Холодная кровь - роман

Они подошли к двум охранникам, которые сидели за массивным деревянным столом и с азартом играли в какую-то игру. На столешнице лежал прямоугольник из картона замысловато расчерченный синими и красными линиями, а на нём с десяток небольших чёрных шайбочек. Один из охранников передвинул ближайшую от себя шайбочку чуть вправо, и подавшись вперёд, взял у конвоира протянутый пропуск. Несколько секунд без всякого интереса рассматривал его, потом кивнул и с неохотой поднялся.

— Сайк, как там твоя жена? Родила уже? — спросил второй охранник, поглядев на одного из конвоиров. Тот заулыбался и кивнул.

— Мальчик. Четыре кило.

— Поздравляю, — бросил охранник и тут же отвлёкся на только что передвинутую шайбочку, при этом задумчиво нахмурившись.

Поднявшийся охранник двинулся впереди их тройки, отчего темп передвижения тут же ускорился. Было понятно, что ему не терпится вернуться к игре, тем более, судя по крепко задумавшемуся напарнику, последний его ход был удачным.

Они быстро дошли до двери-решётки, и охранник вставил большой ключ в замок, который предварительно выбрал из внушительной связки. Раздался громкий щелчок, он потянул задвижку, и уже через пару секунд решётка со скрипом открылась.

— Во вторую, — сухо бросил он конвоирам, и процессия снова двинулась вперёд.

Судя по железным дверям, камер в бараке было всего три, несмотря на то, что снаружи он выглядел очень длинным. Видимо остальная часть — это какие-то служебные помещения, подумала Дара, стоя, упёршись лицом в стену и широко расставив ноги.

— Ты что, думаешь как отсюда сбежать? — с издёвкой поинтересовался внутренний голос.

— Я думаю, когда ты уже заткнёшься, — с той же интонацией ответила Дара.

Охранник открыл маленькое окошечко на двери камеры, заглянул внутрь, и снова закрыл его. Потом не преминул тщательно облапать арестантку. Его жёсткие ладони хорошенько прошлись по её телу несколько раз вверх-вниз, отчего Дара невольно сжалась в пружину. Наконец, очередной осмотр был закончен, и довольно выдохнув, охранник открыл массивную железную дверь. С Дары сняли наручники и не очень элегантно втолкнули внутрь камеры.

11

Хош

Здание казармы мы покинули с явным облегчением. Никакого наказания нам не полагалось, никакого допроса учинять не стали и потому лично я был просто рад тому, что буквально через несколько минут смогу отдохнуть. Да и просто остаться в одиночестве не помешало бы. В голове от всего произошедшего за последние два дня был полный бардак, и требовалось всё это рассортировать и разложить по полочкам, пока мозг не вышел из строя от перегруза. Не хватало ещё к мнимой амнезии добавить самую настоящую шизофрению.

Насчёт отдыха и возможности остаться в одиночестве я был уверен, потому как майхал отдал приказ Хиеху сопроводить нас к офицерским домикам и выделить две отдельные комнаты. К этим домикам мы и направились довольно-таки бодрым шагом. И непонятно откуда эта бодрость взялась. Впрочем, почему непонятно? У меня и на работе вот так было — бродишь вялый все восемь часов, а как только дело к концу рабочего дня, так сразу крылья за спиной вырастают. Хм, если у меня сейчас настоящие крылья вырастут, то я стану птеродактилем, мелькнула в голове шутка, и я улыбнулся. Делиться ею с Хлохом и Хиехом я естественно не стал. Мало ли, может им даже очень не смешно покажется.

Мы снова пересекли пустой плац и дальше зашагали по прямой дорожке, ведущей к офицерскому городку, расположенному в самом дальнем конце заставы, если за её начало считать КПП. Хотя, городок звучит немного преувеличено — всего четыре однотипных домика в один этаж высотой, но судя по дверям, в каждом из них не менее восьми квартир.

И уже возле первого же домика я, наконец-то, увидел... Нет, не то, чтобы я мечтал об этом всю свою сознательную жизнь, но рано или поздно это ведь должно было случиться. То, что это особь женского пола понятно было по форменной юбке, по всему же остальному особых различий я не углядел. Она вышла из крайней правой двери и стала спускаться по ступенькам.

