Но она не изменила ее. Ее престиж резко упал, а священник, старый ее наставник, через два года был бесцеремонно изгнан из церкви.
«Я пытался, Маки-тян, — сказал мужчина, тайно навестив ее в последний раз, подальше от ставших враждебными взглядов ее родителей. — Они не станут слушать меня, так что, может быть, вместо этого выслушаешь меня ты. Эта церковь мертва; сейчас я это знаю. Я говорил, что церковь должна проповедовать массам, что это наш Величайший Долг. Когда-то мы не боялись. Мы стояли вместе с людьми, и защищали их, и направляли их, и подбадривали их. Эта новая война наш шанс, но вместо этого мы коротаем наши бессмертные жизни в изоляции испуга. Я… я не знаю. Живи, Маки-тян. А мне теперь нужно найти свой путь».
А затем он погиб, из-за одной из немногих оставшихся для гражданских причин гибели: нападения демонов.
Ей потребовалось много времени, чтобы понять, что он имел в виду.
Когда-то ее церковь была уместна. Когда-то дома поклонения защищали народ, а священники стояли наперекор злу. Но как только зло исчезло, они потеряли свой путь. Перед лицом дивного нового мира, с бессмертным населением и тихо враждебным Правительством, они отступили, потеряв интерес к привлечению новых членов или общению о чем-либо в мире. Никаких попыток сохранить присутствие в колониях, и столь радикальные изменения, как волшебницы, демоны и пришельцы, вызвало не более чем пожатие плечами. Они были в своем собственном мире, полностью не связанном ни с чем вовне.
Все это она изучила после его смерти, в одиночестве странствуя по интернету и разговаривая со школьными учителями, что были более чем рады раскрыть ум заинтересованной ученицы. Она нашла ответы, которые ее церковь, почти самодовольная после новостей о смерти ее наставника, не предоставляла.
Именно тогда ее вера медленно начала угасать. Спектр человечества был почти невообразимо шире, с мириадами мнений, образов жизни и системами верований. Она нашла новых друзей, за пределами круга ее церкви, и под помрачневшими взглядами родителей начала понимать, насколько ее собственные убеждения проистекали из одного только их влияния, на что мрачно намекали ее учителя и правительственные учебники. Без их влияния, чем ее убеждения превосходили чьи-то еще?
Она потихоньку начала рисовать новое, что никак не было связано с ее церковью, и анонимно выкладывать в онлайн. Там она получала похвалу и содержательную критику, вместо бесполезного ледяного остракизма.
Она закрыла глаза и прекратила играть с распылителем. Она попыталась вспомнить, каково было, когда она по-настоящему верила во все эти истории о пророках, раздвигающих океаны, излечивающих болезни и создающих еду из ничего.
Она повсюду смотрела, но насколько могла видеть, в мире было лишь одно подтвержденное сверхъестественное, и ничто из этого не было связано с духовенством, и все было связано с инкубаторами.
Но…
Ребенком, когда все было ново и каждый рисунок свеж, рисовать было восхитительно, бесконечно весело. Когда она верила в то, что рисует, когда узкие поля картин, которыми наслаждалась община, все еще были достаточно широки для стоящего исследования…
Ну, было волнующе.
Новая религия для новой эпохи. Та, что была молода и свежа и могла по достоинству оценить новые формы искусства. Та, у которой были ответы для этого дивного нового мира. Та, в чью правда она могла поверить.
Было бы неплохо. Но где же он?
«Я так устала…» — подумала она, позволив мысли оборваться.
«Знаешь, это можно изменить», — подумал в ее голове новый голос, четкий и ясный. В этот момент, он казался столь чистым, ничуть не похожим на привычные ей телефонные звонки. Четким, ясным и резонирующим с самой ее душой, способным ответить на высказанную ею некогда молитву.
Она открыла глаза.
На квадратном бело-красном акварельном распылителе устроилось существо, мгновенно узнаваемое всем поколением школьниц, обученных с первого взгляда узнавать инкубатора и почти ничего больше не говорить.
«Похоже, у тебя есть потенциал, — подумало существо, из стороны в сторону раскачивая хвостом. — У тебя готово желание?»
Маки сидела, долгое мгновение разглядывая инкубатора перед собой.
«Инкубаторы — демоны, — когда-то сказала ей мать. — Если увидишь его, вышвырни его и немедленно скажи нам».
— Могу я немного об этом подумать? — наконец, спросила она.
«Я тебя не тороплю, — подумало существо, — так как твой потенциал не кажется таким уж нестабильным. Хотя я бы посоветовал не говорить родителям».
— Я хочу, чтобы у меня снова было то, во что я смогу верить. Я хочу, чтобы у меня снова было то, что я смогу рисовать от всего сердца.
Настоящее время
— Удивлена видеть в таком месте девушку вроде тебя.
Маки удивленно моргнула, отведя взгляд от своего саке, которое она задумчиво разглядывала.
— Ма… сестра Сакура! — удивленно сказала она, увидев подростковое лицо основательницы Церкви, затененное тусклым и мерцающим светом танцевального клуба.
— Ты едва не назвала меня матерью, не так ли? — разочарованным тоном риторически спросила девушка. — Не понимаю, почему же все настойчиво называют меня так за моей спиной. От этого я чувствую себя старой, пусть даже я больше не могу отрицать правду. И пожалуйста, не называй меня здесь сестрой.
Маки еще мгновение разглядывала ее.
Девушка говорила не слишком громко, но это и не требовалось, не с улучшенным слухом Маки. В противном случае, это могло бы заглушиться громкой фоновой музыкой, неким синтезом неоклассики и техно. Она не была поклонницей, но танцующим, похоже, нравилось.
