Сокровища рода де Карсо. кн.1

— Я уже подумала, что мне и попрощаться не удастся, — встретила его девушка. — Хотят укрыть нас в безопасном месте, — пояснила она и замолчала. Затем, подойдя вплотную и дотронувшись рукой до его груди, тихо, чтоб не услышали чужие уши, сказала:

— Береги себя, Поль! Если с тобой что-то случится, мне будет очень тяжело.

Она поцеловала его в щёку, как целуют друга и решительно повернувшись, направилась к лошади.

Застывший было на месте Малыш, рванулся, помог девушке забраться в седло и придерживая коня, поднял глаза, блеснувшие влагой:

— Я отыщу тебя, Лаура. Как только разделаемся с гачупинами. Храни тебя Господь!

Он ещё что-то хотел сказать, но ворота распахнулись, Перрюшон подал команду, и маленькая кавалькада тронулась.

— Я буду молиться за нас, Поль,— обернувшись уже в воротах, шепнула девушка, и он с горечью разжал руку, удерживающую повод.

Темнота тут же поглотила всадников.

Г Л А В А 17

Лаваль и Денье уже свыше полутора часов двигались на северо-восток в сторону лагеря Вердье. Красный холм давно скрылся за горизонтом, а испанскую колонну до сих пор обнаружить не удалось.

— Давай передохнём, Пьер,— сказал Крысёнок, отвыкший от седла. — Всё равно мимо нас не проедут.

— Ты прав, Жерар! На уставших конях даже ноги не унесёшь, если потребуется.

Они спешились в тени небольших деревьев, расседлали коней и, подкрепившись изрядным куском окорока и бутылкой бургундского, улеглись в траву.

— А вино у Перрюшона отменное, — выковыривая мясо из зубов, прошепелявил Крысёнок.

— Да, в бургундском он знает толк, — ответил Лаваль, пристраивая сумку под голову. — Я вздремну немного, Жерар. Что-то разморило. А ты, время от времени, поглядывай по сторонам, — с этими словами Пьер повернулся набок и через минуту уже спокойно храпел.

Денье полежал с десяток минут, рассматривая плывущие по небу упругие облака и слушая рулады друга, затем поднялся, залез на лошадь и внимательно осмотрелся.

"И куда делись эти гачупины?" — Засранцы! — с остервенением сплюнул он. Будучи протестантом, Денье на дух не переносил испанских католиков.

Жерар слез с коня и улёгся опять на мягкую траву. Небо по-прежнему кружило голову голубизной, становясь белёсым вблизи солнечного диска, край которого норовил вот-вот выпрыгнуть из-за листвы. Облака чинно тянулись на запад, редкие и одинокие. Охотник и сам не заметил, как провалился в глубокий сон. Видно сказалась усталость вчерашнего дня.

Проснулся он также внезапно, как и заснул, громко застонав и заскрежетав зубами. Забытый кошмар опять вернулся к нему бешенством налитых кровью глаз разъярённого быка, который с хрустом вонзал в его тело свои иссиня чёрные рога. Но ощущение, что ему тычут чем-то острым в бок, продолжалось и наяву.

— Что за чёрт! — выругался Денье, отодвинув сползшую на лицо шляпу.

Действительность оказалась хуже кошмара: два испанца стояли около него. Один держал клинок у горла, а второй, издеваясь, покалывал рёбра.

— Ты проиграл, Лопес! С тебя десяток пиастров,— расхохотался капрал, заросший бородой почти до глаз. — Эта французская собака и не подумала вскочить, когда ты подколол её. Видно дьявол бережёт это гнусное отродье, — сказал он, убрав лезвие от горла буканьера.

"Не дьявол, а Бог и Лаваль!", успел подумать Крысёнок и, вскрикнув, поневоле поднялся, поскольку тот, которого назвали Лопесом, в сердцах ткнул шпагой в бедро так, что всадил остриё на целый дюйм.

— Связать эту падаль! — распорядился бородатый.

Жерар повернул голову чуть налево и прежде чем его взяли в оборот, увидел, как трое набросились на проснувшегося Пьера, заломили ему руки и в один момент опутали верёвкой. Тоже самое проделали и с ним.

