Путешествия Нильса продолжаются

И вот, с быстротою мысли перенесся он из одного конца времени в другой — из прошлого в будущее, в те дни, когда двадцать первый век подходил уже к концу.

Оказавшись в будущем и сделав над землею плавный круг, Нильс снизился, и когда коснулся травы ногами, пестрые, легкокрылые бабочки вспорхнули и закружились вокруг него, подобно лёгким, осенним листьям.

Вдруг кто-то его окликнул. Нильс обернулся. Под кустом красивого фиолетового цветка, на одном из его стеблей, поваленных ветром, сидел домовой и лучисто улыбался.

С тех пор как Нильс расстался с домовым несколько лет назад, он так ни разу с ним и не встречался и немало удивился его внезапному появлению.

— Ну, здравствуй, Нильс!— продолжал улыбаться домовой.— Как твои дела?

— Хорошо!— улыбнулся в ответ Нильс и поинтересовался у домового: отчего тот не появлялся столько лет?

-Неотложные дела!— коротко ответил домовой и вдруг, как это случалось и раньше, сделался серьезнее, чем обычно.

— Нильс,— продолжил он, — я оказался здесь не случайно, а по приказу Наставника, во избежание ненужных, могущих произойти последствий. Дело в том, что будущее, где мы с тобой сейчас находимся, очень пластично. В отличие от прошлого оно способно изменяться от любого на него воздействия. Его атмосфера так чувствительна и тонка, что любая мысль или даже самое мимолетное желание способны изменить его и привести к тяжким последствиям. Если, скажем, тебе вдруг не понравится вот это дерево,— домовой указал на растущую в нескольких шагах березу,— и ты пожелаешь ему зла, то в мире твердом оно не появится вовсе, или же появившись, обязательно засохнет. Если же желания и мысли светлые, бояться нечего: они дадут прекрасный всход. Все, что человек здесь пожелает — тут же исполняется.

И в самом деле, вокруг происходило что-то странное. Нильс уже успел это отметить. Вот и сейчас он только подумал: "Хорошо если бы этот надломленный ветром стебель фиолетового цветка стал вновь молодым и свежим", как он тут же выпрямился, сбросил с себя примостившегося на нем домового и сделался упругим и привлекательным.

Это оказалось неожиданным для домового, но он все равно ловко приземлился на свои тоненькие ножки, а не свалился как мешок, когда цветок выпрямился, выскользнув из-под него.

Нильс хотел было просить у домового прощение, за такой исход событий, но тот только рассмеялся:

— Вот видишь, Нильс, как быстро осуществилось твое желание. Будь осторожен и не допускай негодных мыслей и желаний, потому что нанесешь вред не только себе, но и окружающему.

Домовой невозмутимо поправил свои штаны и куртку, провел вокруг глазами и присел теперь на камень, надеясь, что с ним-то Нильс ничего особенного не сделает.

— Если же здесь, в будущем, — продолжал он, — ты пожелаешь построить даже город и ярко представишь его себе, то несмотря на то, каким бы большим он ни был, рано или поздно, так или иначе, он все равно появится и в мире твердом, как и другие города...— домовой умолк и с его последним словом воцарилось молчание. Так продолжалось несколько минут. Затем неожиданно Нильс спросил:

— А смогу ли я, если захочу этого очень сильно, прожить больше ста лет?

— Да!— ответил домовой и, заглянув Нильсу в глаза, прочел в них истинную причину такого желания.

И ты, дорогой читатель, поймешь ее, осилив до конца эти страницы, если, конечно, уже не понял.

Между тем желание Нильса прожить больше ста лет окрепло в его груди, назрело как румяный здоровый плод и утонуло где-то в неизмеримых глубинах сердца, чтобы когда-нибудь да всплыть.

А домовой, дав Нильсу еще несколько важных советов, попрощался, а затем исчез, так же неожиданно, как и появился. И только это совершилось, как Нильс увидел себя (как бы в раскрывшемся перед собой окне) столетним стариком, седым и бородатым, живущем в небольшом городке у хребта Алтайских гор.

