F20.Балансировать на грани

   Ужинаем дома молча. Я не спрашиваю, потому что не хочу знать подробности, она не рассказывает, щадя мои чувства. Написав свои изложения, я беру подушку и иду спать на диван. Свет в спальне горит еще некоторое время, потом она его гасит. И приходит ко мне.

   Пару минут сидит на краешке дивана, наблюдая за тем, как я имитирую глубокий сон с помощью медленного размеренного дыхания и расслабленного лица, прикрытых век, потом говорит:

   — У меня с ним ничего не было. Мы попали в небольшую аварию и полночи сидели в ГИБДД, я не стала тебе писать, чтобы ты не переживал.

   Хорошо, что я шизофреник, иначе бы испытал к себе отвращение, так как, услышав, что она попала в аварию, а не занималась сексом, чувствую облегчение. Правда, только на мгновение, потом резко сажусь. В коридоре горит свет, поэтому я четко вижу ее лицо, даже выражение глаз.

   — Ты ударилась? Ездила в больницу? — выпаливаю, хватая ее за скулы и вглядываясь в глаза.

   — Да, да, ездила. Все в порядке, нас просто "догнали" и слегка подтолкнули.

   — Голова не болит? Не кружится, не тошнит? Точно? — мне хочется прощупать все ее тело, чтобы убедиться, что с ней действительно все в порядке.

   — Тебе стоило спросить, где я была, раз это так сильно тебя волнует, — говорит она, убирая за спину растрепанные по плечам пышные волосы.

   — Мы же договорились, что никаких требований и обид.

   — Но ты обиделся.

   — Это лично мое дело, не забивай голову.

   — Мне приятно, что ты обиделся, — проводит рукой по моей щеке, очень нежно улыбаясь, смотрит будто с благодарностью. Кажется, я опять забываю моргать.

   — Олег, мне иногда кажется, что ты большой ребенок. В эти моменты становится не по себе, понимаешь? Ты мне нравишься, но...

   — Аля, я не ребенок, — терпеливо объясняю. — Просто из-за нейролептиков моя реакция несколько заторможена. Я трачу на обдумывание мысли в несколько раз больше времени, чем нужно здоровому человеку. Иной раз я понимаю, о чем был разговор, только спустя несколько часов.

   — Я знаю. Твоя прямота, твои рассуждения и непосредственность — все это обезоруживает, понимаешь?

   — Твой друг сказал, что быть с душевнобольным — то же самое, что с ребенком? — спрашиваю прямо, продолжая читать в ее глазах ответы на свои вопросы раньше, чем она успевает что-то сказать.

   — И он, и Катя, и Нина, и Света. Они все относятся к тебе хорошо, но никто не одобряет моего влечения. Ты меня младше.

   — На четыре года. И только. Аля, у меня могут случиться зрительные или слуховые галлюцинации, я могу не успевать следить за темой разговоров, но я взрослый мужчина, дееспособный, который вправе поступать так, как считает правильным. Когда ты со мной, ты не делаешь ничего плохого или незаконного, если тебя саму не смущает моя справка, конечно. И если ты меня не боишься.

   Она приближается и целует меня сладко и нежно. Потом еще раз, но теперь я отвечаю. Я думал, что растеряюсь, если попаду в подобную ситуацию когда-нибудь, но нет, не растерялся. Инстинкты взяли свое, мне совершенно не требуются мозги, когда я ее целую. Все происходит совершенно естественно, натурально, по-настоящему.

   — Ты колешься, — шепчет она, и я решаю, что буду бриться чаще. Она гладит мои волосы, убирая с лица, а я — ее плечи и спину, потом руки, грудь. Но уже не с целью подготовить к массажу, с целью расслабить для секса.

   Аля раздевается сама, я только помогаю, стягивая пижаму и оголяя восхитительные формы, которые столько раз трогал через ткань, пока мы спали. Смотреть на ее грудь оказалось волнующе, ощущения сильнее, чем я помнил. Затем, уже лаская пальцами и языком ее соски, чувствуя, как она ерзает по моим вздыбленным штанам, я ощущаю себя полноценным, настоящим мужчиной, и это понимание пугает, правда, секундой позже безумно нравится.

