Скука прекрасной Бурруджун

В этой оговорке, однако, было гораздо больше смысла, чем на первый взгляд. После смещения принца Аину, господин Наан-Караму временно возглавил оба подразделения охраны, и уже поговаривали, что так оно будет и впредь.

Мона-дар-Ушшада, и все остальные, решили, что прекрасная госпожа боится услышать слова правителя Шашатаны, которые, может быть, принес господин Мин-Раге, и потому поддерживает столь странный разговор.

— Правда, — равнодушно ответил Мин-Раге. — Впрочем, вам в том немного интереса.

— Отчего же, — возразила Бурруджун. — Из этого проистекает много выводов... Мне, к примеру, давно было интересно, кто и зачем стремился оболгать меня. Ваш ответ дал мне пищу к размышлениям.

— Один поэт сказал, что грязь соскользнет с белых лепестков... То, что ложь пристала к вам — не говорит ли о том, что ваше поведение не было безупречным?

— Не более чем ваше, господин Мин-Раге, — твердо ответила Бурруджун, а дамы в ужасе прижали рукава к губам. — Ведь вы так и не поймали истинного виновника смерти Иш-Саронны.

— Он убил себя сам.

— В каком-то смысле можно и так сказать, — неожиданно согласилась Бурруджун. — Я слышала, что он обнаружил некую недостачу в описях сокровищницы и с этим вопросом пришел к вам?

Мин-Раге ничего не ответил. Охваченная вдруг непонятным ей ужасом, Мона-дар-Ушшада придвинулась ближе к госпоже. Тень сгорбленной спины Мин-Раге, шорох сухих цветов под стрехой, завывание ветра вдали — все это показалось зловещим и жутким. Молодая женщина перебирала в памяти все мелочи, только что произошедшие, — и бледность госпожи при известии о том, кто явился с визитом, и спешно отосланную с запиской Ане-мин-Кулум... мысли путались и сбивались, и Мона-дар-Ушшада никак не могла собраться. Тот вывод, который она должна была из всего этого сделать, пугал ее до дрожи.

Бурруджун погладила ее по руке, успокаивая. Она старалась не выказывать страх, хотя сердце сжималось. Чего ожидать от Мин-Раге, она не знала, и как верно поступить сейчас? Разговорить и потянуть время? Дать ему понять, что они уже послали за помощью?

— Зачем вы пришли, Мин-Раге? — спросила Бурруджун.

— Чтобы навестить бедняжек напоследок, — медленно сказал тот. — Краем уха слышал, что сегодня печальный день, и вскоре жизнь прекрасных обитательниц Серебряного дворца безвременно оборвется.

Он говорил сухо, будто бы о чем-то совершенно обыденном, и потому дамы не сразу отозвались.

— Что вы себе позволяете? — чуть громче, чем полагается, воскликнула Мона-дар-Ушшада, но Мин-Раге с шорохом передвинулся ближе к перегородкам. До слуха женщин донесся змеиный свист, с которым клинок покинул ножны.

— Я вскоре уйду и буду последним, кто слышал ваш голос. Увы, такое душераздирающее событие...

— Уж не обезумели вы, господин Мин-Раге? — тихо спросила Бурруджун. — Пусть мы с супругом сейчас не в добрых отношениях, но все же...

— Я полностью в своем уме, — насмешливо ответил Мин-Раге. — Не скажу, что это большое удовольствие беседовать с вами, и я уже утомился, по правде сказать. Жду лишь сигнала от моих людей.

— И какого же?..

— Ах, все-то вам надо знать, — пожурил ее мужчина и зевнул. — Жду сигнала о том, что они освободили принца Аину и... впрочем, нужно ли знать вам, что случится сейчас с вашим любовником? Он вот-вот явится сюда и в порыве ярости убьет вас, а потом и себя. Прекрасное завершение этой долгой истории. Может быть, кто-то сложит песню... Хотя скорее всего, правитель запретит упоминать ваши имена. Он отвратительно ревнив.

Бурруджун резко подняла руку, чтобы дамы молчали. Пальцы ее тряслись, и она оглядывалась, понимая, что ни спрятаться, ни убежать им не удастся. Мин-Раге был крепким, сильным мужчиной, и для него будет только мимолетной забавой успеть поймать их всех, путающихся в многослойных тяжелых платьях... Даже в одиночку он легко расправится с ними. И что за жестокость — даже их имена желает опорочить... ничего не оставив для того, чтобы их души смогли чистыми отойти на ту сторону.

— Ведь это ложь, — сказала Бурруджун, до боли сжимая веер в руках. Деревянные дощечки трещали, и голос уже с трудом удавалось удержать ровным. — Это ложь, никогда меня и принца не связывало ничего предосудительного. Как я и думала, это вы распустили этот слух?.. Или ваш сообщник, Наан-Караму?..

Мин-Раге раздраженно прищелкнул языком.

— Что за несносная женщина, — пробормотал он. — Сколько мороки вы мне доставили, и все продолжаете...

— В это не поверят, — сказала прекрасная госпожа. — Мои дамы знают, что принц Аину никогда не входил в Серебряный дворец...

— Кто же будет слушать, что там тявкает свора сплетниц? — перебил ее Мин-Раге. — А младший брат правителя всего лишь дамский угодник, который не первый раз оказывается замешан в подобные истории... Поставили его начальником стражи... право же, смешно. Изнеженный слабак, который едва ли меч в руках умеет держать.

Мона-дар-Ушшада вдруг придвинулась ближе и стала вынимать из волос госпожи золотые гребни и украшения, знаками подзывая дам. Бурруджун вздрогнула от неожиданности и нахмурилась, но Мона прижала палец к губам, призывая к тишине. Гу-иш-Равата первая поняла, что требуется и споро стала укладывать волосы Моны-дар-Ушшада в прическу прекрасной госпожи, а одна из младших дам начала осторожно расчесывать Бурруджун, расправляя волны вдоль спины.

Мин-Раге никогда не видел их лиц. Что на смотринах, что на свадебной церемонии они были прикрыты — хотя бы наполовину! — веерами. Всего-то и разницы сейчас между женщинами было, что драгоценный убор и сложная прическа...

Теряя самообладание, прекрасная госпожа схватила Мону-дар-Ушшада за рукав, но та мягко высвободилась, и хотя у всех дам на глазах блестели слезы, ни одна не издала и звука.

Старшая дама, преобразившись, вздернула подбородок выше — ах, как же она желала почти год назад все эти украшения и почести, связанные с титулом, и как она была хороша сейчас!.. Молодая женщина открыла свой письменный прибор и достала оттуда узкий стальной клинок с морозным узором на лезвии.

— Мужчины севера, откуда я родом, — печально и едва слышно сказала она, — крайне грубы и невоспитаны. Они даже дарят девочкам такие игрушки...

— Это им ты порезала мое платье? — сквозь слезы улыбнулась госпожа.

— Что вы там шепчетесь? — резко окликнул их Мин-Раге и, отбросив в сторону перегородки, шагнул внутрь.

Шиане-дар-Асана как раз промакивала рукавом глаза Моны, остальные сидели вокруг.

Их было всего пятеро — четыре дамы и прекрасная госпожа... вот и все, что осталось за эту осень от большого и шумного двора.

Госпожа прекрасно воспитала их — хотя женщины дрожали и едва могли сдержать всхлипы, закрывая лица рукавами, ни одна из них не двинулась с места и не опустила глаз, так что Мин-Раге ненадолго растерялся, ожидая иной картины. Его пальцы сжались на богато украшенной рукояти меча, и он слегка двинул запястьем, разворачивая клинок. Щегольские шелковые кисточки, укрепленные на навершии, описали полукруг, невольно приковывая к себе внимание испуганных женщин.

— Едва взмахнет, разбегайтесь, — почти не разжимая губ, скомандовала Мона-дар-Ушшада и, отбрасывая в сторону бесполезный веер, поднялась на ноги.

— Мое имя останется чистым, чтобы вы не делали, — сказала она, подражая голосу прекрасной госпожи и медленно двигаясь в сторону от дам. — Пусть и не перед людскими глазами, но по ту сторону вам меня не достать, как бы вы не стремились...

Бурруджун незаметно потянулась к письменному столику, схватила его за ножку. Когда Мин-Раге скользнул к Моне, взмахнув коротким мечом, дамы слаженно завизжали и с шумом, не вставая с колен, бросились в стороны.

Бурруджун изо всех сил толкнула столик под ноги Мин-Раге, сбивая его. Меч скользнул мимо Моны. Мин-Раге мгновенно восстановил равновесие, и с гневным воплем обрушил меч на Бурруджун — та, вскрикнув, распласталась на полу, чудом уклонившись. Правое плечо Мин-Раге пронзила резкая боль, но сильно поранить его у Моны не получилось — в ее хоть и крепких, но все же неумелых руках кинжал извернулся и только прошел вскользь, прорвав одежду и вспоров кожу.

Мин-Раге грубо схватил ее за руку и повалил на пол, прижав коленом, чтобы та больше не смогла увернуться. Мона закричала, вырываясь, но силы были несопоставимы — как бы она ни старалась.

Шелковые кисти на рукояти меча Мин-Раге снова мелькнули в воздухе, и молодая женщина в ужасе уставилась на них.

По крыше прогрохотало, ливнем осыпалась черепица, а затем, обрывая цветы со стрех и ломая тонкие деревянные перегородки, внутрь ворвалась яростная черная тень.

Мин-Раге просто отбросило в сторону, и хотя он сумел кое-как отразить первую атаку, сражаться он не пытался. Откратившись в сторону, мужчина вскочил на ноги и отчаянно бросился бежать.

Расшвыривая подушки и столики, нападающий прыгнул за ним следом. Невообразимо страшный и гневный голос проревел: "Закрой глаза!", и в два удара с убийцей было покончено.

Никто из дам не понял, кому надо было закрывать глаза, и поэтому ни одна этого не сделала. Несколько мгновений они смотрели то на друг друга, то на тяжело дышащего правителя Шашатану, который проводил клинком о плечо, стирая кровь.

Потом женщины, не сговариваясь, закричали и бросились к прекрасной госпоже.

Пока они всхлипывали, причитали и рыдали, не в силах остановиться, правитель собственноручно оттащил мертвое тело Мин-Раге наружу, оставляя страшный кровавый след на полу, и небрежно сбросил его с наружной галереи на землю.

Прощение

— Почему Дар-Рокко? Почему не мне? — первое, что спросил Шашатана, не отрывая взгляда от лица Бурруджун.

— Я же не знала, что вы здесь, — с достоинством ответила прекрасная госпожа.

Дамы помогли ей сесть, но госпожа была не ранена — тем ударом Мин-Раге лишь отсек часть волос Бурруджун, но увернуться от верной смерти женщине удалось. Младшая дама собирала длинные шелковистые пряди с пола, чтобы те не испачкались, и не переставая рыдала. Сказывались и пережитый страх, и глубокое сожаление. Волосы Бурруджун были ее гордостью... ах, что теперь делать? Неужели той придется использовать, как старухе, накладки из чужих волос?..

Бурруджун не омрачала мысли подобными сожалениями, она смотрела только на Шашатану, а тот шагнул вперед, не замечая как пачкает свежие циновки и подушки грязью с сапог. Бурруджун протянула к нему руки, и правитель опустился у ее ног, прижимая к себе.

— Прошу, прости меня, что задержался и дал этому подлецу напугать вас. Я поставлю двойную стену вокруг Серебряного дворца... или же прикажу восстановить дворец Аль-наан-Рада, в который нельзя было проникнуть... и никогда, никому не позволю и приблизиться к тебе...

Мона-дар-Ушшада вдруг прыснула — и тут же зажала рот, но как и всегда после больших потрясений молодую женщину разобрало на совершенно неприличный и громкий смех — так ей показалось забавным испуганное выражение прекрасной госпожи, представившей свое будущее заточение. Остальные дамы тоже едва сдерживались, и правитель Шашатана вскинул голову, оглядывая их.

— Госпожа! — вскрикнула Ане-мин-Кулум, стремительно влетая в помещение, и даже у Моны-дар-Ушшада не хватило сил отругать юную даму за неподобающую поспешность.

