном облаке из пыли, зловония раззявленных пастей и ненависти. Отряхнуться не дали — окружившие меня плотным кольцом враги, сдерживая рвущихся с поводков котов и извергов, не очень учтиво погнали древками копий к широкому провалу в руинах стены. Судя по замеченной во время недавней рекогносцировки колее на пересекающей ров насыпи, этот проем использовался как грузовые ворота. Его защищала пушечка, укрытая невысокой баррикадой из камней.
Демонстрация уродов, двух и четвероногих животных двигалась медленно, обрастая как снежный ком новыми участниками, один краше другого. Хаотические движения внутри подогревали бурлящие страсти. Поскольку я примерно на голову возвышался над самыми рослыми бандитами, то прекрасно обозревал положение дел вокруг. Уже у самой стены понял, что моя персона оказалась в центре всей банды за исключением часовых, кашеваров и раненых. Обстановка накалялась. Во внутреннем кольце прибавилось колоритных персонажей, тянувших ко мне свои грязные руки с острыми предметами, обдававших вонью своих тел и ртов, оглушающих рычанием и воплями.
Местную элиту представляли четверо сквернавцев крупнее прочих, одетых в толстые пестрые халаты с ржавыми кирасами поверх и вооруженные двуствольными пистолетами и саблями. Головные уборы каждого очевидно соперничали в конкурсе пародий и безвкусицы, который, видимо, с большим размахом проходил в лагере у подножия крепости. 'Украшенные' сверх всякой меры всевозможной металлической хренью от пробитых монет до пряжек солдатских ремней шляпы, надо полагать, служили атрибутами власти. Четыре бородатых клоуна, размахивая вооруженными конечностями в наслоениях грязи и грубых украшений, затеяли между собой весьма экспрессивный спор. Скорее продолжили начатый, ненадолго прерванный моим появлением, судя потому, как мало внимания уделялось моей персоне. Понимая их тарабарщину с пятого на десятое, уловил, что кроме выяснения кто из них главнее, ублюдки делили мои сапоги.