— Ух ты, — услышал я вожделённый шёпот Хлоха. — Кто это? — он заговорщически посмотрел на Хиеха.

— Наш новый зубник, — ответил тот, подмигнув и улыбнувшись, — Два месяца назад прибыла. Хесхиша-то убило. Хайя, привет! — громко крикнул Хиех и его морда расцвела. — Как дела?

Эта самая Хайя, наверное, по их представлениям очень мило улыбнулась, и поздоровавшись в ответ, лукаво потупила глазки, однако не остановилась, а лёгкой походкой проскользнула мимо. Не знаю, может со временем мой старый менталитет подстроится под новое тело, но пока отсутствие волос на голове и ножки с чешуйками меня совсем не восхищали, не говоря уже о возбуждении.

— Хайя, у меня зуб что-то болит. Вот здесь, — проговорил игриво Хиех и потыкал пальцем в щёку. — Можно я зайду сегодня?

Хайя остановилась и обернулась.

— Приходите старший хал. Я с радостью его вам вырву. Без обезболивающего.

Она хмыкнула, и вдруг бросив на меня короткий, но очень заинтересованный взгляд, смущённо развернулась и заторопилась прочь, а лицо Хиеха погрузилось в пучину довольства.

— Видал? — он посмотрел на Хлоха. — Какая самочка. И с гонором.

— Ты пытаешься подкатить к ней? — спросил Хлох, не отрываясь от заднего вида уходящей "красавицы".

— Да так. Начинаю только.

— Ну, тогда считай, что уже закончил. Видал, как она на Хоша глянула? — Хлох рассмеялся и похлопал Хиеха по плечу. — Ладно, не горюй. Ты ж знаешь, что Хош у нас известный самщик. Ему даже делать ничего не приходится, они сами на него вешаются.

Я еле проглотил ставшую бетонной слюну. Охренеть, твою налево! Этого мне ещё не хватало.

— Да ладно, — Хиех развернулся и зашагал ко второму домику, а мы потянулись следом. Та-ак, к тому бардаку, что был в моей голове добавился ещё один довольно крупный непорядок. Теперь разгребать и разгребать.

Возле домика, Хиех указал нам с Хлохом на две двери, и молча развернувшись, зашагал обратно к своим бойцам из наряда, которые дожидались его у КПП.

— Обиделся, — усмехнулся Хлох.

— Слушай, а я у него случайно никого не уводил? Ну, когда мы тут служили.

— У него нет, — Хлох снова усмехнулся.

— А у кого? — спросил я с нехорошим предчувствием.

— У старшего вейхала Хуна.

— А-а, — протянул я, хотя ничего не понял. Но, судя по приставке у начальника заставы, если мы с Хлохом халы, то вейхал звание выше нашего. И возможно, у меня были неприятности с этим Хуном, или из-за этого Хуна. Чёрт, это уже не бардак, это полный хаос.

— Ладно, нам с тобой не мешало бы вздремнуть часок-другой, — проговорил Хлох, и я тут же радостно кивнул. Это ты правильно подметил, дружище.

Мы направились каждый к своей двери, и через минуту я, слава ихнему Алху, наконец-то остался один в довольно просторной комнатке метра четыре на три, плюс кухонька.

Но пожрать меня сейчас не интересовало. Первым делом я стал искать что-нибудь навроде туалета. В общем-то, хотелось не сильно, но то, что мочевой пузырь наполнен, ощущалось уже полдня. К моему счастью, офицерские комнаты были оборудованы санузлом. Возможно, многие живут здесь семьями, а куда ж семье без воды, ванны и туалета. Я осторожно расстегнул пуговицу на штанах, потом рассоединил липучки, которые были вместо молнии, и напряжённо заглянул внутрь.

Сначала ничего не обнаружил, и от этого даже немного струхнул. Хрен его знает, вдруг мне его раньше оторвало каким-нибудь шальным осколком. Да нет, Хлох бы сказал. Он же понимает, что для мужика это самое основное. Да и раз с местными бабами, по его словам, у меня полные ништяки, то инструмент должен быть. Вот только где он?

