1942 - 94

— Да, я понял...

Трубка разразилась еще более гневной тирадой, и обреченно вздохнув, артиллерист произнес, с ненавистью глядя на сидящего напротив Серова:

— Так точно, товарищ первый секретарь, будет сделано!

Серова так и подмывало уколоть, но он благоразумно промолчал, уставившись в пол, скрывая ехидную улыбку. В очередной раз убедился, что система работает. И этого было достаточно.

Между тем, Абрамцев положил трубку и, повернувшись к окну, тихо произнес:

— Произошла досадная ошибка, вы свободны.

— Я тебя предупреждал, майор... — напомнил он.

— Пошел вон!

— Зря ты так, — при этих словах, он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета. Уже на пороге, обернулся. — Руки коротки меня достать.

— Время покажет.

Оказавшись на улице, по привычке, попытался найти в кармане мобильник чтобы вызвать такси, но вспомнив где и когда находится, решил пройтись пешком. Говорят, такие прогулки успокаивают нервы и укрепляют сердечнососудистую систему. А сейчас это очень кстати. Ситуация сложилась нервозная, и если 'покровители' вовремя не вмешаются, придется требовать к гонорару прибавку за вредность. Хороший коньяк стоит дорого. При этом Серов представил, как усядется в любимое кресло с бокалом и сигарой, и ускорил шаг. Хотелось побыстрее расслабиться, скинув груз проблем.

Глава девятая.

Украина. 1942 год.

Слишком часто в последнее время он оказывался взаперти. Это кому угодно могло расстроить чувства, тем более, когда находишься от дома не столько далеко, сколько давно.

Лежа на нарах в темной сырой землянке, он думал о предстоящем приезде связного, и еще о своей скорой смерти — когда его изобличат во лжи. В этом времени с подозрительными личностями особо не церемонятся — раз, и к стенке.

Мысли путались в голове, отказываясь выстраиваться в цепочку, и от этого отчаяние все больше и больше проникало в сердце, сжимая словно тиски.

Спасти его могла только нелепая случайность. Иван не слишком надеялся на это, все же не исключая этого исхода, очень маловероятного. 'Надежда умирает последней', — сказал некто неизвестный и был прав. Очень прав. Почему-то именно сейчас он чувствовал себя словно в западне: не там, в горном ауле, не в застенках таинственной организации 'Аненербе', а именно здесь, в глухом лесу у партизан. Может быть, все дело в мыслях о том, что им терять нечего, и они готовы 'обрубать любые концы', лишь бы сохранить отряд? Не хотелось думать, что сейчас он был этим 'концом'.

Несколько дней он провел под стражей, смутно предполагая, что творится в лагере. Об этом можно было только догадываться по различным звукам и обрывкам фраз, доносящихся из-за двери.

Дни сменяли ночи, одни караульные сменяли других — с ними Наумов иногда вел задушевные беседы, но известий о связном все не было, да и Клим не удосужился посетить его за все время. Это наводило на определенные мысли. Хотелось верить, что и на этот раз судьба не повернется тыльной стороной.

Вскоре, он потерял счет времени, посвящая его разработке плана побега и дальнейшего поведения, понимая: раз про него забыли, жизнь его не стоит ни копейки.

Но однажды ранним утром за ним все же пришли.

Два хмурых типа в ватниках, опоясанные пулеметными лентами словно революционные матросы, молча ввалились в землянку, где и одному-то было тесновато, а сейчас же стало и вовсе не развернуться. Сердце Ивана похолодело: вот он — 'час расплаты'.

Он ожидал чего-то подобного, но, не думал, что все произойдет настолько обыденно — придут, без объяснений уведут в лес и расстреляют без суда и следствия. Глупо и никчемно умереть от рук своих же соотечественников.

— Что, уже? — спросил он, натягивая сапоги.

— Давай, без разговоров, — процедил сквозь зубы один из партизан. — Некогда лясы точить.

