Конечно, кэлл Атикейро мог обратиться к старому законному способу решать подобные дела. Вы слышали о судебных поединках? Я думаю: он не захотел этого не из-за боязни быть убитым: Фендуко моложе его и в отличной форме — нет здесь что-то другое. Кэлл Атикейро — опытный воин и умереть с оружием в руках не боится. Скорее всего, он хотел распутать клубок интриги. Официальное расследование ему тоже было ни к чему — была затронута честь короля — вряд ли, Тамелий признает перед всеми, что писал такое письмо — он откажется и обвинит его же. Именно поэтому Атикейро предпочел действовать, находясь в тени.

Что касается кэлла Фендуко, то после исполнения своего плана на совете, он решился на другое мерзкое дело: ему нужно было устранить свидетелей: Умальфиха и нас — братьев Синего клена.

На Умальфиха было совершено нападение, но ему удалось бежать. У него имелись обрывки черновика того злополучного письма, написанные рукой Фендуко с краткими указаниями, а также расписка, в которой Фендуко прощал ему долг за кусок земли, на которой проживал бедняга. Умальфих чудом избежав гибели, примчался в наш храм, ища спасения. Пробыл он у нас недолго — Фендуко догадался, где его искать — и, передав мне на сохранение все бумаги, скрылся в неизвестном направлении. Позже его нашли убитым. И вину за это убийство молва приписала Атикейро!

С нами, братьями Синего клена, Фендуко поступил иначе — грех его не знает прощения. Он устроил погром и пожар в Храме Дарбо, и подкинул туда какие-то "улики", указывающие на нас. Возмутительно! Братья синего клена — противники всякого насилия. А уж вандализм совершенно неприемлем нашей вере.

Но совершенное злодеяние дало повод храмам Дарбо объявить "кастелло", — вы знаете что это — право на месть, — и уничтожить все лесные храмы. Магистр Бруманден даже не счел нужным провести расследование! Зачем возиться с представителями старой, отсталой веры. Зато их прогрессивное вероучение не стыдится взять в руки меч на защиту своих интересов. Мы же — сторонники Высшего промысла. Так что, все их призывы — сплошное лицемерие. Последователей нашей веры власти изгнали из этих мест,— интересно: кто же теперь будет их лечить? Так многобезобразнейший кэлл Фендуко избавился от ненужных людей.

Но в результате всех этих происков, надеждам его не дано было осуществиться, ибо Совет старейшин принял совершенно неожиданное решение. В договоре, заключенном некогда основателями города было прописано правило, которое позволяло при особых обстоятельствах временно выбирать проконсула с ограниченными правами в лице достойного горожанина, не состоявшего в Совете, а наиважнейшие обязанности консула распределять между членами Совета. Причем право накладывать вето доставалось высшему духовному лицу города. Что самое удивительное: кэлла Атикейро формально не исключили из Совета, по сути, представители клана Атикейро являлись пожизненными его членами. Но фактически — он стал изгоем на общих собраниях: как только он появлялся на собрании — все разом замолкали и поворачивались к нему спинами — это был знак полного недоверия! Впрочем, попытку посетить собрание он сделал только один раз. Так обстояли в городе.

Мне же пришлось скитаться в чужих краях, — устало молвил Пентамон, — к счастью, в некоторых местах нам еще оказывают гостеприимство: всем известно, что братья Синего клена — прекрасные целители и знатоки травяной магии, кое-где это еще ценится. А вот в Ларотуме истинных богов давно забыли. Хотя чего можно ожидать, если Тамелий был рожден чужеземкой, женат на чужеземке и все чужеземное ему по вкусу.

Лысая голова, словно склоненная под тяжестью мыслей упала на грудь. Вообще, видно было, что силы его на исходе.

— Куда же теперь вы направляетесь?

-Я должен внести ясность в это дело, и отвезти бумаги к графу Атикейро. А уж он решит, что дальше с ними делать.

