-Да, именно она, зараза этакая. Но это самая мелкая изо всех существующих разновидностей, кур ворует да кроликов. С такой и дите управится. А вон дальше, погляди-ка — аальская гарпия и хельбергонская. Вот это зверюги посерьезней. Но самая здоровая среди этих летучих гадин — горная каммерольская. Такая и теленка запросто сволокет.
Я представила себе, что бы было, если бы подобная зверюга прилетела к нам в деревню и поежилась.
-А отсюдова начинаются ящеры. У нас самая широкая экспозиция на пять, а то и восемь королевств. Чего тут только нет — и горные драконы, и болотные, и пустошные... Вот тот, на которого ты сейчас смотришь — южный эбонитовый дракон. Видишь, какая у него чешуя мелкая, гладкая, без бородавок и наростов. Чисто шелк блестит.
Я залюбовалась на точеного, изящного ящера, который был размером с корову. Господа таксидермисты поработали на славу — казалось, он сейчас шагнет со своего пьедестала в виде морских валунов и горе тогда незадачливым зрителям вроде меня.
-Вот это дракон скальный обыкновенный или, как любят выражаться господа маги, вульгарный. Ну да он такой и есть. Жирная, серая скотина, еще и вся в наростах, точно болящая. У него шкура, где чешуи нет, с возрастом роговеет, оттого и выглядит с годами сей зверь все гаже и гаже. Это дракон Олафа — северный зверь, для маскировки имеет серо-стальной окрас. Средней величины, но нрава подлючего до невозможности... Однако же холоду боится, хоть и прозывается северным. Не слыхала ли историю, про то, как дракон случайно залетел в Улебергдт, столицу хельбергонскую? Ничего ты не знаешь, как я погляжу... Вот и тот дракон был такой же бестолковый — отморозил крылья бедолага, да и рухнул на город точно зонтик растопыренный... То-то горожанам была потеха!
Драконы сменяли один другого — то маленькие, не больше лошади, то покрупнее, так что приходилось задирать голову, чтобы их разглядеть. Сколько же пришлось попотеть чародеям, чтобы угробить эдакое количество ящеров! А как их доставляли в Изгард — вообще непонятно!
-А это, — тут голос Фитцпарка задрожал от волнения и благоговения, — лучший экспонат Музея. Золотистый амилангрский дракон! Ничего подобного более ты не увидишь в прочих музеях и коллекциях! Редчайший зверь. За него нам предлагали не раз десятки тысяч крон, но Академия отказалась. Ибо этот дракон неоценим!
Я в восхищении замерла. Передо мною возвышался необычайно прекрасный ящер, величиной с дом — не меньше. Солнечные лучи падали на него таким образом, что казалось, будто светится каждая чешуйка. Длинный хвост, заостренный, точно пика, на конце, живописно изгибался, а янтарные когти на лапах, были словно отшлифованы.
Несколько секунд я молчала, а потом все же пораженно выдохнула:
-Какой он...
-Здоровенный — это точно. И проклянешь ты его еще неоднократно, как злейшего своего врага, — совершенно другим тоном сказал Фицпарк. — Это я увлекся чуток, расхвастался, да и подзабыл тебе рассказать, что мы здесь, при этих уродах делаем.
И мы пошли обратно.
-Вот ты на Музей посмотрела, поахала, поудивлялась, а дальше-то что? — буднично говорил Фицпарк, более не обращая внимания на диковинных чудовищ. — Для адептов оно так и есть — пришли, зарисовали, записали за лектором, да и все. Да только мы — не адепты, которые по сути своей есть бездельники и тунеядцы. На нас лежит ответственность, и немалая. Мы должны сохранить богатства, которые нам вверили, и сделать все для того, чтоб эти вот экспонаты продолжали радовать глаз. Мы-то понимаем, какая в них ценность заключена. А адепты — дикий, некультурный народ. Им самое милое дело у мантикоры усы повыдергать, пока лектор отвернулся, либо на боку у дракона надпись похабную накорябать... Опосля этих экскурсий по три дня бывало экспозицию восстанавливать нужно! Так что первая наша обязанность такая — исправлять вред, нанесенный экспонатам адептами. Понятно?
