под покровом тайны

Надев халат, я почувствовала себя комфортней и начала с любопытством оглядываться по сторонам.

-Бабуль,— а где мы вообще сейчас находимся,— спросила я, изучая огромные бревна из которых была срублена избушка.

-А не знаю я,— пожала та плечами,— Дед это место Заповедьем называл. Наши предки сюда на охотничий промысел ходили, да за рыбой.

У меня в голове теснились сотни вопросов. И я их начала задавать бабушке.

— До чего ты любопытная однако! — удивилась она, — сразу видно жизнь у тебя легкая. Мне то некогда было деду вопросы задавать. Он сразу розгой по заднице нащелкает, и все вопросы вмиг вылетают. Он со мной сюда без дела не ходил. Да мне, собственно, без разницы, в каких краях мы сейчас. Знаю только, что людишками здесь и не пахнет. Дичи много, ягод, грибов. Только день и ночь с нашими по времени немного не совпадают. И звездочки на небе чуть-чуть не так расположены. Выйди, глянь, у ковшика форма другая.

Я вышла в открытую дверь и поглядела на звездное небо.

И действительно, ковш был немного не таким, как я привыкла его видеть. Луна поднялась еще выше и сейчас освещала все призрачным голубым светом. Вокруг меня мрачно возвышались высокие ели.

Я передернула плечами и прошла обратно в избушку, тщательно прикрыв за собой дверь.

Но бабушка тут же заворчала:

-дверь не закрывай, скоро Филя прилетит. Он на вышке мышей ловит.

До меня сразу не дошло, что вышкой она называет чердак, а я представила себе что-то огромное и высокое.

-А как мы назад пойдем?— задала я очередной вопрос.

-Все покажу, ничего таить не буду,— добродушно сказала бабуля,— кому мне еще то рассказывать. Единая ты у меня кровиночка осталась, которая дверь в Заповедье может открыть.

-А можно кого-нибудь кроме нас сюда привести?— спросила я.

От бабушкиного добродушия не осталось и следа. Ей не надо было даже перекидываться, сейчас ее оскал напоминал ощеривщуюся старую седую волчицу.

-Никогда! Слышишь никогда, ни одному человеку, ни слова! И вопросов таких, чтобы больше я не слышала,— разъяренным голосом прошипела она,— ныне же наложу заклятье на язык твой длинный, чтобы двадцать лет не могла про Заповедье ни единого слова сказать, или написать.

-Я испуганно сжалась в комочек, мне еще не доводилось видеть бабулю в таком гневе.

-Бабулечка! -заюлила я,— ведь только спросила и все, никого мне здесь не нужно.

-То-то,— сказала прабабка,— спужалась девка, и правильно, а заклятье я все одно, наложу. Вот старше станешь в силу войдешь, лет в восемьдесят, тогда и решай, кого сюда звать, а кого нет.

Указанный бабушкой возраст показался мне таким далеким, что, несмотря, на страх, я не смогла сдержать улыбку.

-Зря смеешься,— печально вздохнула бабуля,— сама не заметишь, как лучшие годы пролетят, так, что девка гуляй, пока молодая.

Она с кряхтением поднялась и высыпала полпачки чая со слонами прямо в большой чайник.

Несколько минут мы в молчании сидели и ждали, когда заварится чай. В избушку неслышно влетел Филя и сразу запорхнул на чердак.

Бабушка достала с полки жестяную банку с большими кусками сахара и щипчики.

Разлила чай по старинным тяжелым чашкам.

-Ну, попьем чайку, помолясь, — сказала она, и налив по края блюдце напитка кирпичного цвета, начала звучно его хлебать.

Я, тем временем, перевернув блюдце, разглядывала надпись на нем. Но единственное, что смогла разобрать, что сделано оно было в 1783 году.

Ты пей, пей, нечего разглядывать,— сказала бабуля между глотками,— эти чашки с блюдцами дед мой сюда принес еще при Катьке-царице.

Я налила в блюдце чай, взяла кусочек сахара и отпила горячую терпкую жидкость. И с удивлением поняла, что до этого момента настоящего чая я не пробовала.