Я присмотрелся получше, и осторожно полез в штаны рукой. Нащупал какую-то складку кожи, не без отвращения приподнял её и под ним оказался он. Ну, или видимо, часть его. Ну не мог я с таким коротким быть любимцем баб. Походу, во время возбуждения он как-то изнутри высовывается и увеличивается в размерах. Ладно. Я уже не маленький мальчик и этот невзрачный кусочек не угробит моё мужское самомнение.

Осторожно взяв его двумя пальцами, я навёл этот "огрызок" на унитаз и попробовал расслабить мочевой пузырь. Простоял так какое-то время в ожидании, и уже начал нервничать, как наконец, в раковину ударила тонкая, но уверенная струя. А уже через пару минут я довольный вышел из туалета. Так, ну хотя бы одно дело сделано.

Приблизившись к окну, я выглянул на улицу. Какой-то боец, по всей видимости, рядовой, бежал к боксам с военной техникой, ещё один уныло подметал дорожку возле третьего домика.

Я развернулся, подошёл к кровати и устало рухнул на зеленоватое одеяло и белую подушку, стоявшую Наполеоновской треуголкой. Ни расстилать кровать, ни стаскивать с ног ботинки желания не было. Полежав, уткнувшись в подушку лицом, я наконец, через не могу напрягся, и перевернулся на спину, уставившись задумчивым взглядом в потолок. Итак, что мы имеем...

Огонёк надежды на то, что со мной просто перепутали, уже начинал угасать. Даже если имеет место именно этот случай, то вариантов всё равно никаких. Если такое происходит, то либо замечают сразу, либо потом не замечают уже никогда, потому как ошибка утопает под спудом новой непрерывно поступающей информации. А сколько человек умирает каждый день? Да даже если мною занимается какой-нибудь там небесный отдел специализирующийся чисто на погибших в авариях, то вопрос остаётся прежним. Сколько людей на Земле каждый день в этих чёртовых авариях гибнет? Правильно — до хрена... если не больше, конечно.

Дара

За спиною тяжело проскрипев, закрылась дверь, грубо лязгнул засов и послышались удаляющиеся шаги конвоиров и охранника. Дара принялась разминать затёкшие кисти рук, стараясь не обращать внимания на уставившиеся на неё заинтересованные колкие взгляды. В маленькой камере оказались три заключённые.

Две — девушки её возраста лет двадцати-двадцати двух, третья — пожилая, по виду уже разменявшая четвёртый десяток. Они сидели на деревянных скамьях, подвешенных к стенкам на манер вагонных полок и с интересом пялились на вошедшую. Две скамьи крепились к боковым стенкам, одна к задней.

— Чё замерла, куколка? — спросила молодая, та, что сидела на скамье у задней стены, и похлопала ладошкой рядом со своей правой ногой. — Подходи, присаживайся, мы не укусим. Разве что приласкаем малёха.

Девушка рассмеялась, показывая широкую щербинку между двумя передними зубами, и Дара вдруг вспомнила, как мать говорила о таких людях, что они обычно вруны.

— Слова лжи через эту щербинку у них проскакивают, не встречая преграды. Оттого и вруны.

Всего лишь глупый женский предрассудок, но тогда Дара и сама была маленькой глупой девочкой, а потому все эти женские штучки прописывались в её мозг, как безупречные и неколебимые истины.

— Уймись, Ширинка, — цыкнула на неё старшая, и девушка тут же осеклась, однако взгляд её стал злым. — За что задержана? — спросила женщина, и склонила голову чуть набок.

— Говорят, что я перебежчица, — спокойно ответила Дара, грустно размышляя о том, что прилечь и отдохнуть так просто не получится. Полок всего три, а она в этой камере четвёртая.