Затем он увидел сам город, а на одной из его улиц странного, незнакомого мальчика с золотистым кольцом, висящим над его маленькой головкой, в серебристых очках и книгой в руке. Мальчик ходил по улицам полного людьми города, смотрел на них, и под его лучистым взглядом и взрослые и дети становились лучше и добрее, обогревались им, подобно тому, как обогревается солнцем озимая пшеница, тянущая сквозь снег свои неокрепшие ростки.

"Кто этот мальчик?"— думал Нильс, но его уже влекло еще более отдаленное будущее — за тысячи лет вперед...

Миг... и подобно птице пронесся он над землей будущего, изменённой до неузнаваемости. Не увидел он огромных городов, наводненных людьми, не увидел он чадящих автомобилей и пыльных дорог, не увидел он враждующих рас и смертоносных ружей, слез человеческих и больниц, ставших, видимо, ненужными. Только небольшие города и поселения сказочной красоты, подобно семенам на поле, были равномерно рассыпаны по лику планеты. Редкие летательные аппараты, отдаленно напоминавшие автомобили, перемещались между ними, не издавая шума. Их формы были красивы и изящны.

Спокойные улыбающиеся лица людей, встречающихся на улицах, не выражали ни скорби, ни тревоги и светились мудростью и знанием.

На зеленых холмах белели купола обсерваторий, и

ласковое солнце отражало на них свои лучи.

Вся земля, подобно цветущему саду, забыла о ранах, нанесенных ей своими же, когда-то неразумными детьми. Она была гармоничной и умиротворенной!

Нильс долго наслаждался великой благостью, разлитой по планете, но ему уже хотелось попасть в еще более отдаленное будущее — за миллиарды лет вперед. Он почему-то вспомнил о Луне... Он видел, как Луна стала спутником Земли. Но что с ней будет через миллиарды лет, а также с самой Землей? Этот вопрос возник в голове у Нильса и увлек его в неизмеримо далекое будущее.

Представшая Нильсу картина так поразила его, что еще несколько дней спустя он держал ее перед своим внутренним восхищенным взором.

В тот короткий миг, выхваченный Нильсом из бесконечно отдаленного будущего, он увидел, как Луна, все уменьшающаяся и уменьшающаяся в размере, таяла и таяла, и когда достигла размера болида — затормозилась, стала падать на Землю и через секунду сгорела в ее плотной атмосфере, оставив после себя яркий, огненный след, как молчаливый прощальный знак...

Земля же, подобно Венере, испарила свои моря и океаны, потеряла растительность и покрылась сплошь серебристыми камнями, внешне, казалось, ничего не говорящими о жизни все же кипящей на ней, подобно той, которую Нильс видел на цветущем и полнокровном Юпитере.

Глава-14

СЕРДЦЕ

Много, много раз надевал Нильс свои очки, но еще больше он бродил по страницам волшебной книги. Вдоль и поперек избороздил он ее ландшафты: спускался в самые ее глубочайшие расщелины, поднимался на самые ее высочайшие вершины и сумел прикоснуться к самым тончайшим струнам ее души, имеющейся у нее также, как и у других существ.

Благодаря книге и встречам в ней с Наставником, Нильс теперь знал, что такое человек, зачем он живет на белом свете, как он появился на планете, дожил до наших дней и куда бредет по ней, волоча бремя земных забот, часто слепой и униженный, но все же не покоренный.

Также многое он знал теперь о происхождении Вселенной, о том, чем она является на самом деле и о том, откуда ее главные светочи — звезды, в том числе и наше Солнце, черпают свои неиссякаемые силы.

Солнце... Как часто человек видит его за свою короткую жизнь. Каждое утро оно поднимается над землей, совершает свой повседневный путь и каждый вечер садится за горизонт, чтобы завтра вновь встать и лить на кору планеты жизненные лучи, не требуя платы за свой непрестанный труд.