-Бабушка,— не удержалась я от восторженного отзыва,— мне такого чаю пить, еще не доводилось.

-О чем и говорю,— охотно поддакнула та, — я вот всю зиму сюда не хожу, так до того по нему соскучусь, что весной, как снег сойдет, чуть не бегом сюда ковыляю.

Я едва не спросила, почему прабабушка не ходит сюда зимой, но вовремя сообразила сама.

-А откуда ты воду берешь?— задала я очередной вопрос.

Бабушка возмущенно фыркнула в блюдце и оттуда выплеснулась половина содержимого.

-Ты дашь мне чайку попить или нет,— рявкнула она,— помолчи Христа ради хоть пару минут!

Затем бабушка степенно выхлебала три чашки чая, потом привалилась к стене и сказала:

-давай-ка внучка потрудись, не все, задравши хвост по лесам бегать, помой хоть посуду, да чайник от сажи ототри. А потом, благословясь, избенку приберешь, и пойдем домой в Серебряное.

Она с явным удовольствием смотрела, как я сначала мыла посуду, а потом, сняв халат, чтобы не уделать его грязью, на коленках скоблила косарем деревянный пол.

-Ох, и ладная ты девка,— с довольной усмешкой сказала она, — от кавалеров отбою не будет.

-Да ладно, тебе бабуля!— застеснялась я и снова надела халат.

Прабабушка обвела взглядом посвежевшую комнатку, чайник, оказавшийся зеленого цвета и, расчувствовавшись, сказала:

-Ну, спасибо правнучка, уважила старуху, матери передай, не сержусь я на нее больше, прощаю за воспитание твое правильное. А сейчас пошли время, домой вертаться, по дороге родник покажу, где водица студеная ключом бьет.

Она прикрутила фитиль у керосиновой лампы, и мы очутились в темноте, только из открытого дверного проема голубоватым отсветом падал лунный свет.

Мы вышли на поляну и начали спускаться куда-то вниз. Не прошли и двух десятков шагов, как стало слышно слабое журчание ручейка. Но небольшой замшелый сруб, стал виден, только, когда мы подошли к нему вплотную. На нем, на четырехгранном гвозде белел деревянный ковшик. Из-под сруба бодро журчал ручей, невидимый в сгустившейся темноте.

А вот и родничок, откуда я воду беру,— сказала бабушка,— а теперь идем дальше.

Мы прошли еще немного и уткнулись в камень, почти такой же, какой перенес нас в эту непонятную страну.

Бабушка тяжело вздохнула и твердо сказала:

-Теперь твоя очередь заговор читать. Пора самой учиться двери открывать.

Дрожащим от напряжения голосом я начала проговаривать намертво оставшиеся в памяти слова.

После первой же фразы я почувствовала, как вокруг меня ощутимо подрагивает окружающее, и становится плоским, как нарисованное. На миг я остановилась, но бабушкина ладонь крепко сжала мое плечо, и я продолжила заговор. Нарисованная картинка начала быстро переходить в надувающийся радужный пузырь, стенка которого вдруг открылась и проглотила нас.

Мы снова стояли у валуна на мшистом болотце. После темноты елового леса, сумрак белой ночи казался обычным днем. Вокруг нас звенели комары, однако не подлетали ближе полуметра.

-Слава тебе Господи! — громко сказала прабабушка,— уже не верила, что событие такое сподоблюсь увидеть! Ну, девка, держись! Теперича от тебя не отстану. Сегодня же телеграмму твоим родителям отпишу, чтобы до сентября тебя домой не ждали. С этого дня начну тебя учить по настоящему.

Она взяла ключ, лежащий на валуне, и отправила его в торбу. Потом, опираясь на клюку начала выбираться к тропе. Я шла сзади и видела, как тяжело дается ей этот путь.

Когда мы выбрались на тропинку, я робко предложила немного передохнуть. Но прабабушка, тяжело дыша, сказала:

-На том свете отдохнем, идем домой, пока деревня спит. Нечего пищу сплетням давать, мне то они уже не повредят, а тебе ни к чему лишние разговоры.