Наумов покорно оделся и направился на выход.

Вопреки ожиданиям, его повели не прямиком в лес, а к подводе запряженной тощей кобылой, находившейся неподалеку, завязали глаза какой-то тряпкой, и приказали:

— Сиди смирно!

Для пущей надежности, руки связали за спиной.

Подвода тронулась с места, раскачиваясь на неровностях. Иногда, начинало трясти столь немилосердно, что он еле удерживался в повозке, не раз падая на бок, и с трудом восстанавливал равновесие, поднимаясь снова и снова. Вскоре, это надоело, и, опрокинувшись в очередной раз, он так и остался лежать, устроившись поудобней, чтобы выступающие доски не давили на ребра.

Ехали часа два, не меньше. За это время Иван передумал обо всем на свете, мысленно попрощавшись жизнью.

Вскоре остановились. Послышались голоса, кто-то взял его за плечи, усадив прямо, и снял повязку. Яркий солнечный свет ударил в глаза, заставив зажмуриться.

Несколько секунд он растерянно моргал, привыкая.

— Слезай, — раздался голос Клима. — Приехали.

Наумов послушно спрыгнул с повозки.

— Давай, поворачивайся, руки развяжу.

Затекшие за долгое путешествие запястья сильно отекли и сейчас, освобожденные, стали причинять сильную боль. Морщась, он начал растирать их, пытаясь восстановить нарушенное кровообращение.

— Ничего, до свадьбы заживет, — успокоил его командир отряда, беря под руку и отводя в сторону. — Благодари бога, что пулю тебе в лоб не пустили раньше времени.

— Спасибо, — пробурчал ничего не понимающий Иван.

— Ладно, не ворчи. Кто же знал, что ты и в самом деле из 'центра' прибыл? А безопасность, она — прежде всего. Без этого отряд и месяца не протянул бы.

Тот только плечами пожал, оглядываясь по сторонам.

Они находились на краю той самой поляны, где его застал врасплох придурковатый Митрич. Странно. Что такого могло произойти за время, пока он сидел под арестом?

— Ваш связной так и не прибыл? — решил поинтересоваться он, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.

— В том все и дело, что прибыл, — кивнул Клим.

— И что?

— Была у него информация о тебе. Все верно сказал — не соврал ты.

— И что он сказал?

— Чего ты заладил: 'что, да чего'? — вспылил собеседник. — Иди давай, опасно мне тут с тобой оставаться, не дай бог немцы нагрянут.

Он махнул рукой, и молча развернувшись, скрылся в зарослях густого кустарника.

Иван долго стоял на поляне, смотря ему вслед.

Затем, все еще ничего не понимающий, погруженный в свои мысли, он побрел куда глаза глядят.

Очнулся, когда уперся в невысокий забор, связанный из сухих палок и прутьев.

За забором разместилось небольшое поле картофельных зарослей, крепкий дом, отштукатуренный белой глиной и, немецкий бронетранспортер, именуемый в народе 'гробом на колесах'.

— Вот черт, — тихо выругал себя Наумов, упав на землю. — Этого еще не хватало.

Он осторожно отполз в заросли высокой травы, что росли нескошенные неподалеку, и принялся наблюдать за бронемашиной, раздумывая, что делать дальше.

Можно втихаря подобраться и попытаться выкрасть оружие или другие полезные вещи, имеющиеся на борту, а можно сделать ноги, скрываясь в лесу без средств к существованию. И то, и другое было одинаково опасно, но он, решив, что со стволом будет куда спокойнее, принялся разбирать ветки в заборе, намереваясь, словно крот незаметно проникнуть в чужой огород.

Проделав лаз нужного размера Иван очутился по другую сторону ограды. Медленно, по-пластунски, преодолел картофельные грядки, измазавшись с ног до головы сырой после ночного дождя землей и замерев на краю в зарослях ботвы, прислушался. В доме, добротном и явно не бедном, судя по имеющемуся во дворе имуществу, шло гулянье. Громкое пение на немецком перемежалось с украинскими мотивами, звоном стекла и пьяным хохотом.

