"Фредди и остальные"

А стоило только друзьям отвернуться, как раздался неодолимый зов из мусоропровода, и белый с черным опоссумом прыгнули туда — только их и видели. И на сей раз не застряли. А застряли Фредди с Брайаном, которые кинулись их ловить. И вызволил их только через два часа какой-то Фрэнк Заппа, к этой истории не имевший абсолютно никакого отношения...

/ — картинка N 21 — / ВОЗМУТИТЕЛЬНЫЙ ПЯТАК, или ДЖОН ОБИДЕЛСЯ /

Однажды сеньор Джон Дикон не на шутку обиделся.

— Не потерплю! — сказал он прямо в лицо Фредди, который вошел с кухни с чайником. Фредди вздрогнул и уронил чайник. — Почему у вас у всех какие-то отличия? Один я — серость?

— Ты — наш серый кардинал, — поощрительно сказал Роджер, сидящий в кресле.

— Вот возьму — и петь начну! — пообещал Дикон, не очень, впрочем, уверенно.

— Ну, попробуй, — страшным голосом сказал Фредди, поднимая чайник и угрожающе им маша в сторону Дикона. — Послушаем!

— Или отращу бакенбардищи! — пугнул Джон.

— Не дорос еще до бакенбардищев, — с презрением отозвался Брайан, гордо встопорщив свои роскошные баки.

— Ну тогда выкрашу волосы в белый цвет. Что?

— Двум блондинам, — показал ему кулак Роджер, — в группе не бывать.

— Но что же мне делать? — и Дикон с хрустом сел на ногу Брайану. — Хочу отличаться.

— ААААА! — прокричал Мэй, извлекая из-под зада Джона свою плоскую ногу.

— Доволен? — злобно сказал Роджер, кидаясь утешать друга. — Отличился?

Джон так разозлился, что убежал домой. Но там на него упал шкаф — дело, в общем-то, обычное. У Джона был очень хитрый шкаф, который мог стирать носки, играть музыку и поливать цветы. Но иногда на совершенно очеловечившийся шкаф находил приступ смеха, и тогда он падал. Обычно на кого-то. Но Джон раньше уворачивался, а вот сейчас не успел — потому что злой был. Вот вам всем наука — не злитесь! Не злитесь!

— Нехорошо, — рассудил Джон, уныло разглядывая в зеркале свой бланш под глазом. — Что же? Фред обложку для альбома мажет, а я с фингалом? Как же быть?

Шкаф кашлянул и исторг из своих недр черную повязку, в которой дедушка Дикона в свое время изображал пирата, ухаживая за бабушкой все того же Джона. Бабушка была в молодости романтической натурой и часто просила деда разыгрывать перед ней целые спектакли. Даже когда дед помирал, он изображал из себя для нее то ли Дракулу, то ли Чеширского кота — Джон плохо помнил.

Словом, Джон нахлобучил повязку на свой распухший глаз, пожал ручку шкафу и помчался во все лопатки ко Фредди.

Сам же Фред уже полчаса как расхаживал перед только что законченной картиной, которую прочил на обложку нового альбома. Брайан и Роджер подошли с минуту назад, и теперь с подозрением ее разглядывали: Брайан — в лорнет, картинно отставив мизинец и подслеповато щурясь, а Роджер — просто так, вылупившись.

— У меня теперь есть отличие! — радостно крикнул Джон с порога. — Вот оно! Гля!

— Ты похож на Нельсона, — критически сказал Роджер.

— Нет, — уверенно заявил Мэй. — Не похож он на Нельсона. Вернее похож, но не на Нельсона. А на Нильсона. На господина Нильсона. Это обезьяна такая. Макак-резус.

— Сейчас будет тебе резус, — хищно оскалился Дикон. — Покажу тебе макака!

— Да я и так вижу, — и Брайан наставил на него лорнет, но, видя, что дело принимает рискованный оборот, поспешно сказал. — Хорошо, хорошо.

— Чего — хорошо? Обезьяной назвал!

— Ладно тебе, дурик. Лучше поглянь, чего этот валенок навялил!

Джон вынул из штанов бинокль и принялся изучать картинку. Через десять минут он деликатно поинтересовался, где же, собственно, у картинки верх. Получив пояснительный пинок, он кивнул и продолжил исследование.

