Хроники Миона

Хотя, если подумать, то это даже смешно: упырь, ёжащийся от кладбищенской тишины и покоя! И ведь никто бы не поверил, если бы увидел. Но, к счастью, свидетелей не было, и чересчур боязливая нежить могла спокойно предаваться своим неуёмным мыслям.

Однако не все жители деревушки оказались достаточно верующими, чтобы не нарушать покой мёртвых живым и теплым дыханием.

Его-то и поджидал притаившийся упырь.

— Ты опоздал, — нетерпеливо бросила Тин, шагнув из тени маленькой скособоченной избушки кладбищенского сторожа прямо навстречу парню. Тарек, не ожидавший столь внезапного приветствия, шарахнулся в сторону, налетел на кучу какого-то бытового барахла и непременно бы свалился в снег, если б упырица его вовремя не поймала за локоть.

— Создаешь лишний шум, — уведомила она растяпу и легко поставила его на ноги.

Тарек, сделав вид, будто и нет ничего удивительного в том, что его поймала хрупкая на вид девушка, независимо кивнул и спросил:

— Ты знаешь куда идти?

Упырица, не ответив, развернулась и одним прыжком преодолела забор, опоясывающий территорию кладбища высотой в добрый метр. Тарек покачал головой, потом, поднапрягшись, схватился ладонями за ограду и, подтянувшись на руках, оседлал её. К счастью, верхушка забора была прямой и плоской, а то бы пришлось искать другой вход. Легко перепрыгнув по другую сторону, Тарек первым делом натянул варежки, потому как холод и вправду был могильный. Пробирал до самых костей.

— Ты решил остаться тут на постоянное проживание? — ехидно окликнула его Тин откуда-то из-за спины. — Или всё-таки намерен вернуться домой поутру?

— Никогда не любил кладбища, — поежился парень, пристраиваясь за упырицей, уверенной походкой пробирающейся вдоль заснеженных и одиноких крестов к центру всей территории.

— А кто их любит? — равнодушно ответствовала упырица. — Разве что ненормальные психи вроде тех же орков, которые, небось, и спят там же, где развлекаются.

— Раньше я думал, что упыри неотделимы от кладбища и своей могилы.

Тин, полуобернувшись к нему, ухмыльнулась.

— Уж извини, такой уродилась, — язвительно прокомментировала она мнение друга. — А то бы отвела тебя туда, как к себе домой. Не люблю я это место, там будто бездонная дыра прямиком во тьму разверзлась...

— Но как ты из гроба умудрилась выбраться? — довольно бестактно полюбопытствовал парень. Однако Тин лишь усмехнулась его вопросу.

— Если ты не в курсе, гроб для меня зажали. Хотя смастерить все же сподобились, вот только засунули куда-то...

— Наверное, пылится у отца в сарае, — пожал плечами Тарек. — Он постоянно складывает туда всякую ерунду, которая, по его мнению, ещё может понадобиться в быту.

— Да уж, полезная вещь — гроб, ничего не скажешь!

— Я и не говорю, что одобряю отца, просто...

— Просто ничего не бывает, — отрезала Тин, остановившись. — Всегда найдется умник, который попробует всё усложнить. Вот она, эта могила.

Чуть не врезавшись в Тин сзади, Тарек осторожно обошел подругу и внимательно осмотрел местность.

— Не вижу ни креста, ни могилы.

— Потому что не там смотришь. Обернись направо.

Послушавшись совета упырицы, парень, наконец, узрел искомую могилу. И крест присутствовал на надлежащем месте.

— И что теперь? — спросил он, добросовестно изучив каждую снежинку на твердой поверхности дерева. — Как мы будем... копать?

Тин разъяренно обернулась к нему и рявкнула так, что Тарек аж подпрыгнул от неожиданности:

— Ты даже не додумался взять лопату?! Идиот!

— Сама такая! — пытаясь унять дрожь в голосе, парировал парень. С чего это она так взбесилась? Кладбищенский воздух на нее так действует, что ли? Или слетевший с языка вопрос виноват?

— А больш-ше с-сказать нечего, да?! Ты хоть понимаеш-шь, что мы вс-се это время потеряли впус-стую?!

— А тебе больше и делать нечего, кроме как ругаться! — не отступал тот. — Ты же только этим и занимаешься — жалеешь себя и проклинаешь ту сволочь, что тебя в мертвое тело сунула! А делать — ни хрена не делаешь! Да и зачем?! Ведь в случае чего есть на кого свалить!

— Заткнис-сь! — взвизгнула упырица. — Ес-сли бы не я, ты бы с-сдох тогда! И я бы...

Тут уже не выдержал Тарек. Он с содроганием ждал того момента, когда Тинайа вспомнит, наконец, кто послужил причиной её смерти. Он знал, что подруга не забыла этого, но молчала. А теперь...

— ...Эгоистичная и бессердечная стерва! — сказал, что выплюнул, парень. — Только и знаешь, как о себе заботиться, да поминать, какая была бы жизнь, если бы не я! Может, оно и правильно?! Может, мне стоило умереть тогда, и, возможно, сейчас не ты, а я бы ходил бы неупокоенным мертвяком! Так ты же сейчас вправе лишить жизни меня! Меня, из-за которого твоя жизнь обернулась кошмаром! И ни к чему будет тогда переться на далекий остров Исгерд, где тебя, скорее всего, вернут туда, откуда взяли! Ведь я ближе, доступнее, меня убить гораздо легче, чем могущественного орка-некроманта! Или ты в самом деле боишься, что...

Разъяренная упырица, не сказав больше ни слова, схватила за глотку разговорившегося парня, повалила на снег и, зашипев, показала клыки.

Тарек ещё ни разу не видел подругу в таком гневе. Да и полноте, подругу ли? Это была бешеная нежить, жаждущая крови. И не чьей-то, а именно его, Тарека, друга детства и верного "оруженосца".

Мысли лихорадочно носились в голове, будто ища выхода, и не находя его. Стало тяжело дышать. Ещё несколько мгновений, и рука Тарека, вцепившаяся в горло упырицы, ослабела окончательно. Нежить рухнула всем телом на парня, и её зубы вцепились в податливую плоть. Разорвав кожу, острые клыки намертво вонзились в ладонь Тарека, которой он едва успел заслонить горло.

Тарек вскричал от адской боли, что прошлась по его телу, будто ножом была располосована вся кожа. А над его ухом невесть от чего выла на одной ноте сходящая с ума Тин, рот у неё был наполнен его кровью, та пенилась и капала на девственно-чистый снег. А упырица не прекращала выть. Она дергалась и извивалась, будто рыба в сетях рыбака, но пальцы на горле Тарека не расцепила.

Парень, соединив все усилия, сильно пнул нежить в живот, отчего та, выдав ещё более громкий вой, чем прежде, расцепила пальцы, перекатилась через него и затихла где-то рядом. А Тарек, словно в считанные секунды потеряв все силы, прохрипел что-то и почувствовал, что летит. Совсем ненадолго ему представилось, что он попадает в обитель Мин-Таэ, ту самую, которую ему описывала Тин, но... Перед его глазами лишь пару раз мелькнуло чье-то лицо, а затем все затихло. Даже ощущение полёта пропало. Зато стало темно.

Рядом кто-то явственно всхлипнул. Или нет... Точно, рядом кто-то всхлипывал, да ещё так яро и с чувством, что хоть сейчас бери платок и присоединяйся к неведомому горю. Тарек подивился такому сочувствию и, наконец, додумался открыть глаза. На него тут же кто-то навалился, но он, ещё помнивший, чем окончились его обнимания в прошлый раз, поостерёгся отвечать взаимностью. Парень закатил глаза и вновь обмяк. Однако спокойно отлежаться ему не дали, потому как затрясло его не на шутку.

— Тарек, ты жив? — взволновано прокричал ему в ухо девичий голосок. — Ну же, ответь мне, ты жив?! Тарек!!! Стерва я, стерва, что поделаешь! Сама, идиотка, пошла на это трижды клятое кладбище, и тебя пустила! Ну, пожалуйста, очнись!!!

— Больше кусаться не будешь? — не удержавшись, прохрипел парень. — А то мне уже и так хватило...