'Гуляют, сволочи', — зло подумал Наумов, подбираясь ближе к бронетранспортеру.

Впрочем, это было только на руку. Занятые застольем хозяева и их гости явно забыли про оставленную во дворе технику, и этим моментом стоило незамедлительно воспользоваться.

Убедившись, что охрана полностью отсутствует, он незаметно подобрался к машине и, забравшись внутрь, огляделся.

— Это я удачно зашел, — фраза героя из популярного фильма подходила сейчас как нельзя лучше.

Полный набор амуниции, достаточный для вооружения небольшого отряда порадовал его глаз. Ребята явно готовились к продолжительным боевым действиям, и не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять — на оккупированных территориях фашисты могли воевать только против партизан. Против какого отряда именно, тоже не вызывало вопроса: поблизости был только один — отряд Клима.

Хоть и не особо хорошие отношения сложились у них с командиром, предавать партизан он все же не собирался. Следовало сорвать предстоящий рейд и предупредить их об опасности. Для этого подошел бы небольшой фейерверк из взорванного броневика.

Сказано — сделано.

Вооружившись трофейными припасами, словно спецназовец перед заданием, Иван аккуратно и как можно более незаметно установил несколько 'растяжек', следуя всем правилам, изученным еще в училище на занятиях по тактике обороны. Вот обрадуется похмельная немчура подарку. Оставалось только надеяться, что люди Клима не упустят из виду этот небольшой теракт и поймут как надо.

Оставив сюрприз, Наумов покинул двор тем же путем — между грядок. Он планировал отойти на безопасное расстояние, спрятавшись на противоположной стороне деревни, на краю леса, готовый уйти вглубь в любую минуту дождавшись взрыва, а между тем немного отдохнуть и перекусить, благо немцы народ запасливый и на борту машины кое-что нашлось для небольшого застолья.

Но, как обычно жизнь вносит свои коррективы. Не успел он отойти от места и ста метров, как за спиной раздался взрыв, а за ним еще один, сопровождающийся оркестром из малокалиберных хлопков. Иван упал на землю, наблюдая, как к небу взметнулся гриб из огня и дыма.

Планы были нарушены. Видимо какой-то не совсем трезвый 'гость' решил проверить вверенную ему технику, или 'шнапс' закончился, что было более правдоподобно.

К гадалке не ходи — начнется паника, с прочесыванием окрестностей и всевозможными вытекающими отсюда последствиями. Стоило как можно быстрей и как можно дальше уносить ноги. Вот тебе и мечта об отдыхе. Но, право сам виноват — нечего расслабляться раньше времени и забывать где находишься.

Оставшуюся дистанцию до леса преодолел практически на четвереньках, немного переведя дух только под навесом густого кустарника. Куда бежать дальше? Начнется большая охота и в одиночку будет не спастись. Остается один путь — возвращаться к партизанам и вместе с ними скрыться в лесах. Им виднее, как и где это сделать.

Учитывая общую сумятицу и незнание точного направления поиска, можно было рассчитывать на небольшую фору во времени, и сокращать ее бессмысленным просиживанием в кустах являлось преступлением против себя, а самое главное — против отряда Клима. Пора было уходить.

Со стороны деревни послышался собачий лай. Это было командой к действию.

Глава десятая.

Украина, 1942 год.

Ветки деревьев больно хлестали по лицу, но это было пустяком по сравнению с теми мучениями, что ожидали, попади он в руки немцев. Уж они бы точно не погладили по голове за подрыв бронетранспортера и гибель сотоварищей. Благо, если сразу поставили к стенке, без изнурительных допросов и пыток.

'Беги, Ваня, беги!' — подгонял себя, мысленно твердя эти слова, словно заклинание, способное придать сил и защитить от врага. Эх, если бы все было так на самом деле.