А картина действительно была странная. Не до такой степени, правда, как у Дали или Пикассо, но про нее тоже можно было сказать: "Да". Фредди нарисовал себя с друзьями по квадратику, поющими, причем Брайан был изображен почему-то с пятачком, а на Джоне красовалась явно только что подрисованная повязка.

— Пятак! — заржал Джон. — Здорово!

— Ото ж, — согласился Брайан.

— Сам просил: "Нос поменьше, глаз побольше"! — защищался Фред. — Желания клиента для меня — закон и порядок! Классный сериалец! Смотрели вчера? Этот хрен ему как дал по морде! Га-га-га! — он расхохотался, но потом съежился и замолчал под неприязненным взглядом Мэя.

— Где у меня пятачок? — полез в наступление тот. — Посмотри лучше, творец!

— По-моему, все же лучше пятачок, — неожиданно сказал Роджер, — чем то, что мы имеем в наличии.

— Вот себе и пририсуй, — злобно сказал Мэй. — А я против.

— Конечно, — кивнул Джон. — Бугимен всегда против.

Они захихикали, но Брайан не был настроен шутить. Что он и доказал, схватив холст и надев его на голову Фредди. Все были потрясены столь отважной выходкой робкого прежде гитариста, и уже собрались всласть его отмутузить, но Мэй проворно схватил самый большой тюбик с краской и скомандовал:

— Шагом марш — в фотоателье! А то будете все мерзкими, скользкими и синенькими — хоть щас на жареху!

Кто хочет быть синеньким? Да вас не спрашивают, юноша, это риторический вопрос! И вообще у вас неприятное лицо... А вы вот, да, вы, не оглядывайтесь! Хотели бы? Вот и они не хотели, поэтому пошли в ателье, где и снялись на обложку. Кстати, неплохо получилось! Фингал Джона замазали, а Фредди прикрыл руками измазанную грудь (он все же попытался попереть буром на Мэя, и получил заряд синего в галстучную область). И обложечка вышла — первый сорт! Пальчики оближешь!

Брайан даже спать лег в обнимку со своим тюбиком — боялся мести. Конечно, во сне он стонал, вздыхал и ворочался, результатом чему стал вызов врача — утром Мэй взглянул в зеркало и решил, что у него тиф! Синерожего Брайана, кричащего, что он умирает, что ох, как все болит, и что он все отказывает друзьям, сволокли на рогожке в больницу. Фредди, Джон и Роджер тут же кинулись к нему в хатенку. Отмытый явился через два часа, но так, сразу, возвращать ему имущество никто и не подумал.

— Ты же умер, — было сказано ему. — Вот и иди отсюда. Это наш дом!

Брайан согласился и ушел. За Боуи. И в больницу пришлось ехать уже не Брайану. Вот и все.

/ — картинка N 22 — / ЕДЕМ! или ПРИЕХАЛИ! /

Квины уже дописали свой второй альбом с интригующим названием "Queen II" и начали репетировать новый материал, когда посыльный принес им от продюсера бумажку с указанием куда и зачем ехать. Бумажку эту принял под расписку опять-таки Фредди, но на сей раз решил не вываливать сразу все хорошие новости — так опять рискуешь наполучать полные карманы оплеух. Он как ни в чем не бывало продолжил репетицию песни, решив огласить приятное известие в подходящий момент. И этот момент, как ни странно, тут же наступил. Едва Фредди издал первый ликующий крик в микрофон, Брайан отбросил гитару и зарыл лицо в свои букли.

— Не могу больше! — проныл он, тряся больной рукой. — В конце-то концов! Я устал! У меня опухли щупики! И чего-то в животе не то! Вот тут какое-то жжение, какое-то томление!

— Подвздошная область, — кивнул Роджер. — Понятное дело. Жрать бутербродики надо меньше!

— А что такое? — встревожился Мэй.

— А то, — деловито сказал Роджер, — Ссохнутся кишки-то. И будет у тебя типичная картина острого воспалительного дистрофически-атрофического процесса, поразившего всю твою самую толстую кишку. Причем не исключается фибринозная форма!

— Чего? — Брайан был уже на грани истерики.

— Ясно чего — колита!

— Это что за зверь? — заинтересовался Фредди.