Когда мы, наконец, прибрели домой, на ходиках было уже три часа утра. Бабуля подтянула гирьку и, посмотрев на циферблат, сказала:

— Вторую ночь с тобой не спим, так, что сейчас ложимся и покуда не выспимся не встаем.

Я согласно кивнула и пошла к кровати. Сил не было даже помыться, и почистить зубы. Надев ночную сорочку, рухнула на перину и заснула.

Разбудил меня запах жареных блинов. Открыв глаза, увидела, как летают пылинки в солнечных лучах. Из открытого окна веял легкий ветерок.

Я встала и, надев сандалии, пошлепала в туалет. Когда пришла на кухню, бабушка уже гремела крышкой умывальника.

-Доброе утро Леночка,— сказала она,— я тебе водички в умывальник подлила. Можешь умываться.

-Бабушка, а где моя щетка зубная?— начала я поиск своих умывальных принадлежностей.

-Выкинула я твою щетку,— сердито сказала бабушка,— нечего зубы всяким дерьмом портить! Сколько можно вам втолковывать одно и то же.

-Бабушка опять за свое,— подумала я,— во всех книжках написано, что надо зубы чистить, да еще после каждой еды, а она думает, что умнее всех.

Но так, как мне было прекрасно известно, что с прабабушкой спорить бесполезно, я умылась, так и не почистив зубы, и уселась за стол.

На тарелке уже лежала стопка блинов, а рядом банка сметаны, в которой стояла большая деревянная ложка.

Положив пару ложек сметаны на тарелку, я принялась макать в нее один блин, за другим.

Бабушка, тем временем, грохнула на стол ломаный кирпич и ржавый большой напильник.

-Вот это, — показала она на кирпич -твои зубы, а напильник — зубная щетка, смотри, что сейчас будет.

Она начала тереть кирпич напильником и на стол посыпалась обильная красная крошка.

-А теперь представь, что это твои десны — она показала на свое запястье, и провела по нему

напильником. На месте, где тот содрал кожу, сразу выступили мелкие капельки крови.

У меня сразу заныл живот.

-Бабушка, зачем ты так сделала!? — закричала я.

-Чтобы ты дура, себя не уродовала и для ваших зубных врачей работу не копила,— сердито сказала та, зализывая ранку языком, — умом то раскинь, только кажется, что щетка и мел мягкие, а зубы точат со временем не хуже напильника. А хуже всего, что десны все время тревожишь. А если их тереть до крови, гноетечение может начаться, потом зубы шататься начнут, выпадать.

Положим — нам это не грозит, пугаю я тебя, — улыбнулась она волчьей улыбкой, — но, вред от щеток знать должна. А хочешь, чтобы во рту было хорошо, полощи сразу после еды рот водой холодной кипяченой да ниткой с зубов ошметки сымай.

-На какой-то момент нравоучения прабабушки меня впечатлили, но уже через пять минут я о них забыла.

После завтрака мне хотелось пойти снова на рыбалку, и еще сохранялась слабая надежда, что парни еще не уехали в озеро я смогу отправиться вместе с ними.

Но эти надежда не оправдалась. Посреди моих сборов, во дворе зашелся в громком лае Шарик.

Мы с бабулей одновременно высунули головы в окно и увидели, что около калитки стоит старенький "козлик" председателя колхоза Кузьмы Петровича, а тот, вытирая потную, бритую голову, топчется у калитки.

— Чего встал, заходи, коль пришел! — крикнула бабушка, — видишь, собака на цепь посажена.

Председатель открыл калитку и боком, стараясь держаться подальше от заливающегося лаем Шарика, прошел в дом.

-Ну, чего явился, не запылился? — недружелюбно спросила прабабушка, когда тот, держа тюбетейку в руках, появился в дверях.

-Ты, это, Никаноровна, зла на меня не держи,— сказал Кузьма Петрович, толстый, очень похожий на артиста Леонова в "Полосатом рейсе", мужчина, он был явно чем-то озабочен.

-Приехал попросить, не глянешь ли внучку мою? Что-то она второй день орет, не спит, титьку выплевывает. Юлька тоже вторые сутки глаз не сомкнула, все ее на руках носит. А я отвезу тебя туда и обратно,— сообщил он

Прабабушка задумчиво поглядела на него и затем высказала все, что думает.

