— У нас есть свой человек в Короне, мой хороший друг. Он занимает не самый высокий пост, но имеет довольно высокий уровень доступа. Так вот, он говорил, что в клане намечается что-то глобально через шесть дней, и это как-то связано с реалом. Он попытается узнать подробнее, дам ему задание.

Откинувшись на спинку стула, я поднял руку, подозвал услужливого официанта с залысинами, в засаленном переднике, заказал отбивную с сыром и овощами, пиво, побольше хлеба. Если Росс сказал правду, у меня есть шесть дней, чтобы спасти свое тело.

— Теперь уточни, — продолжил Росс. — Чего ты хочешь от нас и что готов предложить.

— По-моему, все предельно ясно: вы мне — ресурсы, я вам — боевых юнитов, если возникнет необходимость. Ну, продукты производства — оружие, девайся, экзоскелеты. Кристаллами поможете и порохом?

— Кристаллами — да, пороха у самих нет, и канал доставки не налажен, — вздохнул Росс. — Мы боеприпасы готовые покупаем. А вообще, предложение интересное.

Зал взорвался аплодисментами, музыка заиграла громче. Гудвин вскочил — уши и хвост торчком, глаза горят.

Какая! — прозвучало в голове. Даже Гудвин оценил увиденное.

Я невольно обернулся: возле шеста выплясывала губастая блондинка с огромной грудью, обтянутой кожаным лифчиком, крутила задом, облизывала губы. Грудь ее прыгала вверх-вниз, вверх-вниз, гипнотизировала, увлекала прочь от проблем.

— Хватит таращиться! — прикрикнул Росс. — Это воровская подстава. Сейчас она лифчик снимет, все вытаращатся, а официанты обчистят карманы зевак. Так что слушай сюда и будь бдителен.

Я повернулся. Росс держал бокал с пивом, к нашему столу спешил официант с моим заказом. Поднос он держал одной рукой, вторая оставалась свободной.

Я взял пиво прямо с подноса, чокнулся с Россом, Ливси и двумя телохранами:

— За взаимовыгодное сотрудничество!

Завидев поджаристую отбивную, истекающую запахом, вспомнил о том, что зверски хочу есть, сглотнул:

— Извините, но я вторые сутки крошки во рту не держал.

А потом на время забыл обо всем на свете. Мир наполнился вкусом и ненадолго перестал существовать. Все-таки голод гораздо сильнее либидо и многих других потребностей. По мере того, как насыщался, появлялись другие ощущения — вот уже слышна музыка, чувствуется табачный дым, а вот Росс пристально на меня глядит. Промокнув рот салфеткой, я отодвинул пустую тарелку и проговорил:

— Сейчас прошу тысячу килограммов кристаллов — в долг, до подписания договора. Гарантия — мое слово. Они ускорят эволюцию Технозамка.

Росс подумал и кивнул:

— Хорошо. Оставь координаты, отправлю кристаллы по игровому банкингу. Сколько их нужно?

— Тысяча килограммов, если не жалко, можно больше.

— Хорошо. Сделаем в ближайшее время.

Я связался с Карло, сказал, что кристаллы скоро будут, поблагодарил Росса:

— Спасибо. Теперь мне надо идти — новый статус, дела... Если что, я на связи.

— Вижу, ты здесь анонимно, и это правильно, — Росс перегнулся через стол, видимо, чтоб сообщить мне о том, что я в черном списке Мафии, но я приложил палец к губам:

— Тише, все знаю.

— Может, людей тебе дать для охраны?

— Нет, спасибо. Сам справлюсь, у меня есть телохранитель.

Лежащий у стола Гудвин встал и ткнулся лбом в бок. Росс подвинулся, Ливси отдернул руку, лежавшую на столе. Предложение Росса обезопасило бы меня, но тогда они прознали бы про смолу, и пришлось бы прописывать ее в будущем контракте, делиться. При мысли об этом жаба обиженно заквакала и растопырилась поперек горла.

Тише, тише, зеленая, это добро никто не отнимет.