Через полчаса их доставили в лагерь, разбитый испанцами в узкой лощине на расстоянии мили. Эта лощина начиналась почти от стоянки Вердье и тянулась через всю луговину. По дну её протекал ручей, местами с заболоченной поймой. Испанцы сделали двухчасовой привал, пережидая послеобеденную жару, и выслали дозоры, намереваясь в дальнейшем выбраться из лощины, которая долго скрывала их от нескромных взглядов, а теперь, поворачивая круто на север, уводила от цели.

Один из дозоров и наткнулся на Лаваля и Денье, заметив пасущихся лошадей.

Экспедицию испанцев возглавлял дон Мигель д'Алавера, пользующийся доверием губернатора и уважением солдат за свою храбрость и умную голову. И сейчас, расположившись в тени растянутого полога, он упорно обдумывал, как с наименьшими потерями взять укреплённую асьенду Перрюшона.

"Восемь десятков мёртвых буканьеров на два десятка своих — это неплохо. Жаль только Хитрый Пьер вывернулся, — думал д'Алавера, рассматривая план асьенды. — А лазутчики поработали отменно, — мелькнула мысль, пока он вчитывался в поясняющие надписи на плане. — Да и де Карсо — молодец. Толковый и надёжный человек. Его засады принесли половину успеха. И на охране баркасов не захотел оставаться, хотя ранен. А ведь при своих связях мог бы вообще в этой кампании не участвовать. Надо будет охарактеризовать его губернатору с лучшей стороны, — отвлекла от раздумий посторонняя мысль.

Перебрав несколько вариантов нападения, д'Алавера вызвал командиров обоих отрядов, а также де Карсо, рассчитывая услышать от него разумную идею.

— Синьоры, я пригласил вас обсудить план разгрома асьенды, чтобы решительной победой во имя Бога и Короля поставить точку в этой удачной кампании и с честью выполнить наш долг перед испанской короной. Расклад сил сейчас таков: У нас, как вы знаете, сто восемьдесят мушкетёров при шести пушках. Сорок человек, оставленных для охраны баркасов и раненых, я в расчёт не беру. У французов, по моим подсчётам, человек пятьдесят, а если они вооружат рабов, то и больше. Причём тридцать буканьеров Хитрого Пьера составляющие костяк этого воинства — отменные стрелки и рубаки. Прошу взглянуть на план, — сделал д'Алавера приглашающий жест рукой. — На асьенде четыре пушки, установленные на асотее и башне, — водил он пальцем по бумаге, сверкая бриллиантовым перстнем. — Стены, высотой около десяти вара*, сложены из дикого камня. Имеются широкие ворота и задняя дверь, окованная железом. Ворота прикрываются башней. Ближайшие постройки, как вы видите, в тридцати ярдах от асьенды. Подступы открыты, за исключением задней стороны, которая вплотную примыкает к саду.

_______________________________________________________

*Вара — мера высоты, чуть больше 0,8 метра.

Дон Мигель помолчал немного, давая офицерам рассмотреть скрупулезно вычерченный документ и подумать над его словами, а потом добавил:

— Я не сомневаюсь, сеньоры, что мы захватим эту асьенду, но я бы не хотел оставить под её стенами половину наших солдат. Поэтому прошу высказываться.

Де Карсо, как командир самого маленького отряда и самый младший из присутствующих (ему едва минуло тридцать) начал первым:

— Дон Мигель! Предлагаю окружить асьенду и провести атаку ночью. Это сведёт на нет меткость ружейного огня буканьеров, и наши потери будут минимальны. В саду сосредоточить основные силы при трёх пушках. Ядрами кулеврин выбить заднюю дверь, больше одного — двух залпов та наверняка не выдержит и ворваться внутрь дома. Три другие кулеврины поставить против ворот, обозначить несколькими залпами и мушкетным огнем направление ложной атаки, чтобы отвлечь внимание буканьеров от тыльной стороны. У меня всё, — закончил де Карсо, поклонившись начальнику экспедиции.

Диего де Сальваторе и Гарсиа д'Амбре поддержали предложения дона Антонио атаковать ночью и попытаться ворваться во внутрь. Однако сочли необходимым, на следующем привале, у леса, изготовить на всякий случай с десяток лестниц нужной длины и выпустить половину картечных зарядов по воротной башне, которая имела несколько бойниц и мортиру на верхней площадке.