-Ага. А нельзя как-нибудь им помешать вред этот учинять? Ну, по рукам стукнуть или уши надрать?.. — задумчиво спросила я.
Фицпарк с сожалением вздохнул:
-Будь моя воля, — мрачно сказал он, — я б им руки вообще повыдергивал! Это ж как мало понятия надо иметь, чтоб на саламандре царапать "Тут был Базилио из Лекка"!!! Саламандра есть дух огня, символ стихии и, чтоб ее изловить, не один год понадобился! Сие есть прекрасный зверь и уникальный экспонат. А этим вандалам наплевать решительно на все. Но мы люди маленькие. Нам и слова промолвить нельзя им впоперек. Эти выродки знай себе оскверняют экспозицию, а наше дело ее реконструировать раз за разом. И попробуй только доложить госпоже ван Хагевен, что какому-либо экспонату нанесена порча! Враз выговор, наказание, словно это я самолично хвост у единорога подпаливал... Наша работа имеет свои тонкости, и терпение тут нужно нешуточное. Ты со временем сообразишь, что к чему. Покудова же, сообщаю тебе, что вторая наша обязанность — это уход за экспонатами. И он включает в себя самые разнообразные действия...
Между тем мы прошли мимо экспозиции, представляющей копытных, и вышли к невзрачным дверям, которые почти полностью закрывало чучело неизвестного мне тогда монстра с огромными ушами.
-Вот, наше скромное обиталище, — сказал Фицпарк. — Тут мы хозяева и господа.
Обиталище являло собой большой контраст с огромным залом Музея. Проще говоря, это была крошечная каморка, где из мебели присутствовали стол, две колченогие лавки, какие-то сундуки, и полки, покрывающие стены сверху донизу. На полках ровными рядами стояли пузатые колбы с разными жидкостями и порошками.
Фицпарк с торжественным видом взял одну из емкостей, с жидкостью кроваво-красного цвета и произнес:
-Запоминай теперь хорошенько все, что я скажу. Ибо ошибки в нашем деле исправить зачастую невозможно!
И после такой впечатляющей прелюдии мне было поведано, что монстры в своем разнообразии годны не только украшать экспозицию, но и содержать на себе множество паразитов, копить пыль и портиться. Каждый экспонат имел свои особенности, и их следовало учитывать. Мне предстояло запомнить, какими жидкостями следует протирать драконов, чтобы их чешуя имела здоровый вид, какие порошки способствуют уничтожению клопов на мантикорах, а какие — моли на стрыгах. К ужасу своему я узнала, что почти каждое чучело имеет свою комплексную систему мероприятий по уходу, и спутать их — означало нанести непоправимый вред. Чешуйчатые, волосатые и гладкошерстные твари отличались между собой куда больше, чем принято было думать!
-Вот желчь ехидны напополам с марганцовкой, — наставлял меня Фитцпатрик. — Колер фиолетовый, консистенция густая. Этим следует полировать копыта и рога сатиров, в крайнем случае можно воспользоваться ею и для единорога, но только единожды, поскольку от марганцовки рог его может приобрести желтоватый оттенок. А это ртуть, драконья кровь, уголь анчара и перо феникса в соотношении 1:1:2:1. Используется для протравливания шкуры сфинксов. И упаси Бог, пролить хоть каплю на тритона! Тут же запылает и сгорит! Вот купорос и толченое мумие. Радикальное средство супротив вшей на мантикорах. Эй, девка, ты слушаешь или спишь? Запоминай — этого тебе больше никто не расскажет, даже сам господин ректор! Сулема с маслом чайного дерева...