   Она сидит сверху, голенькая и прекрасная, я целую ее шею так, как она любит, одной рукой лаская грудь, снова спину, бедра... куда могу дотянуться, а пальцами второй играя с клитором. Она стонет сладко, искренне, эротично.

   — Наверное, нам нужно продолжить, — часто дыша, шепчет она.

   — Тебе сейчас хорошо? — спрашиваю я, вводя средний палец в нее, она делает пару вращений бедрами, откинув голову.

   — Мы как подростки, которые боятся перейти к главному.

   — Но тебе же это нравится.

   — Безумно.

   — Тогда делаем так, как тебе нравится.

   — Тогда, — она задыхается, ерзая на моем среднем пальце, в то время как большим я ни на секунду не прекращаю гладить клитор, — я хочу засос на шее, как тогда.

   Я жадно обхватываю губами ее кожу, не отдавая себе отчета в том, что в такт ее движениям толкаюсь бедрами. Наверное, со стороны это выглядит не особо красиво, скорее неприятно, но мы летаем. И она улетает первая, кончая то ли очередного движения моих пальцев, то ли от легкой боли, когда я прикусываю ее кожу. Внутри нее так горячо, бесы.., я даже думать не могу о том, чтобы почувствовать собой, как внутри нее горячо. Не могу позволить себе мечтать о подобном!

   — Хочу еще, — шепчет она, приходя в себя, облокотившись на меня, — ты поцелуешь меня там?

   В момент я укладываю ее на спину, чтобы разместиться у ног.

   Она стонет, даже всхлипывает, иногда подаваясь вперед, а когда кончает, руками прижимает мое лицо к себе.

   — А ты? Снимай штаны, я хочу тебя.

   — У меня нет презервативов, и мне не рекомендуется иметь детей, — отвечаю в обычной манере. Впервые жалею, что отказался от стерилизации, которую мне предложили сразу, как поставили диагноз.

   — У меня тоже нет. Тогда давай поменяем позу, ложись на спину, — она поднимается с дивана, — я хочу тоже ласкать тебя.

   На следующий день я с трудом вспоминаю детали минувшего вечера и понимаю, что они плохо поддаются анализу. Кажется, я кончил несколько раз. Не было меня, Олега Баля, не было шизофреника с бесами в голове, думаю, Али-директора, Али — умной рассудительной женщины там тоже не было. Были инстинкты и потребности, которые кричали нам, что делать, и как нужно двигаться. Наверное, мы были похожи на дорвавшихся друг до друга кроликов, позволяя себе все, что только захочется, прося друг друга делать вещи, которые требовал организм для усиления или продления удовольствия. Исполняли просьбы друг друга много раньше, чем мозг успевал их проанализировать.

   Мы лизали и облизывали, посасывали, втягивали в себя и целовали половые органы друг друга. Слегка кусали, дразнили, помогали руками. Терлись друг от друга, тут же целовались, жадно обмениваясь слюной, и продолжали. Как сумасшедшие, обезумевшие от страсти, встретившиеся после долгой разлуки любовники.

   После очередного оргазма Аля грубо оттолкнула меня, насколько ей позволяли силы, свернулась калачиком, дрожа и вздрагивая, прикрыла глаза. Кажется, последняя вспышка оказалась особенно яркой. Я аккуратно перенес ее на кровать, не реагируя на просьбы не трогать, — она боялась, что я снова начну ласкать. Мы слишком раздразнили друг друга, до такой степени, что прикосновения стали нестерпимыми.

   Правда, через полчаса она приползла на мою сторону кровати и легла на грудь, жалуясь, что замерзла. А еще через два прозвенел будильник.

* * *

ГЛАВА 11. Аля

Когда вместо положенных восьми часов ты спишь два или три, то по определению не можешь хорошо себя чувствовать. Но я ни разу с самого детства не ощущала себя настолько отдохнувшей, полной сил и счастливой, как сейчас. То, что вчера произошло между мной и Олегом, было потрясающей дикостью, в которой не нашлось места стеснению, желанию понравиться, выглядеть красивой и эротичной, казаться лучше, чем есть на самом деле, как случалось у меня с другими мужчинами.