— Даже если мы захватим весь дом, с башни, судя по плану, простреливается весь двор, в том числе и асотея. Буканьеры будут бить наших солдат на выбор, пока у них хватит зарядов, если мы не возьмём башню, — выдвинул ещё одну идею дон Диего. — Надо будет сделать парочку небольших таранов, чтобы выбить двери, которые окажутся закрыты.

— А что если нам попробовать взорвать башню? — испросив разрешения, подал ещё одну мысль де Карсо. — Пороха у нас достаточно, заложим по бочонку вот в эти ниши для фонарей,— он показал пальцем на тщательно прорисованную арку ворот, — и рванём, глядишь, башня и рухнет.

Предложение дона Антонио все посчитали дельным.

— Что ж, сеньоры! Благодарю за прекрасное обсуждение плана штурма. Так и решим. Ваш отряд, дон Диего будет атаковать со стороны ворот и начнёт первым, выстрелами кулеврин по башне. Отряд дона Гарсиа, как самый многочисленный, ударит со стороны тыла и должен ворваться в асьенду через калитку. Каждому отряду заготовить в лесу по три лестницы, не менее десяти ярдов длиной. Ваш отряд, дон Антонио будет находиться в резерве, на вас возлагается задача подрыва башни. Изготовить три ручных тарана, два из них перед штурмом передать другим отрядам. Собрать все имеющиеся пистолеты и вооружить дополнительно солдат для штурма помещений. Атакуем ночью по моей команде. Из пушек в темноте прицелиться сложно, ставить их придётся как можно ближе. Уже на асьенде заготовить для защиты пушкарей большие щиты из толстых досок, иначе буканьеры перебьют всю прислугу. На этом всё! — закончил д'Алавера, и собрался уже отпустить офицеров, когда его ухо уловило какой-то шум, донёсшийся с противоположной стороны лагеря.

Через минуту перед глазами дона Мигеля предстали связанные охотники.

— Поймали двух лазутчиков, сеньор д'Алавера, — доложил, спешившись, начальник дозора, — в миле южнее лагеря. Дрыхли, собаки, в кустах. Наверняка нас вынюхивали!

— Хорошо, можешь отдыхать, капрал. Тебе это зачтётся. Достойные дела, во славу испанской короны, губернатор не забывает.

— Пусть подведут поближе, — распорядился д'Алавера, движением руки отпуская капрала, — и вызовут Гутиэриса, а то эти еретики вряд ли понимают по-испански.

Четверо солдат из охраны, ухватив за локти, в один момент подтащили связанных буканьеров и поставили в трех шагах от испанского гранда.

Спустя двадцать ударов сердца примчался Гутиэрис — тщедушный испанец в болтающейся на нём колоколом кирасе и сползающем с крохотной головы шлёме. Как оказалось, он довольно бойко лопотал по-французски.

Этого времени дону Мигелю вполне хватило, чтобы присмотреться к стоящим перед ним охотникам. "Этот вряд ли что скажет,— подумал он о Лавале, — а второй, поупирается, но заговорит!", — поймав злобный бегающий взгляд Крысёнка, решил он.

— Вы из отряда Хитрого Пьера? — пристально вглядываясь в лица охотников, спросил испанец, прищурив старчески глаза.

Гутиэрис затарахтел, переводя вопрос на французский.

— Не понимаю тебя, сморчок! Слишком быстро бормочешь, — спокойно ответил Лаваль.

Самолюбивый Гутиэрис позеленел от злости, но сдержавшись, задал вопрос снова, произнося раздельно каждое слово.

— А теперь слишком медленно для моего уха, недоносок шлюхи! — явно издеваясь, проговорил буканьер.

Гутиэрис заверещал от такого оскорбления, как будто ему по ногам прокатили пушечный лафет, и едва удержавшись, чтобы не вцепиться в горло француза, затараторил так же быстро по-испански, как до этого говорил на французском.

— Эта французская собака издевается надо мной, сеньор д'Алавера. ...Да возьмёт дьявол его душу! — закончил Гутиэрис фразу, успев выпалить в адрес охотника с десяток изощрённых ругательств, причём ни разу не позволив себе богохульства.