— А, так ты наша? — снова влезла щербатая. — Чего ж сразу не разжевала. А-ну, сдрисни с места, бродяжка, — бросила она молодой хрупкой девушке, сидевшей справа. Та послушно поднялась, и отойдя от скамьи на пару шажков, присела на корточки возле стены. Обхватив коленки тонкими руками и прислонивший спиной к посеревшей от времени и влаги штукатурке, девушка уткнулась взглядом в пол.

Дара посмотрела на неё. Невзирая на то, что случившееся за последние два дня сделало её холоднее и бесчувственнее, умение жалеть у неё даже стало острее, что её немного удивило. Странно. Но с другой стороны, может как раз потому оно и обострилось, что ей самой пришлось испытать унижения и презрение со стороны других. Медленно переведя взгляд на щербатую, Дара вдруг удивлёно поняла, что ёжик в животе, бывший когда-то сгустком страха, превратился в маленькую точку ненависти. Пока ещё совсем маленькую, почти сингулярную, но это была именно ненависть. Та, с которой она ворвалась в замок Арьяка пятьсот лет назад.

— Я не ваша, — проговорила она глядя щербатой в переносицу. — Я скорее как она — просто бродяжка, а не предательница. Лучше уж бродяжничать, чем предать своих.

Лицо щербатой вытянулось от изумления, но через миг на нём уже читалась неприкрытая злоба.

— Ты чё, попутала подруга? — щербатая резко повернулась к пожилой. — Верховая, ну тут же без вариантов. Дай я проучу эту сучку.

Пожилая молча кивнула, и щербатая обрадовано вскочила со скамьи.

— Ну что, сучка, дотрынделась? За словами следить надо, а то раскрыла свою вонючую пасть, и нормальных людей оскорбила. Ты поняла, в чём твой прогон?

Дара увидела, как в руке щербатой буквально ниоткуда появилось тонкое заточенное лезвие длиной всего в указательный палец.

— Лови, тварь! — крикнула щербатая и кинулась вперёд. Рука с лезвием взмыла вверх, но Дара увернулась, проворно схватилась за запястье, сделала шаг в сторону и вывернула нападавшей руку. Лезвие тут же выпало, звякнуло об бетонный пол, а щербатая завизжала от боли.

Бродяжка испугано вскинула голову, по-детски ойкнула, и попятилась вбок, а пожилая резко поднявшись, бросилась к заточке.

Дара тут же, чтобы полностью обезвредить свою соперницу, с разворота ударила её головой о стену, отпустила оседающее тело, и дёрнувшись вперёд, со всей силы заехала пожилой, наклонившейся за заточкой, ботинком по лицу. Та вскрикнула и закрыла лицо руками, но Дара не собиралась останавливаться. Она ещё четыре раза ударила её по рёбрам, и когда пожилая завалилась с хрипом на бок, быстро подняла заточку. И тут вдруг закричала третья девушка. Её глупый крик — Спасите! — резанул слух. И пронзительностью, и смыслом.

— Не ори! — закричала Дара. — Я тебя не трону!

Но по округленным глазам девушки было видно, что та её не понимает.

— Дура! — бросила Дара, а за спиной раздался скрежет отодвигаемого затвора. Жгучая мысль отчаянно метнулась в голове — что делать с лезвием? Дара заколебалась, тяжело и резко вздохнула, но когда железная дверь стала открываться, всё же решила избавиться от заточки и не оказывать сопротивления. Одно дело эти зэчки, другое охрана, которая может и огнестрел применить, почувствовав угрозу для своей жизни.

Она бросила заточку на пол и даже сама отвела руки назад. Потом послушно нагнулась, когда ей заломили руки. Её вывели в коридор и предали в цепкие руки второму охраннику, подоспевшему к камере. Дверь была быстро захлопнута, ей нацепили наручники и потащили к выходу из барака.

— Куда? — тяжело выдохнул тащивший.

— В карцер, — так же с одышкой ответил первый охранник. — Пусть там до прихода коменданта корячится.

Её дотащили до ещё одной железной двери и через несколько секунд Дара оказалась в маленьком, два на два метра помещении, где не было ничего — ни скамьи, ни окна, только бетонный пол и грязные замусоленные стены. Дверь за спиною закрылась, глаза погрузились в темноту.