Мара была очень довольна, когда, вернувшись, я сказала ей спасибо за ее мудрые советы и все-таки решила познакомиться с ее перспективным молодым человеком. И, конечно, она разрешила мне вернуться на работу в лавку уже сегодня.

На свое новое рабочее место я просто летела, Мара не успевала за мной и всю дорогу бурчала что-то неразборчивое, но, по-моему, очень ругательное. Надеюсь, не в мой адрес. Как хорошо, что лавка находится недалеко от дома. Ведь совсем скоро я Его увижу!!!... И тут абсолютно неожиданно я подняла глаза от земли (когда я бегу — всегда стараюсь смотреть под ноги, не сложилось у меня, если честно, с бегом — все кочки и выбоины на дороге мои) и обомлела. На меня, не отрываясь, смотрел мужчина, высокий, темноволосый, интересный. В другой раз мне бы это просто польстило, но лицо у него было один в один, как у нашего раненого. Как отражение в зеркале или реке. Тот же аристократический нос, изгиб бровей, мужественный подбородок, красивущие глаза... Может, я брежу? Или сплю? Щипок ничего нового не дал, только чуть не вывернула ноготь — больно, точно не сплю. Двойник моей любви, видимо, привык к нездоровому женскому вниманию, он только криво усмехнулся (а как не улыбнуться, глядя на девушку, изображающую соляной столб) и отвернулся. Ну что мне так везет, один — без сознания, второй — без внимания. Так что любуйся, дух смерти, или кто я там глубоко внутри, на отношение к тебе мужчин. Вот интересно даже, почему, не смотря на одинаковую внешность, эти двое мужчин вызывают у меня абсолютно разную реакцию. Я даже ощущаю, чем именно, правда, неизвестно, что характеры у них прямо противоположные.

Пока я стояла, Мара уже успела меня догнать. Двойника она не заметила, так что решила, что я остановилась, чтобы ее подождать и, взяв меня под руку, начала расписывать достоинства моего пока неизвестного, но очень перспективного жениха-лекаря. По ее словам выходило, что лучшего в Нарре мужчины мне не найти. Надеюсь, он хоть наполовину такой, как она говорит.

Когда мы уже подошли дверям лавки, то меня вдруг охватила нешуточная паника. Что он подумает обо мне, когда увидит? Заметит меня? Я ему понравлюсь и он улыбнется? Или отвернется, как тот, другой? А так не хочется увидеть в его глазах презрение или равнодушие...

Глаза он сегодня так и не открыл. Тут у меня такие муки, а он спит. Пусть даже с судорожно перекошенным лицом и выступившей даже через простыню, не смотря на тугие повязки, кровью, но спит. Хотя, что я говорю, слишком уж я сосредоточилась на своих чувствах, слишком размечталась, слишком распереживалась, а он совсем один, ранен и даже не способен о себе позаботится. Все, с этого момента нужно думать не о себе, а о нем. Как говорила мама, чтобы стать единственной для мужчины, нужно жить единственно им и забыть о себе. А пользоваться ли мне советами человека, который сам их никогда не использовал? Ну, тогда будем считать, что это народная мудрость.

Вся моя забота ограничилась банальным подглядыванием из-за спины Мары. Какая у него мускулатура, какие руки... При мне простыню опустить ниже пупка лекарка так и не решилась, но подозреваю, что прекрасно у него все, вплоть до икр и стоп. Опять краснею и о чем я только думаю. Полностью голых мужчин я не видела ни разу в жизни, знаю только то, что Леда рассказывала, а это было не так уж и много информации. Только один раз взглянув на меня, Мара тут же выгнала меня в приемную. Вовремя, кстати.

Как только я вошла в комнату, тихонько зазвенел колокольчик и в дверь просочилась (другого слова я подобрать просто не могу — так как она ее приоткрыла не более, чем на треть) женщина. Когда я рассмотрела ее, мое удивление только увеличилось. Высоченная (на голову выше далеко не маленькой меня), но при этом худенькая, как тростинка, с усталым, изможденным лицом, она смотрелась по меньшей мере необычно. Пару минут женщина молча смотрела на меня, никак не отреагировав на мое приветствие, а затем, наконец, решилась со мной заговорить.

— А где Орин?

— Тут такого нет. Кроме меня здесь только хозяйка лавки — Мара.

— Ты, наверное, ошиблась. Тут таких быть не может, этот дом принадлежит мне с моим мужем Орином, мы его сдаем, а никак не продаем.

— Подождите, пожалуйста, секундочку. Я сейчас все-таки Мару позову, вы лучше с ней поговорите.

Мамочки, неужели лекарку обманул какой-то аферист и нас сейчас на улицу выкинут, а что тогда с раненым делать, домой тащить, а мы точно его не донесем, даже вдвоем. А гвардейцы, а соседи? Всевидящий, неужели ты нас оставил?

Мара испугалась не меньше меня, когда я ей все рассказала, и оставив на мое попечение больного и схватив все имеющиеся документы на лавку, умчалась разрешать сложившуюся ситуацию. Правда о раненом она не беспокоилась, сказала, что если что не так повернется, то сразу куда следует сообщит и тащить его уже будут совсем другие люди...

Оставшись с Ним наедине, я просто взяла его руку в свою и так и сидела до тех пор, пока меня не позвали. Картину я застала в соседней комнате неожиданную — Мара успокаивала рыдающую в три ручья на ее плече женщину (гораздо выше ее кстати). На столе лежало несколько насквозь мокрых платков, а слезы добрались уже до пола, собираясь в пока еще маленькую лужицу. Лекарка переложив в прямом и переносном смысле незнакомку на мои плечи, ушла искать успокоительное. К тому времени, как она вернулась, женщина, как она, наконец, представилась — Сатика, как раз успела поведать мне свою грустную историю. Выйдя замуж достаточно рано за жениха, выбранного родителями и, принеся в приданное как раз это здание, всю жизнь мучилась от его тяжелого характера. Детей не нажили, имущество медленно, но верно пропивалось мужем. Сатика терпела долго, всевидящий разводов не приветствует, а она богов чтит ревностно. Как и любая женщина с неудачным браком, в конце концов, съехала к маме, а приданное решила переоформить только на себя. И только сегодня узнала от Мары, что все, оказывается, уже продано. Надеюсь, мой мужчина не такой. И как я могу ее утешить, что могу сказать? Оправданий ее мужу просто нет, да и выхода ни какого из ситуации я ей подсказать не смогу. Документы-то все оформлены, как положено, зарегистрированы в Ратуше, уплачена пошлина. Какая бы добрая не была Мара, ей нет никакого резона отдавать назад лавку, купленную наверняка не за гроши. Так что я только с сочувствием выслушала ее и дальше просто похлопывала Сатику по плечу и уговаривала перестать плакать. Но потоку слез, казалось, не будет конца. И где эта Мара? Я больше не могу находится в такой мокрой атмосфере. И почему я сразу не додумалась посадить рыдающую женщину на кресло? Благо оно тут не одно, пусть и не очень удобное. Оторвать Сатику от себя и усадить оказалось не таким уж и простым делом. Она цеплялась за меня руками и ногами, как будто я спасательный круг. Но в конце концов мне это удалось и я смогла присесть в соседнее кресло. История ее жизни пошла в ход по второму кругу, она забыла, что уже мне все рассказала? Мне всегда было жаль людей, которые опускают руки при первых проблемах. Я понимаю, что может это и не тот случай, но видеть, что за человек рядом и не озаботится о сохранности своего имущества, может только на редкость наивный и доверчивый человек.