— Подвесьте-ка молодца и поджарьте ему пятки! Может тогда он станет понятливее, — приказал дон Мигель.

Крысёнок, довольно сносно понимавший по-испански, вздрогнул.

"Допрыгался Пьер! Тянули его за язык, — не одобряя поведение товарища, подумал он. Зыркнув глазами по сторонам, Денье непроизвольно выругался. "Пять миль, бывает, проскачешь, а подходящего дерева, чтобы вздёрнуть человека на этой луговине не найдёшь. А тут на тебе — в сорока ярдах растёт! Что значит невезучий день", — расстроился он окончательно.

Лаваля в один момент подтащили к дереву и привязали за руки в двух футах от земли. Через десять минут Пьер уже орал благим матом, пытаясь поджать босые ноги от лижущих языков огня.

— Теперь ты заговоришь! Теперь ты заговоришь, шакал, сын вонючей ослицы, — суетился около костра Гутиэрис, подбрасывая ветки.

— Да заткнёшься ты, падаль, — взревел Лаваль и, изловчившись, поддал переводчику почерневшими ногами, сбив его на землю.

— Отвязывайте, — приказал дон Мигель, наблюдавший всю экзекуцию.

— Вздёрните буканьера! — распорядился он. — А на этой ветке приготовьте петлю для второго француза.

Солдаты расторопно раскидали огонь и сняли Лаваля. Так же быстро через нижние горизонтальные ветви перекинули две петли, выказав немалую сноровку в этом деле. Двое из них, подхватив охотника, потащили его к петле, два других взялись за свисавший конец верёвки.

"Если Пьера сейчас повесят, то мне тоже конец!" — лихорадочно подумал Крысёнок, привыкший видеть в Лавале свой талисман от всех напастей.

— Эй! — закричал Денье. — Не троньте моего друга, я расскажу всё что знаю! Иначе ничего от меня не услышите, чёртовы дети!

Он дёрнулся, но двое солдат крепко держали его за плечи.

— Не троньте, вам говорю! — ещё раз заорал Денье, коверкая испанский.

Дон Мигель подал знак, и солдаты отпустили Лаваля. Тот, не устояв на обожжённых ногах, со стоном повалился на землю.

"Исповедовали" Жерара Денье испанцы недолго. Уже через полчаса они знали всё, что было необходимо для успешного захвата асьенды. Выторговывая жизнь товарища, Крысёнок вынужден был согласиться провести д'Алаверу с солдатами ночью через лес, минуя выставленные ещё вчера дозоры.

Час спустя, как только немного спала жара, испанцы снялись с лагеря и плотным каре двинулись в сторону плантации, выдвинув вперёд немногочисленные патрули.

Узнав, что Хитрый Пьер посадил всех буканьеров на коней, д'Алавера не сомневался, что французы выследят их и устроят засаду. Спрятав лошадей и пушки с припасами за кирасы солдат, дон Мигель распорядился отобрать лучших стрелков и наездников для ответной вылазки, если колонна всё-таки угодит в предполагаемую ловушку. Указания были даны чёткие: после двух залпов мушкетёров, маскируясь пороховым дымом, выскочить из-за строя и расстрелять буканьеров, пока те не успели отойти и перезарядить мушкеты. В ожидании схватки, этот кавалерийский отряд в дюжину всадников, тоже шёл внутри каре, ведя лошадей в поводу.

Мучаясь от жары и пота, заливавшего глаза, под охраной двух солдат, со связанными руками брёл Крысёнок. Лаваля, который сам идти не мог, привязали поперёк седла. Лицо его побагровело от прилива крови, и хотя он пытался временами прочистить горло привычной шуткой, Жерар чувствовал, что Пьеру невмоготу.

Когда раздались выстрелы, оба сразу приободрились. Они не надеялись, что товарищи их отобьют, но то, что хорошо проредят испанцев, в этом не сомневались. Плохо скрытая ненависть выплеснулась из горла Лаваля булькающими звуками, похожими на смех, и заиграла кривой усмешкой на губах Крысёнка. Пули ложились густо в центр каре, но солдаты не падали — падали лошади.