Вот так я и начала свою карьеру служанки при Азгардской Академии. Ох, и паскудная же это была работа! Господин Фитцпарк без устали рассказывал мне про чудищ и паразитов, которые к ним прилагаются, при этом не забывая указывать на мои ошибки и упущения, не гнушаясь подзатыльников. Я же бегала по залу со стремянкой до темноты в глазах и опрыскивала драконов, протирала единорогов, посыпала порошками прочих рептилий и копытных, расчесывала хвосты, гривы и прочие волосяные покровы. Вскоре я уже ненавидела каждый экспонат, а с некоторыми даже враждовала, не упуская возможности напакостить.
Сколь многому мне еще предстояло научиться! Сколь много пучков розг истрепалось, прежде чем из моей головы вылетела вся та чушь, которая до этого казалась мне глубокой жизненной мудростью! Каждый раз я думала, что жизнь моя кончена навсегда и после этого остается только удавиться. А потом начинался новый день, и я забывала о предыдущем. Позже я даже пришла к отстраненному выводу, что порка является уникальным средством для наставления таких тонких и восприимчивых натур, как я, на путь истинный.
Ну да это было немного погодя. А в конце моего первого дня в Академии я, полностью ошалев, была проведена Фитцпарком до кабинета каптенармуса Академии и передана из рук в руки. Там мне выдали униформу — синее платье с белым воротником самого мерзкого вида, комплект нижнего белья, которое могло использоваться в качестве нательных доспехов и еще какие-то мелочи, вроде гребня, чепца, ночной рубашки и тому подобного. Далее мне был указан путь к жилым комнатам, где обитали служанки и я пошла туда, едва волоча за собой ноги и пребывая в состоянии глубочайшего потрясения.
Но недаром говорят, что утро вечера мудренее. Проснувшись от дикого вопля, напоминающего предсмертный крик гарпии, и узнав от своей соседки, что это сигнал приступать к работе, я ощутила странное спокойствие. Ничего уже не изменишь. Я застряла здесь на долгие годы.
И продираясь сквозь беспорядочное месиво из адептов, преподавателей, магистров и слуг, я отстраненно подумала: "А ведь в этом сумасшедшем доме и впрямь можно делать что угодно — никто не заметит. Ничего, сначала поосмотрюсь, а потом решу, что делать дальше. Неужто я такая дура, чтоб попасться?"...
Глава 6
где посредством некоторых документов средней важности описываются будни Академии и первые шаги Каррен на магическом поприще
Докладная записка на имя Стеллы ван Хагевен от Мориса Фитцпарка, смотрителя Музея Академии. Редактировано Озриком.
Долгих лет и процветания Вашей милости! Спешу доложить вам следующее, с надеждой, что Вы многомудрым образом изыщете достойный выход из сложившегося положения. Вам должно быть известно, что в связи с визитом высоких гостей из Готемундского Университета, высочайшим указом ректора было предписано привести Музей Академии в достойный осмотра вид. Денно и нощно мы трудились, дабы исполнить приказ господина ректора в точности. Однако по моему недосмотру и по неопытности моей ассистентки, экспонат нумер 12/34 (дракон золотистый, амилангрский), коий является гордостью Музея, был обработан щелоком с добавлением серы, что произвело губительный эффект. Колер вышеозначенного дракона сменился на зеленый, местами с ржавыми вкраплениями и сколь не бились мы, чтоб вернуть экспонату первоначальный окрас, все попытки потерпели фиаско. Недостойным умом своим понимая, что в случае визита гостей в Музей, может получиться конфуз, прошу вашего совета. Не стоит ли спрятать пострадавший экспонат с глаз людских до поры, до времени? Возможно в дальнейшем, с развитием химической науки, удастся восстановить сей уникальный экземпляр в былом великолепии.
Засим остаюсь ваш покорный слуга, Морис Фитцпатрик.
Пометка рукой Стеллы ван Хагевен.
Дракона покрасить золотой краской (распорядись у каптенармуса), ежели вида не будет, то наложить иллюзию подобротнее. Девчонку эту отправить к младшим курсам, горничной. За учиненный вред выпороть, как следует.
Из разговора адепток первого курса.