-А кто на днях кричал, что меня на чистую воду выведет? Не ты ли Кузька на собрании говорил, что советская медицина все болезни лечит, а знахарям здесь места нет? Чего ты тогда фершалицу Нинку не позовешь? Пусть она твою внучку лечит.

Кузьма Петрович снова тюбетейкой вытер крупные капли пота с головы и жалобно сказал:

-Дык, Нина Васильевна уже смотрела, сказала с животиком у Анюты проблемы, надо укропную воду давать. Мыльце в попку вставить. Все делаем, а толку нема. Ну, будь ты человеком, Аглая Никаноровна, посмотри ребенка.

Бабушка испытующе посмотрела на него и сказала:

-Ладно, Господь с тобой, поехали, посмотрю, чего там у вас случилось.

-Лена! — повернулась она ко мне,— собирайся, со мной поедешь, будешь на подхвате.

Кузьма Петрович воспринял бабушкины слова, как должное, а вот у меня от них все внутри опустилось.

Я попыталась возразить, но бабушка так сверкнула глазами, что слова застряли во рту. Сборы были недолги, прошло всего несколько минут, а мы уже катили по деревне в открытой машине, оставляя за собой шлейф пыли.

Еще через несколько минут мы остановились перед большим, новым, рубленным из бревен, домом. Нас никто не встречал. Кузьма Петрович ринулся вперед, открыл дверь и ждал, когда мы пройдем. В его взгляде на прабабушку была такая надежда, что мне стало еще больше не по себе.

В доме было натоплено, все окна были закрыты. Стоял сильный запах прелых пеленок. Бабушка поморщилась, ей, как и мне было душно.

В маленькой комнатке туда-сюда ходила молодая женщина, очень похожая на Кузьму Петровича, на руках у нее заливался бурным плачем ребенок. На стуле у кроватки сидела еще одна женщина в белом халате, рядом с ней на табуретке лежал открытый чемодан с лекарствами.

Бабушка огляделась и начала командовать:

-Кузька пошел вон отсюда, когда надо позову! Ты Нинка чего сидишь, погоды ждешь? Быстро встала, окошко открывай!

Юлька, а ты чего уставилась? Клади робенка на кровать распеленывай шустрей.

Так, Нинка, окошко открыла? Молодец, теперича давай тащи воды теплой, руки мне сполоснуть и Ленке.

Буквально за секунды атмосфера уныния и безнадежности исчезла, все забегали, получив указания.

Я, не отрываясь, смотрела, как молодая мама осторожно развернула пеленку и на ней заливалась плачем малюсенькая красная девочка, со сморщенным лицом. Из живота у нее торчала какая-то штука, завязанная ниткой и замазанная зеленкой.

Мне как-то доводилось видеть новорожденную сестренку Вальки Клевиной, но та была больше этой девочки и не такая сморщенная и красная.

Тут в комнату зашла фельдшер с тазом и чайником и начала поливать на руки бабушке.

-Ты тоже мойся, — приказала мне бабуля.

Я тщательно мыла руки и думала:

— Чего она хочет от меня? Я ведь ничего не понимаю, мне страшно!

Фельдшерица, поливавшая мне руки, поставила пустой чайник на стол и дала полотенце.

Я вытиралась им и глядела на бабушку.

А она подошла к кровати и положила руку на животик девочки, та на мгновение смолкла и снова заверещала.

-Иди сюда,— поманила бабушка меня.

Когда я подошла, бабуля положила мою дрожащую руку на животик ребенка.

— Закрой глаза и осторожно пальчиками ощупай живот,— прошептала она.

Я, осторожно отодвинув подсохший огрызок пуповины, до меня уже дошло, что это такое торчит из пупка, начала ощупывать пальцами живот. И сразу почувствовала, что в одном месте он немного горячее, чем в других, и в этом же месте явно ощущалось небольшое округлое образование.

-Что это, бабуля?— шепнула я ей.

Но та повернула озабоченное лицо к молодой маме и спросила: