Когда мы вернулись все вокруг бегали, как подстреленные, пришла подвода, загруженная досками, для постройки мебели, в очередь стояли подводы с кирпичом и железом для постройки печи, и над всем этим царил Федька, который успевал давать команды, куда и что выгружать, и складывать. Дед Васька Санник также был тут, он проверял около подводы свои инструменты , а за ухом у него торчал, почти как у наших плотников карандаш, только не химический , а серебряный. Я еще подумал, неплохо дедок устроился, еще не у каждого художника такой карандаш имеется, и сообразил, а вот тебе еще один способ стать богатым, начать делать карандаши.

Вид стройки меня настолько воодушевил, что я позавтракал с большим удовольствием, мне не терпелось, тоже внести свою лепту в это дело.

Поэтому я достал краски, купленные еще в Торжке и небольшую кипарисовую доску, уже подготовленную для письма, с тем, чтобы написать образ Николая угодника. Фекла, которая, зайдя ко мне, спросила, что я делаю, услышав ответ, встала на колени и со слезами на глазах стала молиться, чтобы ее мальчику Господь дал силы для такой работы.

Осмотрев доску, я поставил ее напротив окна взял в руки палитру и положил первый мазок. Как всегда, когда я рисовал, я не обращал внимания на окружающее, когда же я оторвался от работы, то оказалось, что вокруг молчаливо стоять моя прислуга и открыв рот, наблюдают за рождением лика святого. Я закрыл недописанную икону тряпицей и встал, чтобы выслушать хвалу моим способностям. Но больше всего меня заинтересовало, выражение уважения в глазах краснодеревщика Васьки, видимо тот уважал в людях их таланты, а просто боярин, для него значил только источник дохода и больше ничего. После этого он выслушивал мои пояснения с гораздо большим вниманием и похоже понял что такое письменный стол с ящиками, полки для книг, легкие стулья, и шкаф. Поговорив со столяром я вышел на улицу и пошел в мастерскую, там уже на дубовых плахах выкладывалась печь, печник с помощником работали молча и быстро. И о чудо! печник был трезвый, да шестнадцатый век не двадцатый, подумал я.

Федька подошел ко мне и повинился:

-Сергий Аникитович, вы пока икону малевали, тут болящие приходили, но я их всех знаю, за душой у них ни копейки нет, мы им Христа ради подали всем, а лечатся пущай молитвой.

Я стоял в раздумье с одной стороны мой долг врача говорил, помогай всем, с другой буду помогать всем останусь гол, как сокол. И я для себя решил, пока богаче не стану, серебра, злата не соберу, беднякам помогать только по большому выбору, родне там или еще кому.

-Федор, я тебя ругать не буду, но в следующий раз, если я здесь меня зови, я сам решу , помогать больным или нет. Да еще Федька найти мне с Холмогор купца какого, надо мне с ним поговорить..

В таких заботах прошло несколько дней. Через неделю в моей спальне стояла нормальная деревянная кровать, в которой можно было не полусидеть, а именно лежать, правда Феклуша глядела на эту кровать со страхом:

-Как это ты Сергуша мой не боишься лежа спать? Ведь черти унесут, Свят, свят, прости Господь прегрешения мои.

Рядом со спальней был кабинет, с письменные столом, выдвижными ящиками, на столе стояла чернильница очиненные гусиные перья, коробка с сухим песком. На полках пока было пусто, но я надеялся, что там со временем появятся и книги.

Операционная тоже была практически готова. Небольшое помещение, пол был выложен камнем и хорошо мылся, посредине стоял стол для операций а в углу было сделано кресло для удаления зубов, я учел удаление зубов у дьякона и у кресла были приделаны приличные ремни, так, что для посторонних людей это кресло казалось чем то вроде орудия пытки.

На столах под чистыми холстинами лежали инструменты, привезенные из Торжка и заказанные уже здесь у местных умельцев.

Стараниями женщин в углу двора, где уже сошел снег, был разбит небольшой огородик, где планировалось посеять семена всех лечебных трав, которые я смог найти.

Перегонный куб в мастерской уже работал и первые литры очищенного спирта стояли . ожидая своего часа переделки в эфир, купоросное масло также было закуплено и стояло в безопасном месте, чтобы никто любопытный ничего себе не обжег.

Все было бы прекрасно, но вот денежки, отсыпанные щедрой рукой Дмитрия Ивановича заканчивались и надо было что-то предпринимать.

В это время появился у меня подворье купец из Холмогор, он зашел осторожно, позыркивая глазами, но увидев меня приосанился, видимо ожидал увидеть боярина постарше

Он низко поклонился мне и представился:

— Семен я Потошев купчина Соловецкого монастыря, твой человек попросил зайти, я завсегда рад, ежели дело того стоит.

-А скажи-ка мне Семен Потошов, чем ты расторговался?

-Да соль я монастырскую торговал, слава богу, все хорошо. Надо пока санный путь не закрылся домой возвертаться.

-А знаешь ли ты Семен в Студеном море водоросль растет капуста морская прозывается?

-Так отчего не знать, видывал я ее,

-Тогда дело у меня к тебе такое, нужно мне для дела эта водоросль, а чтобы много лишку не вести, то можно эту водоросль сухую на камнях сжечь и только золу мне сюда доставить, только смотри купец, я эту золу с закрытыми глазами узнаю, так что бы мыслей плохих не возникало. И золы мне такой бочек пять надо, сможешь этим летом доставить, такой груз. У купца забегали глазки:

-Дык привезть, то можно, а вот цена то какая будет, мы такого, век не возили.

-А ты подумай и скажи, сколько будет стоить пять бочек золы от вас привезти, то есть, возьми за провоз, за сбор, сушку, сжечь и собрать в бочки— ты ведь там это за копейки сделаешь ну и цену назначай. чтобы тебе не обидно было и чтобы я тебя на правеж не повел за грабеж среди бела дня.

-Боярин, а спросить тебя можно, чего это ты так хочешь золы из этой капусты морской, ежели на щелок, так, дерева немеряно есть и дешевле выйдет, чем со Студеного моря везти?

-То не твоя забота, это может моя левая нога такого щелока в баню хочет. Ты купец твой товар, мои деньги, давай сговариваться, ежели согласен иди к моему ключнику и решайте с ценой. Мне с тобой невместно о ценах спорить.

Федор быстро нашел общий язык с купцом и цену они обговорили, хотя мой ключник изредка кидал на меня озадаченные взгляды, тоже, небось, гадал, зачем его хозяину зола морской капусты.

Вечером в наши ворота заколотили, Когда охрана узнала, кто это, двери немедленно открыли. В дверях стоял растрепанныей отец Евлампий в сопровождении нескольких прихожан.

-Сергий Аникитович, как к последней надежде прибегаю, дочь у меня второй день животом мается. Не могу я знахарей звать. А ты знаю, муж богобоязненный, все с благословения божьего делаешь. Ни одной службы не пропустил. Посмотри ты Христа ради мою Наталью, может, поможешь чем.

Мне немедленно запрягли возок, и мы с попом отправились к нему домой. Пойдя темным коридором мы оказались в жарко натопленной комнате На высоких перинах полусидела. девушка лет четырнадцати, закрытая кучей одеял.

Рядом стояла попадья, Я ее немного знал, встречались на службах. Мы поздоровались. Я повернулся к отцу Евлампию.

-Отец Евлампий мне чтобы знать, что за болезнь надо обязательно смотреть живот у вашей дочери, Без этого я никак не могу сказать, что за болезнь, и как ее лечить.

Девушка, лежащая на кровати залилась краской. Поп переглянулся со своей женой, и та решительно кивнула головой.

-Евлампий, пусть смотрит, может хоть поможет чем.

-Хорошо, тогда я немного поспрашиваю ее. А потом посмотрю живот.

-Наташа, ты когда заболела

-Вчера дяденька,— отвечала дрожащим голоском Наталья. Мать из-за моей спины шепнула ей:

-Дура, боярин перед тобой, ответствуй правильно.

-И что у тебя случилось?

-Так после обеда живот немного заболел а потом блеванула я один раз, вот все, что съела .то и вышло. Потом весь вечер хорошо было.

А сегодня живот болит и болит, я и есть не хочу.

Ну, хорошо, давай я посмотрим твой живот. Обнажение живота заняло немало времени, пока сняли три одеяла, потом подняли три платья, хорошо хоть, что про трусики никто не знал, и их снимать не пришлось.

-Наташа покажи место, где болит.

И Наташин палец уперся точно в проекцию аппендикса. Я положил руки на живот, уже имелась небольшая ригидность брюшных мышц и симптом раздражения брюшины в правой подвздошной области. На всякий случай я постарался просмотреть придатки, но без влагалищного исследования это было трудновато, но похоже аднексита не было.

Я опустил платье больной и повернулся к матери. Пойдемте, нам надо поговорить.

Мы уселись втроем за стол, и я начал говорить:

Отец Евлампий, что за болезнь у вашей дочери я знаю, называется она воспаление отростка слепой кишки. От этой болезни, умирают почти все. Попадья охнула и зарыдала.

Я могу вам предложить, сделать разрез в животе и отрезать эту кишку. Но это тоже очень опасно, от этого можно тоже умереть. Но если от болезни она умрет все равно, то если ее лечить, она может остаться в живых, но я не могу вам обещать, что все пройдет хорошо. Так, что решайте что делать. Но вы должны решить желательно до сегодняшнего утра, потому, что дальше кишка в животе лопнет и тогда уже ничего не сделать.

Родители посмотрели друг на друга, и Евлампий сказал:

-Спасибо боярин на том, то правду сказал, будем мы наверно молиться Господу и надеяться, что все пройдет и так, все в руках Божьих и наша жизнь, и наша смерть.

Я попрощался с хозяевами, сказав, чтобы девочку не кормили, и давали только воду.

Я ехал и ругал себя, может, надо было сказать, что все будет хорошо на сто процентов, а потом мой внутренний голос говорил:

-А если она не проснется от эфирного наркоза, а если, что-то еще. Можешь и на костре сгореть за такие дела.

Приехал я в дурном настроении, и лег спать,, но сон не шел. Неожиданно под утро, еще не рассвело, в ворота снова забарабанили, Это вновь был отец Евлампий и с ним на возке лежала Наташа.

-Вот, мы с матушкой решили, что про тебя все говорят, под божьим благословением ходишь, так может что получиться.

Мысленно поливая их матом, я приказал Антохе готовить операционную.

Позвал двух женщин, я показал им, как надо раздеть девочку и закрыть простынями, оставил только открытое место на животе. Затем мы с Антохой приступили к делу, он давал эфирный наркоз, я готовил инструменты.

Через пятнадцать минут девочка спала. Я торопился, боялся я этого наркоза, быстрый разрез скальпелем недаром я его точил все время. Перевязка сосудов, затем рассечение мышц, поймал края брюшины и своими неуклюжими зажимами пристегнул ее к простыням. Я раскрыл края раны и вздохнул с облегчением флегмонозный отросток лежал передо мной. Я быстро перевязал его и отсек, образовавшийся узел ушил кисетным швом, скомандовал Антохе уменьшить темп капания эфира и начал ушивать в обратном порядке брюшину, мышцы и кожу. Часов у меня не было, но по моим внутренним ощущениям это был мой рекорд, сделал я все наверно за минут двадцать пять. И теперь я напряженно смотрел на лицо девочки, с которой уже была снята эфирная маска. Прошло пятнадцать минут, она все спокойно дышала, двадцать минут, тридцать, у меня нарастала паника, и вдруг она громко вздохнула и открыла глаза.

-Дяденька вы уже все сделали?— тихо спросила она.