— Гудвин — на выход.

Стальной пес, шествующий через зал, ненадолго отвлек внимание посетителей от грудастой блондинки у шеста. Официанты это заметили и забегали между столами. Сунув руки в карманы, я зашагал за Гудвином, озираясь по сторонам. Моя скромная персона никого не интересовала.

А вот двое возле барной стойки демонстративно обернулись, когда я прошел мимо, и зашептались за спиной. Но это ведь не значит, что они меня узнали и теперь попытаются изловить и отправить к Дону? Рука потянулась к пистолету под мышкой. Прав Онотоле — гадостное это место.

На свежем воздухе полегчало, но все равно не оставляло ощущение чужого назойливого внимания. Гудвин стал позади, чтобы защитить от выстрела в спину, я заприметил Буксирчик, дрейфующий посреди водной площади, и собрался помахать Онотоле, но вспомнил о Карло и Хранителе, которые ждут от меня вестей, связался с Карло, кратко отчитался о переговорах и пообещал кристаллы в ближайшее время. Инвалид принялся бахвалиться достижениями, но я прервал связь и все же помахал Онотоле. Толстяк меня не замечал. Пришлось писать в общий чат, где я обозначился как Гость:

"Онотоле, это твой гость. Жду, где условились".

Перевозчик отозвался мгновенно, Буксирчик заработал гигантскими колесами и. разбрызгивая воду, направился к "Водному миру".

Когда мы с Гудвином взобрались на палубу, Онотоле отвернулся, подождал, пока мехапес спрячется, и встал за штурвал. Я проводил взглядом плавучий деревянный бар и заметил человека, стоящего на пороге и провожающего нас взглядом. Он был полностью уверен, что незаметен. Интересно, он скорбит об упущенной добыче или узнал меня и сейчас докладывает своим?

— Куда плывем? — Капитан потер руки. — Пока тебя не было, мне сообщили, что кто-то зачистил Лисий Дол. Представляешь? Жили себе, никого не трогали, и тут — на тебе. Главное, непонятно, кто это сделал. Повсюду — следы гусеничной техники, сплющенные пули — и никого. Ни оружия — ничего не взяли, а людей как мутант всосал...

Память воспроизвела уже поблекшую картинку: сталкер с продырявленной грудной клеткой, сплющенная пуля... Все это я видел по пути в НИИ кибернетики. Больше я его не слушал, вынул из подсумка карту, развернул на колене. Онотоле, ворчавший рядом, будто радио, смолк, глянул на карту через мое плечо.

— Ткни пальцем, где это, — сказал я.

Он ткнул. Что и требовалось доказать: Лисий Дол находился недалеко от НИИ, только восточнее, чем Любеч.

— А зачем тебе? — удивился Онотоле.

— Я знаю, кто это сделал. Киборги из НИИ. Но раньше они сидели в своей локации и носа оттуда не казали, теперь же обнаглели. Не нравится мне это.

Почему не нравилось — и сам понять не мог. Было дурное предчувствие, едва уловимое, на грани понимания. Я взял Технозамок — оцифрованный Анубис сбежал — и киборги полезли из своих нор. Или это паранойя? Хорошо бы. Мир ведь не вращается вокруг меня.

Онотоле пригладил бороду и спросил:

— Это понятно, но люди им зачем?

— Затем. Человеческий мозг — самый лучший компьютер. Зачем делать компы, если есть готовые? Киборги перепрограммируют людей, лишают воли и разума, тело тоже преобразуют... Мой металлический друг тоже когда-то был человеком. Именно в НИИ я его и отбил у роботов.

— Все, замолчи, — капитан скривился. — Отвратительно. Во истину адская смерть, — в память о павших он стянул берет и блеснул розовой лысиной. — Давай лучше решим, куда ехать.

Хилы или оружейники? Я еще сам не знал. Наверное, первые все же хилы. Когда будет с ними контракт, пойду к оружейникам, закуплю порох. Потом снова встречусь с Барсами, переночуем здесь и утром — домой, в Технозамок. Или в другое место, в зависимости от того, что скажет Умник, если с ним свяжутся и приведут сюда за это время. Может, появятся безотлагательные дела в реале.

— Едем в Гильдию лекарей, — распорядился я. — А они далеко?

Онотоле за штурвалом помотал головой и ответил:

— Не-а. Минут десять, если медленно плыть.

Вынув КПК, я написал в чат Эскулапу:

"Добрый день. Это человек, с которым вы договаривались насчет смолы. Удобно ли встретиться в ближайшее время? Скажем, через десять минут?"

Ответ пришел сразу же.

"Я свободен в течение часа. Жду вас".

Отлично. Только бы хилы не начали выкаблучиваться и снова торговаться. Насвистывая себе под нос мотив, похожий на "Полет валькирии", Онотоле развернул Буксирчик и направил в заполненный желтоватой водой проулок между высотками, соединенными подвесными мостами из веревок.

Подул ветер, и мосты закачались над головой, как причудливые лианы. На одном из них рыжая бабища, похожая на портативный БТР, курила трубку. Завидев Буксирчик, оскалила кривые, желтые от никотина зубы. Закинула за спину две косы и сплюнула, норовя попасть в кого-то из нас, но ветер снес слюну и шмякнул в лицо капитана небольшого баркаса.

Капитан был живым игроком, потому выхватил пистолет и разрядил в наглую бабу на качающемся мосту, сопровождая грохот выстрелов нецензурной бранью. Баба, Ирга, присела и на четырех костях бросилась по качающемуся мосту, голося сочным басом:

— Усак! Усак!

Онотоле тоже взял обрез и шмальнул бабе вослед, но промахнулся. Зато капитан баркаса попал. Но не в бабищу, а в прямом смысле слова: стекло небоскреба, что справа, пошло трещинами и начало осыпаться. Внутри здания возмущенно заголосили, и мы, как и капитан баркаса, сочли правильным удалиться.

Улепетывая, мы чуть не снесли две плоскодонки, движущиеся навстречу, и получили вдогонку порцию картечи.

Свернули направо, в такой же переулок. Баркас понесся прямо.

— Шад, дай жару! — скомандовал Онотоле.

Я подкинул топлива в топку, и Буксирчик заработал колесами резвее.

Не прошло и пяти минут, как наш капитан причалил к странному конгломерату, состоящему из деревянной плавучей платформы, на которой чернел осмоленный двухэтажный сруб с красным крестом, между двумя бело-ржавыми катерами с мигалками. Платформу занимали раненые и увечные неписи: стоячие, сидячие и лежащие прямо на досках. В их стонах и жалобах, сливающихся в сплошной крик скорби, тонули другие звуки.

Мы с Гудвином спешились. Когда на платформу ступил мехапес — несколько тонн металла — она покачнулась, но выдержала. Раненых было так много, что некоторых приходилось переступать. Между ранеными сновали медсестры в белых чепцах и светло-зеленых костюмах.

За срубом угадывалось квадратное белое здание — резиденция гильдии. Видимо, деревянная часть была чем-то типа плавучего госпиталя, могла отчаливать и отправляться в места, где произошла очередная кровавая разборка.

Мимо пробегала молоденькая медсестричка, я взял ее под локоть и попросил:

— Красавица, у меня важная встреча с Эскулапом, тебя не затруднит к нему провести?

Девушка зарделась, осторожно освободила руку, стрельнула карими глазами, испуганно приоткрыла рот при виде Гудвина, и качнула головой:

— Следуйте за мной. Ваш питомец не опасен? Я раньше таких не видела.

Ощутив возмущение Гудвина, я успокоил его и объяснил девушке:

— Он — самостоятельная личность и так же опасен, как любой человек.

В деревянном срубе — госпитале — было бело, стерильно и пахло лекарствами. Он соединялся с резиденцией посредством узкого коридора, такого же, по которому осуществляется посадка на самолет, заканчивался он дверью-люком. Медсестра поднесла руку к сенсорной панели, и мы попали в солнечно-оранжевый холл под прозрачным куполом. В кадках зеленели пальмы и тропические растения с мясистыми изумрудными листьями. По фикусу, разинув клюв, лазал хохлатый красный попугай.

Завидев нас, он повернул голову... Две головы. Правая башка сказала:

— В шею гони! Всех в шею гони!

Левая с правой была не солидарна:

— Добрррый день! Чеммогу помочь? Помочь?

Медсестричка хихикнула, прикрыв рот ладонью:

— Это Горыныч. Тот еще проказник.

Обогнув кадки с растениями, мы вышли к стеклянной приемной, где восседала секретарь — анимешной наружности девушка в строгом темно-синем костюме с воротником-стойкой.

— Добрый день. Чем могу помочь?

Гудвин, стоящий за моей спиной, ее ничуть не удивил.

— В шею гони! — разорялся Горыныч. — Всех — нахррен!

— Мое имя Шад, у меня встреча с Эскулапом, — сказал я.

— Моеимяшад — нахрррен! — разорялся попугай.

Девушка чуть склонила голову, посмотрела на монитор, поводила мышью и дежурно улыбнулась:

— Шеф вас ждет. Но прежде сдайте, пожалуйста, оружие.

Пришлось разоружиться, положить пистолет и нож на столик секретарши, она положила их в пронумерованные пакеты, выдала мне расписку.

— Проходите, пожалуйста.

Раздалось едва слышное шипение, и прямо в стене чуть левее конторки разъехались створки дверей, приглашая меня на широкую лестницу белого мрамора. Секретарь объяснила механическим голосом, с дежурной улыбкой:

— Второй этаж, двадцатый кабинет. Первая дверь справа по коридору.

Поднимаясь, Гудвин вертел головой и будто бы принюхивался, я поражался роскошью. Казалось, будто мы переместились в параллельную реальность, где нет бандитов, полуразваленных зданий и желтой воды. Такая себе Швейцария во время Второй мировой. Кто хочет жить, должен считаться с хилами. Вспомнились слова Эскулапа: "Мы — бедная Гильдия". Врет, как дышит, и это нехорошо. Чует мое сердце, ждет меня неприятный сюрприз.

Второй этаж — как и лестница, отделанный мрамором. Дверь в двадцатый кабинет — деревянная, тяжелая, с золоченой ручкой. Воображение нарисовало хозяина кабинета — лысеющего розовощекого сноба с бакенбардами, в костюме с запонками, при галстуке. Не найдя кнопки звонка, я постучал.

— Входите, Шад, — проскрежетали в ответ, и дверь распахнулась передо мной.

Я переступил порог и очутился в просторном кабинете, больше напоминающем королевскую приемную восемнадцатого века: бархатные темно-зеленые занавески, дубовые шкафы, стулья-троны, массивный стол на резных изогнутых ножках. Придавленный величием, я не сразу заметил Эскулапа — нелепую фигуру в мешковатом фраке, с жабо. А когда рассмотрел сидящего за столом главу гильдии внимательнее, похолодел и захотел как можно быстрее удалиться.

Передо мной был доктор Моро собственной персоной: невысокий хлипкий старикашка, на голове — три седые волосины врастопырку, руки длинные, мосластые, нитка рта. Только вместо пилы для ампутации — шариковая ручка.

Я сглотнул, не в силах сдвинуться с места. Ощутив мое беспокойство, заволновался Гудвин.

— Чего вы так побледнели, молодой человек? — старик улыбнулся, обнажая белые фарфоровые зубы.

— У вас случайно нет брата-близнеца? — осторожно полюбопытствовал я.

Старика перекосило. Он побледнел, посерел, но взял себя в руки и заговорил:

— Был. Но мне за него стыдно, он нехороший человек. Он погиб сорок лет назад, можно сказать, сам себя убил. Плохой был человек, мне за него стыдно, он проводил опыты на детях — представляете? Опорочил всех нас, лекарей.

Рассказывая, Эскулап перебирал бумаги. Поднялся — сутулый, жалкий, обошел стол и стал там, где должен сидеть я: