Неправда

Ребята быстро, насколько это возможно в толпе, спустились во всепоглощающую пасть метро. Они цеплялись друг за дружку как детсадовцы на прогулке, потому что казалось — остановишься и пропадешь. Тебя уронят, затопчут, разотрут по асфальту и все это произойдет в считанные секунды. И никто этого не заметит — ни парочка ментов, нежно оглаживающих свои дубинки, ни саксофонист в переходе, в сотый раз играющий дурацкий "Синий туман", ни лощеные попрошайки, притворяющиеся инвалидами. Никто. Потому что это столица. Ей наплевать на все, кроме себя самой, конечно. И будут ляписто вещать над мокрым пятном, бывшим когда-то человеком, рекламные плакаты, что у "МММ нет проблем!"

До Киевского добрались достаточно быстро, оставили рюкзаки в камере хранения и вернулись на площадь, где вовсю шла бойкая торговля шаурмой, курицей-гриль и порнушными видеокассетами.

— А в Питере говорят не курица, а кура. — Мечтательно посмотрел на киоски Мишка.

— Ага. И не шаурма, а шаверма. Мы же только что ели, ты чего Миш? — сказала Анюта.

— Да так. Яма в желудке открылась.

— Блин третий день в пути, а у тебя жорево понеслось! Терпи, и давайте определимся, куда съездим, чего посмотрим, пока время есть.

Они долго спорили, махали руками, но все же остановились на традиционном пути для приезжего, у которого пять часов в запасе до пересадки — Красная площадь, Арбат, а там как фишка ляжет.

И снова метро, и бешеный стук колес, и вот они уже совершенно в другом месте белокаменной.

"Станция Лубянка. Граждане пассажиры, при выходе из вагона не забывайте свои вещи!" — ласково пошутил женский голос, когда они прибыли к месту назначения.

Поднявшись на эскалаторе на площадь между ГУМом и зданием ФСБ, провинциальные студенты обомлели от увиденного. Огромная туша гебешного здания нависала над ними как уродливый Левиафан. Но одновременно оно горделиво задирало голову к небу, словно показывая всем своим презрительным видом — не всякий, кто зайдет, обязательно выйдет: "Молчать! Я здесь вопросы задаю! Понял, тля земная? В глаза смотреть, сказал!"

И тут на них накатило. На всех четверых одновременно. Но если только позавчера эти видения Лешку напугали до полусмерти, если только вчера он едва не потерял сознание у Золотых Ворот Владимира, то сейчас этот накат дался ему гораздо легче. Алексей прекрасно понимал, что он в Москве, в самом ее многолюдном месте, посреди белого дня. Вот японцы фотографируют все подряд, в том числе и замерших ребят, вот немецкие пенсионеры с любопытством рассматривают то, куда они так стремились пятьдесят лет назад, а вот американцы шумно и бестолковенько радуются "рашен экзотик".

А вот и другой мир. Видимый единицам из людей.

Командир отметил, Аня тоже достаточно спокойно переносит прыжок в иную реальность, чего не скажешь об Оле и Мишке. Если парень только побледнел, то Олю похоже жутко подташнивало. Она согнулась и обхватила себя за живот, словно острая боль пронзила ее насквозь.

— Как вы? — спросил Алексей.

— Нормально, — с трудом просипел Мишка за себя и Ольгу. — Вот только голова кругом идет. У нас же первый раз такое... Без предупреждения. Когда сам — легче.

— Ничего страшного. Вы только не забывайте, где находитесь и не путайте реал и астрал. И все будет хорошо. Просто смотрите и будьте внимательны.

А посмотреть и впрямь было на что.