-Сделали, сделали родная, — только и мог сказать я и сел на стул рядом с моей первой настоящей больной.

Посидев несколько минут я встал и вышел из комнаты, рядом с дверями сидел отец Евлампий . Он молча посмотрел на меня вопросительным взглядом.

— Все, что я мог, я сделал, а сейчас все в руках божьих,— ответил я ему,— пойдемте, отче вознесем молитву во здравие рабы божьей Натальи. И мы вместе с попом стояли и молились перед иконами в красном углу моего дома. Тем временем Наташу унесли на женскую половину и положили согласно моим инструкциям. Я объяснил попу, что три дня девочка побудет у нас, потом я сниму ей швы, и если все будет хорошо, то домой ее можно забрать через пять дней. Взволнованный поп собирался домой. По окончанию молитвы, я пригласил попа откушать вместе со мной, он с удовольствием согласился, мы сидели с ним за столом, а Фекла, с умилением смотрела, как ее повзрослевший воспитанник потчует попа. Евлампий все не мог успокоиться.

_Скажи Сергий Аникитович, ты ведь мне говорил, что все эти годы знахаркой воспитывался. Откуда же ты такие знания тела человеческого приобрел?

-Так вот благодаря бабушке и приобрел. Мужик у нас деревне заболел, вот также, как Наталья ваша, и живот болеть начал, бабушка моя посмотрела и сказала не жилец, и действительно все хуже ему было и хуже, а потом кишка у него прогнила в животе дырка получилась и гной пошел, и отошел страдалец. Хорошо хоть попа вовремя пригласили, чтобы соборовать. Так вот, когда перевязку на живот бабушка делала, тогда и показала она мне кишку то это гнойную. Тогда то мне мысль и пришла в голову, что, если эту кишку отрезать вовремя то может поправится, человек, тем более если с молитвой благодарственной обратиться. А потом бабушка то моя грамотная была, ее поп местный отец Василий греческому языку учил, говорил способная очень, и она рассказывала, что была у того попа до моровой язвы в доме книга греческая лекарская Канон Ависены называлась, так вот она мне из этого канона очень много по памяти рассказывала.

Но пока я дурман — водку не придумал, все равно ничего бы не получилось, кто бы в уме и ясной памяти дал бы себе живот резать. А теперь видите, дали понюхать, и заснул человек и ничего не чует.

Когда я обдумывал такое лечение, молился очень много, день и ночь на коленях стоял перед иконой защитницы нашей Пречистой Богородицы. И однажды то ли заснул, то ли причудилось что, но думается, что был это мне сон. Стоит передо мною муж святой нимб над ним сияет, а в руках у него в одной кисточка, что иконы пишут, а в другой ножик лекарский. Я проснулся и понял, что должен я во славу Господа людей лечить и иконы писать.

Отец Евлампий открыв рот, смотрел на меня:

-На исповеди ты этого не говорил?

-Испугался Отец Евлампий, боялся, подумаете, что гордыня меня одолела, что во сне святых вижу.

Отец Евлампий решительно встал и сказал:

Такое без внимания оставить никак нельзя, сегодня же к епископу пойду, надо решать, как с тобой быть, не всем людям такое снится, и что это святой, после которого иконы пишут и людей лечат.

Поп ушел, а я остался в глубоких раздумьях, правильно ли я поступил, надо было ли так действовать, и как отнесутся иерархи церкви к такому рассказу.

Но мои раздумья продолжались около часа. В ворота раздался громкий требовательный стук и когда их открыли, в ворота вошел, ведя за собой боевого коня, всадник в роскошной одежде. Меня дворня кинулись одевать во все наряды, и когда я в шубе вышел на крыльцо и подал ковш сбитня всаднику тот выпил его до дна поблагодарил и, вытерев усы и бороду, громко без бумаги начал говорил:

-Повелевает Царь всея Руси Иоанн Васильевич явится сегодня пополудни без промедления сыну боярскому Сергию Щепотневу к нему на глаза.