Девушка, от волнения едва соображая, схватила руку Бурруджун и прижала ее к своему пылающему лицу, не замечая, как недовольно смотрит на нее правитель.

— Я так беспокоилась, но мне не давали идти к вам! — едва не плакала она.

— И нечего вам тут было делать, — хмуро сказал мужской голос из-за стены. — Господин, как женщины?

Дар-Рокко не решался подходить ближе — смятые и поломанные загородки никак не укрывали дам, и военачальник не хотел ставить их в неловкое положение.

— Почему так долго? — строго спросила Бурруджун у юной дамы.

Та вспыхнула и, выпустив руку госпожи, опустилась лбом на пол в глубоком покаянном поклоне:

— Простите! Простите меня! — смятенно воскликнула она. — Я никак не могла его найти, а потом оказалось, что господин Дар-Рокко у правителя Шашатаны, и меня не хотели к ним пускать...

— Вот оно что, — сказала прекрасная госпожа. — Тебе не в чем винить себя. Ты сделала все, как нужно. Главное, что успела.

— Дерзкая юная особа, — заметил правитель Шашатана, но благодушно усмехнулся, заметив страх Ане. — Мало кто из моих людей решился бы прерывать государственное совещание, чтобы передать некую записку...

— У нее было распоряжение, и она его выполнила, — произнесла прекрасная госпожа. — Мои люди всегда так делают.

Она твердо посмотрела в глаза супругу, и тот хотел было ответить, но чьи-то торопливые шаги прозвучали снаружи, и Дар-Рокко изумленно ахнул.

— А, ты уже здесь? — раздался новый мужской голос, и дамы встрепенулись. — Что, все ли в порядке? Вы успели?

— Это ты, Аину? — спросил Шашатана, выпрямляясь.

— А кого вы ждали, мой уважаемый брат? — довольно дерзко отозвался тот, хотя в его голосе явственно слышалась усталость. — К вашему сожалению, это я. И меня даже не убили.

Судя по звукам, он тяжело опустился на галерею, где до него сидел Мин-Раге, и со звоном положил рядом с собой мечи.

— Я рад это слышать, — наконец сказал Шашатана.

Принц на миг замер, а потом с деланной беспечностью отозвался:

— А уж я-то как рад... и сам не ожидал, что буду настолько беспокоиться за свою никчемную жизнь... Стоит ли мне расценивать ваши слова, мой уважаемый брат, как прощение?

На этот раз Шашатана молчал дольше, пока Бурруджун тихо не сказала:

— А Мин-Раге был уверен, что принц Аину, простите мои слова, слабак и едва ли меч в руках умеет держать...

Принц, услышав это, только фыркнул.

— Право, я был удивлен, когда несколько стражников пришли меня выпускать на свободу, а сами потихоньку попытались зарезать... Уважаемый господин Мин-Раге, который тут так неприлично лежит, надо полагать, и есть таинственный зачинщик?

Голос принца становился все тише, пока, наконец, он сам неожиданно тяжело опустился на пол галереи, будто бы желая прилечь, и пробормотал что-то вроде "Какой позор..."

— Потерял сознание, — коротко отчитался Дар-Рокко, осмотрев его. — Ранен.

— Вызови прислугу, пусть отнесут в его покои, и лекарей срочно, — распорядился Шашатана.

Едва шум стих, а дамы, придя в себя, вызвали прислужниц, чтобы заменить загородки и ширмы, Шашатана сказал супруге:

— Значит, ты все же разгадала эту загадку?

— Да, — ответила она. — Жаль только, что не получилось сделать это раньше, до того, как Мин-Раге решился на подобные действия...

— Что ж, — задумчиво сказал правитель Шашатана. — Я бы не отказался послушать как-нибудь вечером о ходе твоих мыслей.

— С удовольствием поделюсь, — улыбнулась прекрасная госпожа и вздрогнула, вспомнив: — Ах, да! Наан-Караму!..

— Тс-с, — и правитель Шашатана прижал к ее губам палец. — С ним уже разбираются. Он как раз находился у меня вместе с Дар-Рокко, когда девушка принесла твою записку.

Пятый вечер игры в "цепь небылиц"