Сквозь толпы спешащих по своим делам живых людей, тянулась огромная, в несколько рядов, очередь призрачных силуэтов. Несколькими ручейками со всех сторон они собирались у входа в здание Лубянки. Мелькали среди них и офицеры царской армии с золотыми погонами, и красные командиры с фанерными чемоданчиками, и дамы в кринолине, и дети в матросских костюмчиках, и длинноволосые старики, и крестьяне в картузах. Огромный зев здания судорожно жевал людей, и откуда-то сзади эти люди выходили уже одинаковые. Одинаково побритые на лысо, в одинаковых серых балахонах. Медленно шаркая адская очередь двигалась куда-то за ГУМ. И надо всем этим скопищем давно умерших людей возвышалась совсем недавно свергнутая с пьедестала статуя Железного Феликса. Она словно дирижировала потоками призраков, довольно щерясь новым и новым жертвам невидимой гекатомбы.

— Господи, что это? — потрясенно спросила Оля.

— Репрессированные, расстрелянные, умершие с голоду, отравленные газами, утопленные в серной кислоте. — Отрешенно ответил Лешка. Одно дело читать "Архипелаг Гулаг", другое дело ВИДЕТЬ ЭТО. Но все равно, чертовски интересно!

Стараясь не подходить близко к прозрачно-серым теням, четверка двинулась параллельно потоку на Красную Площадь.

Вид ее резко контрастировал с тем, что рассматривали своими видеоискателями японцы.

Гигантский, выше кремлевской стены зиккурат Мавзолея дымил красно-черным дымом. Очередь втягивалась в разверстую пасть храма большевистской религии. Порядок у входа наводили двое — один маленького ростика, в мундире тридцатых годов, с двумя большими синими звездами на петлицах, второй, похожий на кобру, в черном костюме-тройке, зловеще поблескивал стеклами круглых очков.

И никто из зиккурата уже не выходил. На верхней же площадке, где финикийцы располагали когда-то статуи своих богов, словно древний Ваал махал сухой рукой и жевал черенок трубки низкорослый усач.

На зубцах Кремля в веревочных петлях висели какие-то люди, в древних долгополых кафтанах. Вдоль стены, прямо под ними расхаживал сажеными шагами огромный двухметровый мужчина с выпученными глазами и грозил кулаками тем, кто пытался пошевелиться.

Пытаясь вырваться из гранитного плена, под кремлевской стеной ворочали мраморными головами намогильные бюсты идолов революции.

А со стороны Исторического Музея выехала вдруг конная группа. У каждого из них к седлу была привязана метла и отрубленная голова собаки. Только один всадник, скакавший чуть впереди всех, был без страшных украшений. Но темный пламень в глазах делал предводителя страшнее всех его спутников. Даже рыжебородого, у которого собачья голова была не отрубленной, но оторванной. Всадники Смерти гнали плетками перед собой двух человек в разорванных рубищах и с выколотыми глазами.

Направлялись они к безглавому, почему-то, собору Василия Блаженного, около которого расстреливали по очереди древний портрет женщины с ребенком на руках французский гренадер и польский шляхтич.

Около них ползали в гное и крови два безруких и безногих туловища. Их конечности были свалены в кучу около мертвенно-мраморного Лобного Места. Калеки зубами выхватывали из кучи то руку, то ногу, примеряли их, пытаясь найти свою. Они то безбожно материли друг друга, то черным словом поминали то "Фрола-Каина", то "Катьку-стерьву".

И высоко в черном небе парил знакомый с детства силуэт Козлобородого И прищур его глаз казался внимательным, но отнюдь не добрым. Словно выцеливал он тех, кто еще не пришел к Нему.

И не было видно ни памятника Минину и Пожарскому, ни тянущейся сквозь тучи к небу колокольни Ивана Великого, ни золотых куполов кремлевских соборов.

Только кровавые пентаграммы рубиново горели в темноте, стараясь перевернуться и занять свое настоящее положение — одним лучом вниз.

— Вот это да! — потрясенно выдохнул Лешка. Вся история, настоящая история, не та что в учебниках, а именно настоящая проходила перед ним. Мечтал ли он когда-нибудь о таком.

— Боже, какой ужас! — спрятала лицо Оля на груди у Мишки. — Давайте уйдем отсюда.

— Не боись! — постарался ободрить Алексей. — Это все равно, что кино. Понимаешь, ну как ужастик.

— Чего-то не хочется такой ужастик смотреть. — поморщился Мишка. — Может как-нибудь уйдем отсюда?

— Эх, если б я знал как... — почесал голову командир.

И тут багровая лысая голова, парящая над площадью заметила не порядок в ее владениях, и усатый курильщик показал на них трубкой. Со всех сторон площади к ним побежали люди — красноармейцы в буденновках, кегебешники в аккуратных серых костюмах, дружинники с красными бантами на кожаных курточках, немецкие летчики в прошитых пулеметными очередями регланах.

— Кино, говоришь... — напряженно сказал Мишка, а Аня только и успела вымолвить: "Мама!", как тут же все кончилось. И было это все несколько секунд.

Вокруг ходили нормальные люди и откуда-то взялось солнце, словно и не было позади трех пасмурных дней. Весело сверкали башни Кремля и купола соборов, и Лобное место в солнечном свете, больше походило на театральную мини-сцену.

— Блин, не нравится мне это. — Вытер Лешка вспотевший лоб.

— Что не нравится? Красная площадь? — хрипло, слегка пошатываясь от напряжения, спросила Аня.

— Нет, хотя да, но я не про это. Не нравится то, что мы проваливаемся неожиданно, и так же неожиданно возвращаемся. Надо как-то научиться контролировать это. Скорей бы вечер! Столько вопросов...

— А ответы только у Володи. — Вздохнул Мишка, состояние которого улучшалось на глазах. Впрочем, как обычно.

— Это точно. Ну что пошли на Мавзолей полюбуемся? — спросил ребят командир.

Оля зябко передернула плечами в ответ:

— Чего-то не охота близко подходить. После всего...

— Да пошли! Там же только мертвые, чего они нам сделать могут! — Мишка, типичный сангвиник, был уже опять оптимистичен.

— Кто его знает... Здесь же хоронили атеистов, сатанистов и самоубийц. И не отпевали никого. Вот и бродят, наверное, неупокоенные.

— И Гагарин тоже сатанист? — покосилась на Олю критичная Анюта.

— Ну это, наверное, исключение из правил. — Вступился за подругу Мишка. — А кто там, кстати, самоубийцы?

— Орджоникидзе, например. Застрелился в период сталинских чисток. То ли в знак протеста, то ли от бессилия, то ли от страха. А может и еще кто... Мы многого не знаем! — философски заметил Алексей. А Мишка сделал вид, что принюхивается:

— Да уж... Такое ощущение, что землей могильной пахнет.

— Может и действительно пахнет. Только не все замечают.

— Ну их к бесам. Пошли на Арбат!

— Ну пошли...

Они оставили за спиной жуткую площадь и отправились на знаменитую улицу.

А на Арбате столпотворение людей шарахалось в разные стороны от нечесаных рокеров к благообразным художникам и обратно.

Уже на площади, около ресторана "Прага", к студентам стали приставать какие-то безумные проповедники с обещаниями немедленного конца света, если молодые люди не подпишут какие-то бумаги.

И еле отвязались они от одних, как другие тут же попытались впарить четверке какие-то волшебные кастрюли, обещая за покупку "чудесный подарок-сюрприз — фонарик, с которым теперь можно ходить за грибами по ночам!".

После "кастрюльников" на них напали кришнаиты, угощая сладкими плюшками и затаскивая в круг, чтобы поплясать и попеть какую-то харю то ли Кришны, то ли Рамы.

Апофеозом происходящего были четверо явно обкуренных лысых пацана в сафрановых накидках поверх свитеров. Они стучали в барабанчики с мудреным названием "киртаны" с таким видом, как будто от этого зависела судьба всего человечества. При этом кришнаиты смешно закатывали глаза и раскрывали рты так, что языки вываливались. За ними стояли гигантские котлы с вкусно пахнущим варевом, и над котлами висел потрепанный транспарант — "Ресторан "Говинда" — бесплатная вегетарианская еда!".

— Я бы пожрал, конечно, на халяву-то, — заметил Мишка, — но очень уж название подозрительное. Говинда... Пусть они сами свою говинду хавают.