Но кто хоть когда-нибудь смотрел на Солнце глазами Нильса, который знал теперь, что такое Солнце на самом деле? Сердцем солнечной системы — вот чем являлось для него Солнце. Но не механическим сердцем, работающим без чувств и эмоций как машина, а сердцем разумного существа, имеющего свои настроения и мечты, радости и огорчения, недоступные человеческому пониманию. Существа исполинского по своим размерам, зримая плоть которого состоит из самого Солнца, вращающихся вокруг него планет и спутников, а также длиннохвостых комет. И имя этому существу, частью которого является каждый из нас и все человечество в целом, — Солнечная система.

Нильс теперь знал, что и свеча его крохотного сердца и все сообщество свечей человеческих сердец связаны с сердцем этого разумного существа — Солнцем, а также с сердцем еще более могучего существа — галактики, ее ядром, а также с сердцем метагалактики — ее центром, состоящим из бесчисленных скоплений самих галактик, и, наконец, с самым Великим Сердцем — Пространством, из которого когда-то появилось все: от гигантских звезд и планет до мельчайших муравьев и никчемной пыли.

Нильс теперь знал, что само Великое Сердце — безграничное Пространство, хотя и породило всю Вселенную, никогда рождено не было и существовало вечно...

Нильс теперь знал и то, что незримый свет этого Пространства, через центр метагалактики, состоящий из скопления галактик, затем ядро нашей галактики — ее световой шар, и, наконец, через сердце нашей Солнечной системы — Солнце отражается в его сердце — Нильса, подобно тому, как луч отражается в капельке воды.

О, мой друг, читающий эти страницы, с которым я встречусь, возможно, лишь по истечении веков, выйди на улицу в поздний час, взгляни в ночное небо и знай, что звезды — это сердца бесчисленных существ, живущих в пространстве, подобно сердцам людей, живущих на земле...

Глава-15

ПЛАНЕТА

Нильс стал уже вполне взрослым, способным к зрелым рассуждениям и выводам. Он видел многие заблуждения людей и их безрассудные поступки. Он видел, как люди ненавидят и истребляют друг друга, создают все новые и более изощрённые орудия убийства, бездумно относятся к природе, разоряют ее богатства: загрязняют реки, вырубают леса и без сожаления и меры опустошают ее драгоценные недра. Он видел, как неуемные желания людей, их умертвляющие мысли рвут планету на части, трясут ее, как хрупкую хрустальную копилку, пытаясь достать из нее еще хоть что-нибудь, не опасаясь при этом упустить и в конце концов разбить. "Как велико еще безумие людей!"— думал Нильс не раз.

Однажды, вновь размышляя подобным образом, он вспомнил о проделанном когда-то путешествии в Космос, и ему захотелось еще раз удалиться от планеты и осмотреть со стороны ее хрупкое (ведь таковым оно и является на самом деле) светящееся тело.

Он лег на кровать, подложил под голову подушку и надел волшебные очки. Не прошло и секунды, как серебристо-голубой шар земли повис перед его глазами среди необъятного простора Космоса, усеянного яркими звездами.

Вот она — наша красавица Земля! Ее атмосфера тонкой полоской светится по всей окружности. Океаны, кое-где подернутые перистыми облаками, ослепительно сверкают, отражая солнце, а красновато-коричневые узоры гор с заснеженными верхушками придают выпуклость ее зеленовато-серым континентам.

Созерцая планету и любуясь ее великолепием, Нильс поразился окружающему его безмолвию. Здесь не было ни голосов, ни звуков. Только молчаливое безбрежное пространство и его грандиозное творение. Если бы Нильс даже закричал, никто не услышал бы его голоса и весь окружающий его в эти секунды Космос нисколько бы не шелохнулся от этого, а все так же невозмутимо и бесстрастно продолжал бы демонстрировать свои красоты. "Видимо, Создатель, — думал Нильс,— вовсе не кричал и не размахивал руками, когда создавал звезды и планеты..."