— Это когда отсутствует полноценное питание, — наставительно сказал Роджер. — А это длинношеее жрет одни сэндвичи и сэмэчки!

— Неправда! — защищался Мэй. — Я вчера суп ел!

— А перед этим ты когда суп ел? — обличающе ткнул в него пальцем Джон. Брайан задумался тяжело и мрачно.

— Не помню, — сознался наконец он.

— А я что говорю! — скрестил руки на груди Роджер. — Налицо бактериальная дизентерия!

— Да хрен с ним, с пузом, у меня пальцы болят! — и Мэй с упреком продемонстрировал всем и каждому свои красные распухшие пальцы, похожие на говяжьи сосиски.

— Ну еще одну песенку, а? — попросил Фредди. — А потом я тебя супиком угощу, а?

— Супиком... — Мэй был явно встревожен за здоровье своего пуза — с одной стороны и пальцев — с другой. — Ну, не знаю...

— Ладно, — Фредди гневно пощипал подбородок. — Сколько тебе нужно для счастья, чтобы мы могли с толком закончить репетицию?

— А сколько дашь?

— Пару пенсов, пожалуй, дам.

— Пары пенсов и на банку джина не хватит, — обиделся Мэй.

— Твой джин — это поганая "Стрелецкая" настойка тридцатиградусной крепости, — скривился Фредди. — Разве настоящий мущина пьет джин? Не пьет настоящий мущина джин!

— А что пьет настоящий-настоящий мущина? — с надеждой спросил Мэй

— Шампанское "Кристалл", — гордо ответил Фредди и вынул флягу.

— Русскую водку, — гордо ответил Роджер и вынул флягу.

— Газированную воду, — гордо ответил Джон. — Пепси-колу, например. Или квас, — и он вынул аж три фляги!

— Упс, — только и смог сказал Брайан, глядя, как содержимое всех фляг исчезает в дружеских глотках. Он выскочил на улицу и вернулся тоже с флягой.

— Шампанское с водкой! — сообщил он. — И чуть-чуть квасу.

Он уже собрался тоже выдуть содержимое своей фляги, но тут хищный Фредди вырвал у него бутыль, и, коротко сказав:

— Дай, — выпил все сам!!!

— Всем бы вам пить да жрать! — взревел обезвоженный Мэй. — А я в турне хочу! Надоел плешивый Лондон.

— Ап! — и Фредди вынул из рукава приглашение. — Уже.

Брайан неверящими глазами шарил по бумазее, а Джон поморщился.

— Вечно вас на подвиги тянет, — сказал он хмуро. — Сидели бы дома и любовались бы красотами окружающего ландшафта. Или женились бы, как это сделал я.

— Вот наш мужик, — похлопал его по плечу Фредди. — Мощнявый.

— Женатик, — хихикнул Роджер.

— Я таких женатиков в детстве касторкой поил, — сообщил Мэй.

— Плохо себя вел, — покачал головой Джон. — Значит, тебе с женой тоже плохо придется.

— Я уж поумнее некоторых буду, — задрал нос Мэй. — Себе найду такую ледю — все будет по дому делать и в рот мне глядеть, ожидая!

— Смешишь ты меня, право, — поцокал языком Джон.

— Так ты едешь в турне или нет? — рассердился на него Фредди. — Смешат его, видите ли!

— Нет, не еду, — решительно сказал Джон. — Но если вы меня не возьмете, я уйду из вашей продолговатой и блохастой группы!

И он победоносно оглядел застывших с открытыми ртами друзей.

После того, как альбом все же дописали, Фредди помчался с демо-записью к продюсерам, а оттуда — за билетами. Остальные же разошлись по домам, договорившись, что прямо перед отлетом встретятся на пятой лавочке слева от аэропорта.

Как самый пунктуальный, первым на стрелку пришел Джон. Естественно, никого еще не было. Послонявшись по окрестностям еще пару часов и сжевав три стакана семечек, Джон попил чайку из термоса и лег отдохнуть. Через час его разбудил Роджер, невежливо поставив на живот басиста две сумки еды и здоровенный полковой барабан. Они перекусили, обсудили все местные новости, рассказали друг другу все известные анекдоты и стали играть в карты, до чего оба были большие охотники — могли играть в любое время, в любом месте и в неограниченном количестве.