-Но сейчас вам ехать опасно.

-Я переночую здесь, а отправлюсь в путь на рассвете, когда все еще спят.

-Могу составить вам компанию. Только ваша великолепная борода делает вас слишком заметным.

-Что ж, хоть это и не к лицу мне, но ради благого дела я готов пожертвовать ей.

-Вы это сделаете утром, а сейчас вам надо отдохнуть.

Кое-как устроив его на ночлег, благо ночи в тех краях были теплые, я тоже прилег под раскидистым деревом. Солнце ушло за кромку деревьев, и всюду легла тень, вечерние птички, не умолкая, щебетали, и под их ласковые песни я задремал.

Разбудил меня дребезжащий голос старца:

-Добрый юноша, подойди ко мне.

-Что вы хотите, отец?

-Кажется, я умираю.

-Да что вы болтаете. Вам еще жить сто лет.

-Не спорь со мной. У меня к тебе одна просьба. В одежде моей спрятаны те злополучные бумаги, проливающие свет на историю, о которой я тебе поведал. Ты должен передать их кэллу Атикейро. Найдешь их сам: у меня нет сил — пошевелиться. И еще: сними с моей руки перстень. Он может тебе пригодиться, если встретишься с Братьями Синего Клена, которых осталось на свете немного, но они держаться друг за друга. В случае чего — они смогут тебе помочь.

С этими словами, будто выдохнув из себя все силы, старик замолчал навечно.

Печально светили звезды, лес шептал своей ночной таинственной жизнью: что-то ползало и щебетало, носились светляки, и все было так безмятежно, что казалось странным желание некоторых людей нарушить столь роскошную благодать, всколыхнуть царственный мир леса. Душа старика потихоньку отлетала в мир теней, и больше не нуждалась ни крове, ни в пище, обретя свой вечный покой,— и клянусь,— я даже ему позавидовал на мгновенье.

-Свалил на меня свои мерзкие тайны и помер, старый хрыч, — проворчал я.— А что мне делать с ними? Я точно знал, что не хочу вмешиваться ни в какие интриги. Когда грызется свора — кошке лучше держаться подальше — не ровен час и ее порвут.

Настало утро. Отряхнувшись от росы, я перешел к делам земным, начав с дел скорбных: надо было похоронить старика — не тащить же его в Сафиру. Сняв перстень, обещанный мне, и разыскав среди жалких остатков вещей старика нужные бумаги, я предал его тело земле.

Совершив печальный обряд, я отправился в путь.

Явившись в город, я первым делом занялся выполнением поручения моего повелителя герцога Брэда. Каким-то образом, уладив все дела в быстрые сроки, видать, эта Сафира — действительно деловой город, я совершил небольшую прогулку. Осмотрев все достопримечательные места, сделав нужные приобретения и посетив некоторые развлекательные места, коих я оказался лишен в замке Брэда — все же, в ту пору я был молодым, полном жизненной энергии и разных естественных желаний, человеком, я, наконец, вспомнил и о встрече в лесу. Мне стало не по себе.

С одной стороны, я дал слово старцу, и я уже посвящен в эту историю, а нет ничего хуже тайны, которую ты носишь в себе. Она просто опасна для тебя, пока ты ее знаешь один. Разыскав Атикейро, я освобожусь от этой ненужной ноши, но с другой стороны поведав ему ее, я сразу делаюсь врагом для других не менее важных людей. Влиятельный клан Фендуко не простит мне вмешательство в это дело.

На всякий случай я зашел в одну харчевню отобедать. Может, процесс поглощения хорошей пищи способствовал созреванию моего решения, но я сделал свой выбор, сказав себе: "была — не была" и, расплатившись за обед, направился к дому Атикейро.

Надо полагать, что последней каплей, перевесившей чашу весов в моих колебаниях, являлась мысль, что герцог Брэд, был всегда положителен в своих отзывах об Атикейро, и более того, поняв: каким мерзавцем оказался Фендуко, я решил, что моему господину будет опасно такое соседство. Ведь, расправившись со своими соперниками в городе, он может заняться близлежащими владениями.

Я встретился с могучим, как столетний дуб, патриархом Нобилусом Атикейро. Такие люди могут согнуть своим взглядом кого угодно. С минуту он изучал меня, но к удивлению своему, выяснив, что на меня его мощь не действует, раздраженно сказал:

-Что вам угодно?

Представившись бедным странствующим рыцарем, я ответил:

-Меня привело в ваш дом, граф, одно очень важное для вас дело. Оно касается вашей, опороченной подлыми измышлениями, чести.

В глазах графа появился стальной блеск, и он кивнул, чтобы я продолжал.

-Я хочу сообщить вам сведения, важные сведения. Для вас они прямо-таки бесценны. А мне нужно всего лишь ваше покровительство. Вот о чем я осмелюсь просить вас.

Лицо графа налилось кровью, но он сдержался и сказал:

-Ближе к делу!

И я поведал ему о своей встрече с Братом Синего Клена, а также обо всех умозаключениях, сделанных Пентамоном. А в доказательство протянул, переданные мне, бумаги.

Атикейро молчал. Это было тяжелое молчание человека, добившегося правды, но отнюдь не радовавшегося ей. Такая правда, словно оскорбляла гордого человека, привыкшего защищать свою честь с оружием в руках.

Я тихонько покашлял и вывел его из глубокого раздумья.

-Если мой рассказ пригодился, вы позволите мне откланяться?

Не обратив никакого внимания на мои слова, он встал и позвал своего человека. Отдав ему какие-то распоряжения, он отправился в свои покои. Мне было велено ждать. Я остался, как полный болван, не зная: на что мне рассчитывать.

Вскоре хозяин вернулся и приказал следовать за ним. Я с ужасом понял, что мы направляемся в здание Совета старейшин. Мы вошли в зал заседаний, где уже собрались некоторые из членов Совета. Они с любопытством поглядывали на меня, демонстративно держась подальше от Атикейро. Вскоре прибыли и остальные. Я почувствовал холодок, услышав фамилию Фендуко, объявленную при его появлении, и даже если бы я захотел избежать этой встречи, Атикейро бы мне не позволил.

Он коротко сообщил Совету, что молодой человек поведает всем о новых обстоятельствах неприятного инцидента, в котором его обвинили, не дав никакой возможности оправдаться.

В зале возникло напряжение. Я огласил свое открытие.

Федуко и Либарус пожирали меня глазами, я чувствовал себя, как на углях, и думал в ту минуту только об одном: чтобы испариться подобно дыму у костра, понимая, что переделка, в которую я попал, создала серьезную угрозу моей жизни.

Совет старейшин встретил мое сообщение недоверчивым молчанием. Пришлось предъявить всем бумаги, доставшиеся от Пентамона.

Это был черновик королевского письма, немного отличавшийся по тексту, но это было неважно. Важно то, что сделан он был рукой маркиза Фендуко — его почерк сразу все узнали, а еще на нем были какие-то пометки и указания для Умальфиха, весьма недвусмысленно указывающие на организацию Фендуко заговора против графа.

Я указал Совету на место захоронения жреца и коротко поведал о том, что оказался замешанным в эту историю случайно, ибо другие дела привели меня в город, что ни с кем из присутствующих я не знаком, стало быть, лицо незаинтересованное.

Совет зажужжал, как обеспокоенный улей, передавая из рук в руки бумаги Пентамона. Фендуко даже не стал их читать, а бросил их в сердцах на пол, что-то выкрикнув в мою сторону, он вызывающе обратился к собранию. Страсти стали накаляться и председатель, позвенев в колокол, вынес решение: отложить разбор дела, до следующего заседания, а кэллу Фендуко подготовиться, как следует, и дать объяснения всему случившемуся. С великим шумом все разбрелись.

Я не стал дожидаться развязки этой истории, и последующие события стали известны мне гораздо позже.

В тот день кэлл Атикейро помог мне благополучно покинуть город, он был чрезвычайно доволен поворотом дела и на радостях отсчитал мне двести золотых баалей. Моя поездка в Сафиру принесла мне врагов и деньги — чаще всего так и случается: одно неминуемо следует за другим. Я ехал довольный собой, но, увы, прибытие мое в замок Брэда омрачилось печальными событиями. Но это уже другая история.

И вот, я снова в Сафире. И зная вышеизложенный рассказ, становится понятным: почему мне не стоило сюда приезжать.

Но пути судьбы человеческой извилисты как горные дороги. Мне пришлось приехать Сафиру по делам будущего мореплавания. Да, еще мой добрый друг Родрико меня попросил, воспользовавшись оказией, передать деньги причитающиеся купцу Бэлансу, ибо они оказались невостребованы в деле завоевания селиньи Маленны. А проживал и вел свои торговые дела сэлл Бэланс как раз в Сафире. Я не хотел отказывать герцогу Сенбакидо — теперь нас связывали общие дела. Тем более, что делать, в сущности, мне в Ритоле было нечего и я очень надеялся, что о моем существовании недруги кэлла Атикейро давно забыли.

Оказался у меня и попутчик, добродушный торговец, разъезжавший по своим торговым делам из одного конца страны в другой. Я не чванился и не считал зазорным это общество — торговый люд — кладезь разных полезных сведений. И мы мирно проделали вместе большую часть пути. Человек этот превозносил Сафиру. В ней нет места обману между купцами, в ней заключаются самые выгодные сделки. Он так долго пел хвалебные песни этому городу, что я и сам вдруг захотел в нем снова оказаться. Уже по более приятной причине. На этот раз я твердо решил: никаким старцам не помогать, и ни в какие истории не впутываться. Оделся я не броско и ничем особенным не выделялся. Под видом небогатого горожанина, я осторожно миновал городские ворота и направился к кредитору Родрико. Человек он был чрезвычайно занятой, и каждое утро проводил в хлопотах. Я застал его за погрузкой товара. Он очень обрадовался мне, но приглашать на обед меня не стал, чем я был несколько разочарован. Наверное, он заметил мой огорченный вид, засуетился и, немедленно пригласил на ужин. Это уже кое-что, — подумал я и, рассчитавшись с любезным торговцем, отправился далее. Голод привел меня в одну небольшую харчевню, где и был совершен священный ритуал принятия пищи, сопровожденный некоторым количеством местного вина. Ответив на мольбы своего желудка, я воспрял духом, и мысли мои забегали как тараканы в кромешной тьме. Я подумал, что мне непременно надо посетить какое-нибудь игорное заведение и попытать счастья: мне хотелось удвоить имевшийся у меня капитал. Да и покидать чудесный город, где процветают прекрасные ростовщики, как-то сразу не хотелось.

Кто ж знал, что в заурядном игорном доме меня ждет знаменательная встреча!

Увы, мне пришлось убедиться в метком замечании, старом как мир, что везет новичкам или дуракам. Ни тем, ни другим я не был, поэтому незамедлительно продул все свои баали.

Пошарив, как следует, по карманам, я пришел к выводу, что положение мое критическое, и стал лихорадочно соображать: где мне теперь раздобыть деньги. Закладывать мне было нечего кроме коня и его сбруи — и я решил рискнуть.

Но мои попытки отыграться были прерваны самым грубейшим образом! Чья-то тяжелая рука упала сзади на мое плечо, а другая вцепилась в горло, и, кажется, стала меня душить! Но не зря меня хэлл Робано научил приемам рукопашой борьбы — я сумел выйти из этого захвата — и теперь мой обидчик стоял напротив меня и потирал ушибленное место. Что не помешало устремить на меня ненавидящий взгляд: маркиз Фендуко! Собственной персоной!