Через некоторое время, выбившись из сил, присел под старую сосну, рядом с огромным муравейником, затем, пытаясь отдышаться, лег на спину. Ноги гудели, словно высоковольтные трансформаторы под нагрузкой. Сколько бежал — не помнил, да и в моменты опасности время изменяет свой ход. В этом он убедился на все сто.

Когда дыхание восстановилось, Иван перевернулся на бок и принялся смотреть на муравьев, суетившихся вокруг. На первый взгляд их движение казалось хаотичным и совершенно бессмысленным, но это было только на первый взгляд: стоило присмотреться повнимательнее и, становилось предельно ясно, что каждый их маневр, каждое действие отдельно взятой особи было подчинено определенной программе, алгоритму существования. Ни одна единица этого организма не тратила времени на пустые движения — каждая секунда жизни тратилась во благо муравейника. Оттого он и вырос на добрых полтора метра над землей, что являлось поистине титаническим трудом для таких мелких созданий в столь огромном мире.

После этого незамысловатого открытия, Наумову почему-то стало стыдно: он пришел к мысли, что его собственная жизнь, всегда занимавшая первоочередное место, сейчас, по сути ничего не стоила. Он жалел себя, носясь со своим горем, словно курица с яйцом, проклиная судьбу, в то время как миллионам людей, которых он считал своими братьями, было гораздо хуже.

От этих мыслей почему-то сразу стало легче. Теперь он точно знал, что должен делать: на этом фоне, желание поквитаться с Шеффером отошло на второй план.

Примерив маску 'разведчика из центра', Иван решил, что стоило продолжать играть данную роль. Для этого требовалось две вещи: владеть обстановкой, имея хоть какое-то представление о происходящих событиях, и сменить образ, чтобы беспрепятственно действовать дальше. Если со вторым пунктом после вылазки на хутор особых проблем не было, то с первым могли возникнуть большие затруднения: школьный курс истории не блистал углубленностью. Только отличное знание немецкого языка давало небольшую фору.

Прислушался. Ни один звук не нарушал спокойствие лесной чащи. Видимо, чтобы оторваться от погони, забежал достаточно далеко, или немцы решили не соваться в лес на ночь глядя.

Распотрошил в тишине и спокойствии ранец, набитый всякой всячиной — пилотка с орлом, судорожно цепляющимся за свастику, дополнила камуфляжный комбинезон. В ней Наумов приобрел вид бравого немецкого разведчика, заблудившегося в диком русском лесу, (эту довольно глупую легенду он припас на всякий случай).

Теперь следовало решить: в какую сторону двигаться? Без компаса и знания местности это было довольно затруднительно. Тем более, учитывая факт безоглядного и продолжительного марафона.

Любой современный человек, закончивший среднюю школу, прекрасно знал, что в лесу есть несколько способов определить, где находится юг, а где север. Вот только это мало что давало: он все равно не знал расположения населенных пунктов в окрестностях. Единственный вариант, самый простой и имеющий шансы на успех — попытаться вернуться по своим следам к хутору, где подорвал бронетранспортер. И уже оттуда 'плясать' дальше. Смущало одно — скорее всего, все подступы к нему тщательно охраняются, если только немецкие солдаты не оставили его, двинув дальше. Но, учитывая их вероятную цель, можно было предположить, что они как раз будут двигаться навстречу. Это несколько осложняло дело.

Но как говорится, безвыходных ситуаций не бывает. Если жаль рисковать головой, тогда приходится потоптать ноги, иначе — никак.

Порядочный крюк через густые заросли вконец вымотал, но зато оставил шанс остаться незамеченным. Главное он не промахнулся: судя по отдаленному собачьему лаю, и эпизодически возрастающему реву двигателей тяжелой техники, хутор был в нескольких сотнях метров и немцы все еще находились там. Прятаться дальше в кустах не имело смысла: под покровом ночи можно было подойти ближе и разузнать, что к чему. А далее уже действовать по обстановке.