-...Да это наша новая горничная, ее вчера к нам приписали... Ты, наверное, ее еще не видела! Как тебя зовут, девочка? Каррен? Вот имечко-то... Откуда ты, Каррен? Наверное, с севера? Ой, какая, впрочем, разница... Ты прибери комнату, да поживее, а то к нам скоро подруги прийти должны. Пол под кроватями чтоб помыла обязательно, а то мне от этой пылищи дышать нечем. И выглади мне потом форму, а то она как тряпка. Ужасно, Амелия! Ты видела эту форму? Верх дурного вкуса. И нам предстоит это носить пять лет, в то время как девушки нашего возраста будут одеваться у модных портных и все такое. Я взрослый человек, мне 14 лет, а папенька даже и слушать меня не стал, отправил в это ужасное место! Нет, как же я понимаю Корнелию...
-Какую еще Корнелию?...
-Ах, ну Корнелия Вента, из Каллесворда. Те самые Вента, что родственники гройдским Гавитсам. Теперь вспомнила? Осенью в Гройдте был бал, на котором мы с тобой увидали тех самых Виссноков, так эта Корнелия была в лиловом платье... Невзрачная такая девица, ее почти никто не помнит. Старый Вента тоже направил ее на обучение в Академию, а она взяла и сбежала. Это я доподлинно знаю от Мелении Гиффс, потому что сбежала она к ее кузену. Там такие страсти... Но суть не в том! Девица-то сбежала, а здесь в путанице при поступлении никто и не приметил! Своими глазами видела, что эта самая Корнелия в списках нашего факультета! И все молчат — видно у нее ни знакомых тут, ни родственников. Вот такой здесь порядок — человека потеряли, а никто и не заметил. Эй, ты! Как тебя там? Каррен? Что ты тряпкой возишь, как сонная?!! Сказано же тебе — живее! Надо на тебя пожаловаться, так в момент отсюда вылетишь...
Записка от Стеллы ван Хагевен Озрику.
Снова жалобы на Каррен Глимминс — дерзка, невоздержанна на язык, ленива. Разберись, что там произошло, прикажи выпороть на всякий случай, и отправь на какую-нибудь работу потяжелее, хотя бы и в прачечную.
Прачечная.
-Эх, деточка, да что ж тебя к нам занесло? Ты тут щелоком надышишься и захвораешь сразу. Вон у тебя какое личико бледненькое... За что ж тебя Стелла так невзлюбила? А, нажаловались... Ты горничной была при первых курсах? Ну, там жизнь тоже не сахар. Хотя, бывает, что и ленту подарят, или брошку какую — такой как ты, молодой девке, чего больше надо?.. А у нас, как видишь, натуральная преисподняя, кипяток, пар да вонь. Ну ничего, будешь работать на прессе. Там от котлов подальше, воняет не так. Да уж, мало кто знает, что такое прачечная... Хуже места нет, разве что кочегарка.
Эй, поосторожнее! Это ж тога ректора! Тут деликатней действовать надобно — один бархат чего стоит, не считая вышивки. Да и вообще — запоминай: преподавательские тоги можно и не уважать, магистерские — это бордового колеру — лучше беречь, а форму эту адептскую так и вообще за одежку не считай. Вон сколько их лежит! Разлезлись от кипятку, потому как матерьял дрянь. Мы им ведем учет, а потом в швейную мастерскую передаем — сколько чего надо сшить. До следующей перемены одежды там как раз и управятся. Что-что? А, куда это рванье деваем... Так выбрасываем! На половые тряпки пускаем или для тюфяков. На бумагу, бывает, забирают. Так что адептская форма для нас не ценность! Хочешь — себе возьми, да заплаток из нее наделай, только чтоб никто про то не узнал...
Докладная Озрика Стелле ван Хагевен.
Намедни в прачечной рабочей девице стало дурно, лекарь сказал, что работать там ей никак более не возможно по состоянию здоровья. Отправили в лазарет. Что прикажете делать?
Пометка рукой Стеллы.
Из лазарета сразу направь работать в парк. Садовник жалуется, что некому дорожки мести. Позже отпишешь, как имя девицы, что за хворь.