— Тарек!!! — взвизгнула Тин. — Милый, ты живой! Ну, прости меня, сволоту такую, я же себе этого в жизни не прощу, если ты меня сейчас оставишь! И в посмертии тоже!

Парень не выдержал и рассмеялся, но спохватился, когда понял, что смех причиняет ему боль.

— Успокойся, подруга. Не оставлю я тебя, так уж и быть! А то ведь страшно подумать, что ты без меня делать будешь, кого кусать?..

Тин облегченно рассмеялась сквозь слезы, и помогла другу подняться.

— Тебя надо перевязать, а то можешь заполучить инфекцию, — сказала она, отдирая от своего уже изношенного платья изрядный кусок материи. — Мне-то от твоих пинков ничего не случилось, а вот тебе ещё недельку придется похрипеть.

— Качественно ты меня придушила, — сказал Тарек, пробуя покачать головой, однако шея так скоро раны не забывает. — Ой, осторожнее!

— Извини, — Тин аккуратно завязала узелок на повязке и критически оглядела результат трудов своих. — Ладно, на несколько часов пойдет. А раз ты уже в относительном порядке, то я хочу тебе кое-что показать. Когда... э-э... ну, когда ты меня отбросил, я упала точно на могилу, чуть лбом в этот крест не врезалась. А потом произошла очень любопытная вещь...

— Да, Тин, — только и вымолвил Тарек, разглядывая последствия этой самой "вещи". — Нам с тобой после этого никто не страшен. Даже голодный орк. И как ты это сделала?

Тин пожала плечами.

— Я ничего не делала. Это все он, — ответила она, указывая пальцем на свой медальон. — Его когда-то подарила мне бабушка, и, мне кажется, он обладает колдовской силой. Потому что я, даже и сгорая от ярости, не смогла бы растопить снег за несколько секунд.

На бедной могиле, которую друзья избрали для своего варварского эксперимента, не осталось не одной снежинки. Мало того, что исчезло почти полметра снежного покрова, так ещё и земля разрыхлилась и нагрелась до такой степени, что белые пушистые хлопья, опадая на неё, тут же таяли.

— Попробуем откопать так, что ли? — недоверчиво поинтересовался у подруги Тарек. — Или оставим это дело и вернемся домой?

— Ба! — насмешливо воскликнула та. — Неужели наш бесстрашный воин и неудержимый деятель решил таки сделать шаг назад?

Парень, фыркнув, отцепился от все ещё поддерживающей его Тин и подошел к гигантской проталине. Но как только он ступил на черную и пышущую паром землю, та рассыпалась у него под ногами, будто снежный наст, и Тарек провалился по пояс в какую-то яму.

— Похоже, копать нам сегодня не придется, — сделала вывод Тин, осторожно подбираясь к другу, чтобы не упасть следом за ним. — Давай руку, я тебя вытащу.

Через несколько минут и Тин, и Тарек с содроганием изучали нечто, гниющее на дне могилы.

— Это не мама, — прошептала упырица. — Это... я не знаю, кто но не она, точно!

— Как они могли похоронить человека без гроба? — в свою очередь задумался парень. К счастью, ему удалось упасть на маленький свободный кусочек земли, и не вляпаться ногами в... труп. — Ведь это прямое нарушение всех традиций, да ещё и демонстрация наплевательского отношения к нимфе. Кто же мог прекословить её воле?..

— А то ты не знаешь! Поверь мне, Тарек, не все люди так безоговорочно верят в нимфу, как ты и твоя семья. Даже я уже начала сомневаться в её возможностях.

— Не говори так! — парень попытался повысить голос, но тот сорвался, и ему пришлось снова перейти на шепот. — Не говори так, — повторил он. — Она существует!

— Да знаю я, знаю, — отмахнулась Тин, делая шаг назад. Смотреть на разлагающийся труп было невыносимо мерзко. — Вот только я обретаю сомнения в её могуществе. Раз она, дочь Бога, явилась в этот мир олицетворением добра и чудес, то почему тогда на Исгерде до сих пор живут орки? Они ведь пакостят везде, где могут, даром что с острова выбраться не в силах! А эльфы! Почему тогда происходят беспорядки, почему не исчезают разбойники, грабители на дорогах, раз они прирожденные правители, и им любая тяжесть по плечу? Почему они, такие утонченные и заботливые, уселись у себя в столице и носа в провинции и деревни не кажут? Хоть разок бы почувствовали на своих взлелеянных эльфийских задницах, каково это — жить без слуг в почти постоянной нужде и не знать покоя от различных бандитских группировок!