   Обычно на протяжении всего полового акта мои мысли занимало то, насколько я сексуально выгляжу, хорошо ли смотрюсь в этой позе, не слишком ли яркое освещение, возможно, сейчас видны дефекты тела, вдруг он думает, что мне давно пора на депиляцию или что я поправилась?

   Вчера я и близко не думала о чем-то подобном. Мой шизофреник оказался сумасшедшим, безбашенным любовником, который делал все, лишь бы я улетала. Сколько же у меня оргазмов было? А ведь это только оральный секс!

   Поднимаюсь с кровати и иду в душ. Трогая себя под струями горячей воды, вспоминаю, что он делал со мной. Боже, я бы ни одному другому мужчине не позволила подобного. Сгорела бы со стыда! Он так глубоко засовывал язык, облизывал мои бедра, тысячи раз целовал. Смотрю на себя в зеркало. А ведь это все я! Именно я просила снова и снова ставить засосы на шее, груди и бедрах. На запястье обнаружился целый браслет из его поцелуев. А он совершенно не удивлялся этим сумасшедшим желаниям, просто кидался на меня, как голодный тигр, целуя везде, где я только ни попрошу.

   Через полчаса я решила, что пора будить Олега. Он отправился в душ, а я уже при макияже и с прической принялась готовить завтрак, думая о том, что мне нравится заботиться об этом мужчине.

   Если у меня не было желания — я не готовила. Если он не хотел помогать убираться, — не делал этого. И никто ни на кого не обижался, никто ничего не требовал. Мы изначально понимали всю абсурдность наших отношений, поэтому старались сделать все, чтобы еще больше не усложнять их.

   Пока Олег умывался, я вспомнила то, что подвигло меня вчера вечером пойти поговорить. Его дневники. Я не ожидала, что он так сильно расстроится из-за того, что я не ночевала дома.

   "Мне кажется, что я не человек, а песочная фигура, которая медленно сохнет, рассыпается и раздувается ветром".

   "Моя привязанность к ней пробивается даже сквозь стотонные глыбы безразличия ко всему миру, возведенные посредством нескольких лет непрерывного приема лекарств".

   "Мне всегда нравилось смотреть на женщин. Даже когда я был в невменяемом состоянии в больнице, я предпочитал, чтобы за мной ухаживала медсестра, а не медбрат. Но я уже давно перестал надеяться, что смогу испытать столь сильные чувства. Хочется ободрать кожу со своих рук потому, что в этот момент я не чувствую ее прикосновений, но знаю, что чьи-то другие руки ласкают ее".

   "Я успел забыть, как это больно — не иметь возможности обладать женщиной, которую отчаянно хочешь".

   Нет сомнений, он писал это не только для того, чтобы я узнала, хоть и понимал, что я в любом случае прочитаю. Он всегда говорит то, о чем думает, как бы это ни шокировало людей, особенно поначалу.

   Заметно, что Олег не знает, как себя вести. Он нерешительно замер в дверях кухни, поглядывая на приготовленную для него тарелку с кашей. Я оттягиваю воротник пижамы и показываю следы его любви. Кажется, он еще больше смущается, убирает мокрые пряди с лица за уши. Тогда я подхожу и целую его в губы, а он отвечает на поцелуй.

      Утро проходит по обычной программе, но, несмотря на это, на работу мы опаздываем. Наверное, дело в том, что Олег успевает потискать меня каждый раз, когда я прохожу мимо, на что уходит больше времени, чем можно рассчитывать. Пока я за рулем, он ведет себя смирно, не мешая следить за дорогой, но как только мы заходим в лифт, снова обнимает, резко прижимая к себе и, подобно страстным мужчинам из мексиканских сериалов, чувственно проводит ладонями по моему телу, лаская бедра, талию, грудь, через высокий воротник целуя шею. Двери лифта открываются, и половина нашего проекта, ожидающая опаздывающую на утреннюю планерку директоршу, замирает, таращась на нас. У некоторых от удивления отпадает челюсть. Олег опускает руки, а я поправляю платье, он идет вперед, но я успеваю окликнуть, выходя следом:

   — Олег, подожди, — задерживаю его за рукав. Он поворачивает голову, ожидая чего угодно, но не легкого поцелуя в губы. — До вечера, — говорю я.