Нильс смотрел на красавицу Землю, на ее так мудро приспособленное к жизни человека тело и сознавал простую истину: все по-настоящему великое рождается в безмолвии и не сопровождается звоном труб и боем барабанов... Но ему вдруг стало грустно. Ведь несмотря на то, что из Космоса этого не видно, там — на Земле, все очень и очень неблагополучно. На ее поверхности продолжают бушевать ненасытные желания и страсти людей, которые заставляют их предпринимать зачастую столько ненужных и приносящих страдания усилий, что и гармония природы с ее шумящими лесами, синими глубокими морями и высокими умиротворенными горами не в силах их утихомирить.

"Где-то там на поверхности планеты,— думал Нильс,— люди рождаются, растут, мыслят, суетятся, считают свои часто бесполезные мечты и дела имеющими вес и значение, и совсем не подозревают о том, что отсюда из Космоса, когда перед тобою вся планета как на ладони, их кажущиеся им грандиозными планы и порывы выглядят особенно незначительно и мелко..."

Нильс смотрел на планету, на ее ненавязчивую красоту, и его мысли текли широко и неторопливо. Между тем в его сердце забрезжил рассвет какого-то необъяснимого чувства, говорящего о том, что сейчас произойдёт нечто необыкновенное. Это чувство росло и ширилось и вскоре из едва заметного лучика превратилось в огромный нестерпимый столб света. И что это? Континенты планеты вдруг ожили! Покрывающие их леса приняли вид шелковистых серебристых волос, черных бровей и длинных ресниц, поля и степи — бледных гладких щек, горы — прямого носа, океаны — разрезов глаз, пещеры — небольшого с тонкими губами рта, а холмы — изящного подбородка. И вся планета превратилась в лицо одухотворенной молодой женщины. Она будто спала и была неописуемо прекрасна. Ее шелковистые волосы, изгибы шеи и плеч мерцали мельчайшими звездочками и терялись в звездах Млечного пути...

Секунда... и легкий стон слетел с губ планеты, принявшей облик девы. Затем дрогнули ее ресницы и глаза открылись. Они, как после тяжелого мучительного сна, сначала были отрешенные, затем сделались осмысленными и смотрели теперь на Нильса. Они были как два чистейших озера, как два безбрежных океана. Их глубины казались сутью самой Вселенной, скрытой под мириадами звезд и даже под самим пространством Космоса, кажущегося нам пустым и не имеющим за собой ничего более. Сутью, откуда исходит все — от самой огромной звезды до самой обыкновенной песчинки, и куда (после миллиардов и миллиардов лет) все это возвращается, подобно падающим в воду снежинкам...

-Здравствуй, Нильс! Как же я рада видеть тебя! — сказала планета, принявшая облик девы.— Хотя вас у меня уже и миллиарды, я знаю каждого в лицо, и люблю всех, хотя большинство из вас доставляют мне немало горьких минут. Но ты один из моих любимейших детей. Ты мое утешение и моя надежда!

-Нильс,— продолжала планета,— ты взвалил на свои плечи нелегкий груз. Тебе предстоит сделать в своей жизни очень многое, ведь чтобы изменить мир к лучшему, как ты желаешь этого в глубине своего сердца, нужно приложить огромные усилия и даже после этого пройдет еще не одно тысячелетие, прежде чем люди изменятся и из эгоистичных и злых превратятся в самоотверженных и добрых. Как же мне больно видеть вас воюющими, ненавидящими, создающими страдания себе самим и мне, — планета улыбнулась, несмотря на боль, которую испытывала.

До чего прекрасна была ее кроткая печальная улыбка! Такие улыбки могут быть лишь у людей, знающих не только радости, но и горькие минуты. Людей, достойно страдающих из-за несправедливостей других и при этом не озлобившихся, а остающихся верными своим высоким идеалам.