Они вдвоем шли по пустому кладбищу, смотря себе под ноги и поскальзываясь через шаг. Мороз ударил не на шутку, так что Тарек затрясся от холода, но Тин даже не ёжилась, поглощённая своими мыслями. Хотя упыри и не чувствуют холода.

— Не бери в голову, — примирительно посоветовал Тарек. — По крайней мере, это лучше, чем не знать чудес вообще. Эльфы — другая раса, они посланники самого Бога, и мы не в силах им перечить. Сама посуди, одно дело, когда на троне сидит человек, облеченный властью просто из-за того, что он родился у особы царственных кровей. Он такой же человек, как и мы с тобой, однако в его руках право карать виноватых и давать свободу невиновным. И совсем другое дело, когда страной правит высшая раса, каждый представитель которой от рождения впитывает мудрость и знания предыдущих поколений. Они с рождения готовятся править страной, и править мудро, вне зависимости от личных пристрастий. А насчет орков... Тут, как говорится, света без тени не бывает. Иначе это не свет, а раскаленное солнце, способное сжечь плодородную землю за несколько часов.

— И всё-таки, эльфы не такие уж и совершенные. Не бывает ничего совершенного и безукоризненного.

— Твоё упрямство сделало бы честь любому эльфу, — улыбнулся Тарек, приобнимая подругу за плечи. — Правильно, не бывает. Но ты не пробовала жить просто так, не задумываясь, а что произойдет завтра, а не убьют ли меня, не разольётся ли молоко и колодец не иссохнет? Если постоянно думать в таких масштабах, как ты, то получается, что и жизни у нас, как таковой, нет. Везде — обман, убийства, грабежи и рабство. Но твоё лишь голое мнение не даёт тебе права сомневаться в силах Судьбоносной Нимфы. Она знает, как лучше. И она сделает так, как лучше, потому что по-другому и быть не может.

— Это просто слепая вера курицы в том, что её хозяин завтра не будет голоден. Я так не могу, — покачала головой Тинайа и снова поскользнулась. Тарек поддержал её и рассмеялся.

— Всё ты можешь. Просто не хочешь себе признаться в том, что с обретением веры ты боишься потерять свободу. Твою любимую и желанную свободу, когда можно делать, что хочешь, идти, куда надо тебе, и мечтать о том, чего никогда не будет. Но поверь, вера не отнимает свободу. Она лишь даёт опору в жизни и позволяет чувствовать за спиной надёжный тыл.

— Что-то я этот тыл не очень-то и наблюдаю. Хотя давно пора бы ему образоваться. И не потому, что я умерла, нет. Оттого, что я не знаю, что мне делать дальше. Нимфа мне помочь не сможет, смерть — не её вотчина, а что делать мне? Не очень-то хочется умирать от осиновых кольев и прочей заострённой и опасной для нежити ерунды... Эти полгода я прожила, как в тумане из-за шока. Смерть матери и моя собственная оказали большое влияние на мою психику, так что сперва и не поймешь — то ли это возвращение к жизни, то ли существование в смерти. Но теперь я поняла, что дальше так... нет, не жить... выживать не могу. Это выживание путём выдирания клочьев собственной души меня уже полностью источило. Единственное, что радует, так это то, что я могу обходиться без крови. Но сегодняшняя наша драка мне окончательно раскрыла глаза. Я больше не смогу держать себя в руках так, как прежде. Твоя кровь, наверное, и побудила медальон к действию, так что предсказать, что будет дальше, если на него попадет хоть капля, невозможно. А снять... Знаешь, мне кажется, что это равносильно отказу от памяти и души. Это согласие жить по всем правилам Смерти и питаться одной этой ярко-алой жидкостью. Вот только я уверена, что через год-полтора я дойду до этого состояния с этим самым медальоном на груди. Просто снять его, и не бороться — проще.