   Он широко улыбается, кивает, и уходит по коридору в сторону кабинета системных администраторов, где пару недель назад ему, наконец, поставили стол.

   — Так, чего ждем? — обращаюсь к ошалевшей толпе. — В зал переговоров, — и громко цокая каблуками, иду впереди всех.

   Планерку веду намного жестче, чем обычно. Переполняющая меня энергия бурлит, бьет через край. Хочется прыгать, жестикулировать, призывать к активным действиям. Невыспавшийся народ угрюмо смотрит на меня, мечтая вставить спички в глаза, подозревая, должно быть, что их начальница сама недалека от получения диагноза. Я настолько бойко подбадриваю коллег, что, забывшись, закатываю рукава кофты, открывая вид на мое новое украшение, оставленное губами Олега. Разработчики и аналитики хихикают как подростки, но я, вместо того, чтобы покраснеть и опустить рукав, щелкаю пальцами у себя перед глазами, привлекая внимание:

   — Смотрим на мое лицо, и думаем о работе, а не о моей личной жизни, в которой, кстати, все в полном порядке, — и продолжаю тему планерки.

   Теперь мы занимаемся оральным сексом каждый вечер. Возможно, не всегда так долго, как в первый раз, но обязательно до нескольких моих оргазмов и одного — его. Когда я сильно устаю в офисе, он начинает с массажа — теперь я раздеваюсь полностью. Ему вообще нравится, когда я хожу по дому или сплю обнаженная. Он разминает мои мышцы, изредка надавливая на особые точки, называемые нервными окончаниями. Это жутко больно, но после неизменно становилось легко и хорошо. Затем он начинает целовать мою спину и плечи. Мы покупаем только съедобные масла для массажа.

   В офисе Баль ведет себя неизменно прилично, никогда меня не компрометирует, хотя, признаюсь, поначалу переживала, что с этим могут быть проблемы. Очень редко прикасается. Точнее, лишь в те минуты, когда я вызываю его помочь мне "привести в чувства" компьютер. Он становился позади моего стула, наклонялся, прижимаясь своей щекой к моей, покрывает своей ладонью мою, держащую мышку, и проверяет, что именно моему компьютеру не нравится. Это абсолютно ненавязчиво и очень приятно.

   Олег уникален, ни один мужчина не удовлетворял меня так, как он, и я говорю сейчас не только о сексе, хотя и об этом тоже. А еще, кажется, ему становилось лучше, не зря же он написал в своем дневнике: "С тех пор, как я стал заниматься любовью, я снова начал чувствовать мир".

* * *

   В последнее время я изо всех сил стараюсь свести к минимуму общение с подругами, но совсем избежать этих встреч не получается. Мои отношения с психически нездоровым человеком неизменно становятся главной темой вечера, к которой девочки умудряются свести любые наши сплетни. Наверное, если бы одна из моих подруг вдруг стала жить с убийцей-шизофреником, мне бы это тоже не понравилось, поэтому я на них не обижаюсь.

   — Как же ты с ним встречаешься, если он импотент? — удивляется Маша. Та самая девушка, которая рассказывала небылицы на дне рождения у Кати. Кстати, Катя никогда не приходит на встречи, если там я. — Специально уточнила у знакомого врача, назвала ему диагноз, который поставили Олег. Врач сказал, что из-за таблеток мужское бессилие вероятно в восьмидесяти пяти процентах случаев.

   — Девочки, даже если бы он был бессилен, — решаю я заступиться за своего шизофреника, — вы себе даже не представляете, что он творит с помощью языка, — широко улыбаюсь и быстро облизываю вдруг пересохшие губы.