Мара вернулась, держа в руке стакан с какой-то остро пахнущей жидкостью. Наверно и на вкус не очень, так как, выпив ее одним глотком, Сатика еще долго морщилась. Но главное, что действенная — слезы быстро иссякли, ограничившись всхлипами, лицо приобрело более здравый вид, руки перестали дрожать. Уже почти спокойным голосом женщина попросила прощения за истерику и попросила оставить наш разговор в глубокой тайне — пересудов в округе ей только не хватало. С достоинством попрощалась и ушла так же тихо, как и вошла, оставив после себя мокрых меня, Мару пол и кресло. Больше всего досталось, конечно, лекарке, но она в одежде пропитанной слезами чувствовала себя гораздо лучше, чем я. Может у нее такие пациенты есть и это не в первый раз? Вот выдержка, мне бы такую.

Мара с облегчением упала в одно из сухих кресел и, расслабившись, закрыла на минутку глаза. Я занялась тем же самым. И тут наш отдых прервал тихий стон из соседней комнаты.

Глава третья

Опрометью кинувшись в соседнюю комнату, мы застали следующую картину: мужчина моей мечты, еле держась на ногах, сделав из простыни что-то вроде юбки, искал свою одежду, рыская по всем шкафам. Нас он даже не сразу заметил, так был этим увлечен. Нашел только лекарский халат Мары (огромных размеров) и, скинув с себя простыню, (ах..., да ему художникам и скульпторам позировать можно, по крайней мере, сзади — да, я увидела его только сзади), накинул его. Резко повернулся к двери, явно собираясь уйти, и тут он увидел нас, смотрящих на него с открытыми ртами. Тут уже рот непроизвольно открылся и у него. В себя он пришел только через несколько минут и начал лихорадочно потуже запахивать безразмерный халат. Наша прострация длилась чуть больше. Поняв, что начать разговор мы пока не в силах, мужчина приступил к расспросам сам. Причем почему-то решил, что мы понимаем только громкие крики. Отвечала ему, конечно, только Мара.

— Кто вы и что вы здесь делаете?

— Работаем, лапонька.

— Как вы меня посмели назвать???

— Вы, молодой человек, представиться не соизволили, а до наступления этого торжественного момента будете "лапонькой", могу исправить на "милочку". Устраивает? Хотя нет, "милочка" — это не про вас однозначно.

— Что за оскорбления??? Что вы себе позволяете???

— У себя я позволяю то, что хочу, особенно с незваными гостями со стрелами военного образца в боку. А что позволяете себе вы, роясь в моих, замечу, вещах и нагло воруя одну из них?

На эту гневную отповедь красавец так смешался, что даже не сразу ответил. За время его раздумий Мара подошла, потрогала его лоб на предмет жара, прослушала пульс и облегченно вздохнула. Собравшись с силами, мужчина, сменив тон, начал разговор снова.

— Нижайше прошу меня извинить. Моя неучтивость может быть оправдана только моим физическим состоянием и сильной головной болью. Ясновельможные дамы, позвольте представиться, ваш покорный слуга Рейвен Орин.

— Все-таки жар у вас полностью так и не прошел. Где вы, интересно, увидели здесь ясновельможных дам? Когда вы на нас кричали, то хоть делали это на нормальном языке. Вы что, при монаршем дворе разговаривать учились? Если так, то почему не назвали свое родовое имя. А если вы не так высоко летаете, почему не назвались именем родного города?

— На это есть причины. И существенные. Я так понимаю вы — лекарь?

— Вы правильно понимаете, молодой человек. С самого детства известна, как Мара Наррийская. Можно просто Мара. А ваше второе имя с эльфийского переводится как "сокол"?

— Вам знаком эльфийский?

— А самые известные лекарства на каком по-вашему языке называются? Вот и приходилось в молодости попотеть над ним. Что-то еще помню.

— Я признаю, что имя не родовое, но и это я себе сам не выбирал. Меня так назвал один очень уважаемый мною человек.