А у исписанной бодрыми лозунгами "Витя жив!" стены Цоя, стояли невероятно толстые тетки и дядьки в одинаково строгих костюмах с белыми значками на лацканах пиджаков.. Они почти насильно рассовывали прохожим листовки. Сунули и Лешке. "Хочешь похудеть — спроси меня как!", прочитал тот невероятный рекламный слоган, набранный крупными буквами поверх убористого текста.

— Вот идиоты! — ругнулся он. — Это я у них должен спрашивать, как мне похудеть?

Действительно, всегда, с самого детства, он был, мягко говоря стройным. В годы всегда голодного студенчества тем более. На фоне же озабоченных чужим весом толстяков, он казался вообще щепкой.

— Сами бы сначала похудели! — выкинул он в ближайшую урну смятую листовку и не заметил, что одна из тетушек, неодобрительно качая головой, вытащила и тщательно прогладила комок бумаги, что бы тут же сунуть следующему зеваке.

Окончательно их достала девушка с безумными глазами. Она буквально схватилась за рукав Ольгиной штормовки и не отцеплялась, пока друзья не остановились.

При этом ее ничуть не смутили недовольные гримасы ребят:

— Знаете ли вы о том, что Бог есть? — с отчаянной надеждой на понимание истерично воскликнула сектантка.

— Допустим и что? — недружелюбно ответил ей Лешка.

— Вы знаете, что он вас ждет? — привизгивая снова спросила она

— Где ждет? — изумился неожиданной новости Мишка.

— Вот, возьмите листовку, там указан наш адрес, надо доехать до станции метро "Речной вокзал" и...

— Прямо там нас Бог и встретит? — Мишка даже приоткрыл рот от удивления.

Девица несколько растерялась, но тут же собралась и продолжила:

— Наша община Единой универсальной религии "Во имя мира во всем мире" строит там храм, и Богу нужны добровольные помощники в этом благом деле.

— Девушка, мы приезжие...— попытался отвязаться от нее Лешка.

— Тогда возьмите наш подарок, вот этот великолепный журнал о вас и о Боге! Он стоит всего два доллара. Тем самым вы поможете Богу! — она торопливо вытащила из огромного пакета тощенький цветастый журнал с сыто лыбящимися американоидами на обложке.

— Девушка, а зачем Богу деньги? — проявил любопытство Мишка.

— Э? — ответила сектантка.

— Я говорю, спасибо не надо! Мы подарки не покупаем! — громко и по слогам, точно ребенку или глухому разжевывая простейшую истину, произнес Михаил.

— Это не покупка, это пожертвование! — возмутилась девушка, широко развернув свои бессмысленные глаза.

— Ну и что?

Тогда девица зашла с другой стороны:

— Вы вообще в Бога верите?

— А зачем? — ухмыльнулся Мишка.

— Как это зачем? Чтобы Он помогал во всем! — разговор похоже, возвращался в более привычное для сектантки русло.

— А зачем?

Девица несколько ошалела:

— Что значит зачем? Вам что помощь не нужна?

— За-чем? — раздельно произнес Мишка.

— Вы что, идиот? — внезапно охамела девушка.

— Ну и что? — продолжал издеваться Мишка.

— Даже идиотам Бог нужен! — ноздри ее расширились как у быка, а из глаз вот-вот должны были засверкать молнии.

— Зачем?

— Что бы вы спаслись! И только наша община может вас спасти!

— От чего?

— От сатаны!

— Зачем!

Девица плюнула на брусчатку и решила пристать к Оле:

— А вы верите в Бога?

Но Оля уже уловила игру Мишки:

— А зачем?

— И вы туда же? Чтобы стать успешной, богатой, красивой, счастливой...

— Зачем?

— Вы не хотите этого?

— Зачем?

— Только в истинной вере можно обрести счастье! И только наша церковь является истинной!

— Ну и что?

— Как что, вот вы какой веры?

Тут Ольга сбилась:

— Ну... православная, наверное...