Спустя час азартной игры Роджер вдруг уставился оловянным взглядом куда-то поверх головы Джона. Его челюсть с глухим стуком упала на мостовую.

— Чего там? — обернулся и Джон. Через мгновение его зубы весело стукнули об челюсть Роджера.

Что же так удивило друзей? Элвис Пресли, покупающий в киоске программку? Английская королева, устроившая очередной чемпионат по стипльчезу прямо на аэродроме? Целующиеся в обе щеки Джон Леннон и Пол Маккартни? Нет? А что же?

Да то, что к ним приближался Брайан Гарольд Мэй.

Ну и что же, спросите вы? Не спросите? Почему? Ах, негодники, вы знали, что мы и так расскажем? Верно, расскажем.

Брайан шествовал по площади во всем своем великолепии, заставляющем сталкиваться такси и падать в обморок прохожих. Одет он был в гавайскую рубаху поверх тулупа, клеши и ласты, через плечо у него болтались валенки, на голове плотно сидела плавательная шапочка, изящно прикрытая широкополой белой шляпой, на необъятном носу красовались солнечные очки в роговой оправе, за спиной болталось кото, а его родная гитара лежала в тачке, которую он толкал перед собой. В тачке также валялись два чемоданища, больше похожих на бегемотов, а также подушка и одеяло. Глаза Мэя горели энтузиазмом даже из-под очков, зубы сверкали, кото со звоном било его по копчику, а ласты весело шлепали по асфальту..

В общем, и ежу было понятно — Брайан Гарольдыч переполнен жаждой приключений и радостью жизни.

— Кретины! — приветствовал всех троих вопль Фредди. Он уже стоял в дверях аэровокзала и махал им полотенцем. — Опаздываем же! Я вас жду уже два часа!

Пришпорив тачку, Мэй зашлепал с удвоенной силой. Джон и Роджер, собрав карты, деньги и две челюсти, бросились за ним. Роджер четыре раза ронял свой барабан, чем вызывал мощный поток брани со стороны руководителя экспедиции.

Но оказалось, что в самолет их пускать никто не собирается! Квины тут же принялись препираться с персоналом и требовать начальника. Больше всех кипятился почему-то Джон.

— Желаю лететь! — вопил он. — Почему не пускают? Дураки, ослы, галахи и вандалы!

Наконец друзья с боем сели в самолет и прилетели в Америку. И только теперь была обнаружена ошибка — Фредди, покупая билеты, совсем забыл, что турне было назначено на апрель.

— А разве сейчас не апрель? — удивился Фредди. — Я-то считал...

С этими словами он открыл дверь, и мы никогда не узнаем, что же считал Фредди, потому что его слова тут же унес вой снежной пурги, а его самого подхватил снежный буран и унес в снежную даль... Да, снегу в том году было много.

Через два часа Роджер после долгих поисков нашел-таки Фредди, торчащего по шею в огромном сугробе, после чего сиплым кашлем (голоса уже не было) позвал на помощь.

— Довольны? — сварливо спросил Фредди у друзей, когда его наконец откопали. — И что теперь прикажете делать?

И он уселся в сугроб с таким видом, будто его вытащили из теплой постели, посадили в мешок, и вытряхнули только здесь, в мокрый и холодный снег.

— Давайте гулять, проказить и бродяжить! — с восторгом предложил Джон (отсутствие поблизости супруги всегда благотворно влияло на его веселительные способности).

— Вот за что тебя люблю я! — просиял Фредди.

Уж чего-чего, а бродяжничать он умел и любил, одним словом — знал, как это делается. Квины стали бродить по улицам, плясать и кричать прохожим: "денги давай", полученное пропивали, дрались из-за пустой посуды, а ночью шлялись по подворотням и орали песни дурными голосами.

Вскоре это ночное пение, правда, надоело даже Фредди, поэтому он спер где-то почтовый фургон, и друзья начали... Нет, не развозить почту, о чем вы? Они просто стали в нем жить. Но старинная поговорка "В тесноте, да не в обиде", не была, вероятно, известна нашим героям, поэтому ночами из фургона были слышны тихие разговоры, приглушенные удары и сочная ругань, состоящая почти целиком из непечатных выражений (холод все же давал о себе знать):