— Рейвен, кажется так вас зовут, да вы на ногах не держитесь, ложитесь-ка обратно в постель. Здесь вас никто не найдет, но только при условии, что услышу я от вас только правду, а не те сказочки, которые вы обычно женщинам скармливаете. И не думайте, что сможете отсюда сбежать. Замок тут магический, а дверь укрепленная, окон, как вы уже думаю заметили, нет. Так что пока вспоминайте все как есть на самом деле, в кровати конечно, а я пока заварю чай с кое-какими необходимыми для вашего выздоровления травками. Одежду свою и не ищите, я ее постирать домой отнесла. Кстати, мой халат вам очень к лицу, даже не смотря на то, что вы его можно сказать украли.

— Еще раз извините, я думал только о том, что надо одеть хоть что-нибудь, а не о том, чьи именно вещи я беру.

— Вы еще стоите? Мне вас в постель самой класть или сами уж как-то справитесь? Вы считаете, что в постели обычно лежат в женских халатах? Не вздумайте его только снять, пока я вам простыню не подам, здесь же все-таки "ясновельможные дамы". Лира, выйди-ка, мне перевязку нужно сделать.

На меня он даже ни разу не взглянул, а я по-моему ни разу не вздохнула за все это время. Только бы не заплакать, только бы не заплакать. И так вся приемная в слезах, а мыть ведь мне придется. Наверное, этим и займусь. Найти тряпку оказалось еще той задачкой. Ну, кто мог догадаться, что она лежит в шкафу с магическим замком на самой верхней полке. Других я не нашла, так что, помыв пол, положила ее перед дверью. Чем и вызвала потом целый вулкан эмоций у моей хозяйки. Оказалось, что это была специальная ткань для обертываний при кожных заболеваний, пропитанная дорогущим составом. А я просто хотела прибраться, да и себя на время занять хоть чем-нибудь. Высказав все, что она думает о моей помывке полов, сегодняшней утренней гостье и нашем раненом пациенте, Мара, наконец, успокоилась, признав, что срок годности у пропитки ткани давно истек и хранила она ее скорее по старой памяти, чем по необходимости.

— Ну и как он?

— Жить будет, пока более меткий стрелок не попадется.

— Он что-нибудь про себя уже рассказал?

— Только о своем отношении к моим методам бинтования, но вряд ли это тебе интересно, к тому же там было много нехороших слов.

— Я же серьезно спрашиваю.

— А кто мне говорил, что все обдумал и больше не будет мечтать кое о ком? Неужели меня этот таинственный кто-то обманул? Нехорошо.

— Вы же сами видели, я с ним даже не заговорила, да он вообще меня не заметил.

— Заметил, за это не волнуйся, даже спрашивал, как прелестницу зовут.

— Правда?!?!?!

— Какая ты доверчивая! У него сейчас мысли крутятся только вокруг своей персоны, впрочем, это обычное состояние у мужчин. А как только сильно полегчает, так сразу очень даже начнет интересоваться. Ты к нему шагу без меня не ступишь.

— Я и не собиралась.

— Куда только радость в голосе пропала, чего губы затряслись? В соседнюю комнату уверенность в себе убежала что ли? Ай, ай, ай... На вид взрослая, а сама дите дитем.

— Со мною все в порядке, вы видите то, чего нет.

— Поживем — увидим, есть или нет.

Посчитав наш разговор оконченным, Мара ушла к пациенту, а я начала думать о том, кем же все-таки он является на самом деле. Вариантов было много: от вражеского шпиона до внебрачного монаршего сына, но все они казались какими-то сказочными и маловероятными. К тому времени, как моя фантазия иссякла, меня со страшной силой начало клонить в сон, особенно сильно тянуло закрыть правый глаз, левый еще как-то держался. Но скоро сдался и он и я забравшись в кресло с ногами тихонько заснула. Снился мне тот лекарь, с которым меня Мара познакомить собирается. Почему-то хромой, одноглазый и лысый. Проснулась я в холодном поту на том моменте, как он мне кольцо на палец одевал. Бррр... Вот приснится ж такое, потом и заснуть в следующий раз страшно. А если этот сон вещий? Надеюсь, что из правды в нем только обручальное кольцо. Оно-то как раз было очень даже красивым, к тому же золотых украшений у меня нет, а хотелось бы иметь.