Она уже разговаривала с Сакурой-сан, но всегда мимоходом, встречаясь в коридоре или, возможно, работая над церковной росписью. Но никогда долго или в подобных условиях.
— Здесь занято? — спросила девушка, и Маки энергично помотала головой.
Девушка уселась напротив Маки и серьезно взглянула на нее, как будто ожидая, что она скажет. В повисшей тишине дрон обслуживания доставил основательнице Церкви что-то экзотически выглядящее.
Маргарита, через мгновение указал ее таккомп.
— Почему вы так удивлены видеть меня здесь? — наконец, неловко улыбнувшись, спросила Маки.
— Ты всегда взаперти в своей комнате, за рисованием, помимо охоты на демонов. И знаешь, ты немного молода. Не говорю, что это плохо — просто почему я удивлена.
Маки пожала плечами, чуть изящнее, чем было необходимо.
— До контракта я порой выходила, — сказала она. — Подумала снова попробовать. Без особых причин.
— Это ведь необычно, не так ли? Ты была старшеклассницей.
— Немного, — признала она. — Но не то чтобы неслыханно.
— Странно выходить одной, не так ли? — спросила девушка, вращая в своем бокале напиток.
Маки едва не ответила сразу же, но вместо этого подождала, пока девушка сделает один глоток.
— Ну, я не нашла подходящую компанию с тех пор, как перебралась в Митакихару, — сказала Маки.
— Как жаль. Без компании ужасно одиноко.
Внешне это была вполне обычная фраза, но что-то в голосе лидера Церкви вызвало пробежавшую по ее позвоночнику дрожь. Что-то в тоне…
Она подавила жест испуга. Она вдруг вспомнила, что именно поговаривали о Сакуре Кёко. Случайные связи Сакуры-сан стали легендой; говорили, что в какой-то период в прошлом она каждую ночь приводила домой новую девушку, а порой и не одну. С тех пор она успокоилась, особенно после основания Церкви Надежды, но, ходили слухи, так полностью и не прекратила, на что скрипели зубами некоторые более консервативные элементы Церкви. Среди девушек определенной ориентации шептались, что она может показать, как хорошо проводить время, по крайней мере, пока ей не наскучишь. Неразумно было ожидать большего.
Маки и правда была определенной ориентации, что она обнаружила после того, как порвала со своими родителями. Именно так она услышала эти шепотки.
Ее дыхание участилось.
Основательница Церкви вздохнула.
— Уж я-то точно знаю об отсутствии компании, — сказала девушка. — Приближается Третье октября, и я совсем загнала себя подготовкой, но мне не с кем разделить нагрузку.
— Сакура-сан…
— Пожалуйста, зови меня Кёко.
— Кёко-тян, на самом деле это ведь не случайная встреча, не так ли?
Девушка на мгновение взглянула на Маки, прежде чем позволить губам растянуться в лукавую улыбку.
— Моя репутация меня опережает, — с позабавленным видом сказала Кёко.
Основательница подалась вперед, позволив роскошным волосам упасть ей на плечи. Маки вдруг осознала, что наряд Саку… Кёко, хоть и не вполне откровенный, далеко не скромен. Она была близко — очень близко — и Маки показалось, что она чувствует ее дыхание.
— Ты не хочешь? — спросила Кёко.
Маки нервно сглотнула, пытаясь придумать, что нужно сказать.
— Напротив, я восхищена, — наконец, удалось сказать ей.
— Эй, — ткнул ее кто-то в щеку. Маки отмахнулась.
— Уйди, — пробормотала она, раздраженная тем, что ее прервали как раз когда она добралась до хорошей части воспроизведения памяти. — У меня еще перерыв.
— Команда спускается в столовую перекусить, — сказала подполковник Патриция фон Рор, проигнорировав ее жалобы. — И я не позволю тебе валяться здесь. И я слышала: Асака нашла время тоже спуститься.
В нынешнее время они нечасто видели бригадного генерала, естественное следствие того факта, что у Асаки было больше обязанностей, помимо общения с двумя членами ее штаба, так что ее появление было отчасти заметно.
Она через прищур оглядела неопрятный вид Патриции. Освещение в маленькой комнате предоставлялось мягко светящимися потолочными панелями, каким-то образом умудряющимися заставить девушку выглядеть особенно потрепано. Маки сомневалась, что сама она выглядела лучше. Свежесть в списке приоритетов была довольно низка.
Она проверила время. В Японии уже миновала полночь, что значило, что наступило первое октября. Кёко никогда не увлекалась юбилеями, но Маки интересно было, помнит ли она или волнует ли ее еще это.
Она до сих пор так и не до конца привыкла жить здесь, в глубоком подземном бункере с низкими потолками и вызывающими порой клаустрофобию проходами. Учитывая относительно стационарную природу городских боев, у обеих сторон было достаточно времени, чтобы закопаться и, при наличии дешевых землеройных дронов, это означало туннели. Километры за километрами туннелей, бункеров, складов и командных центров. Сеть человеческих туннелей даже дополнительно подключалась к городским глубоким укреплениям и даже еще более глубокой системе усиленных бункеров, спешно разработанных, когда стала ясна возможность планетарных высадок.
К счастью, их собственная ситуация была не настолько крайней, чтобы потребовались глубокие укрепления. Поверхность и пространство планеты, включая и город у них над головами, пока что серьезно оспаривались. Многие здания еще стояли, но пока кто-то не удерживал активно позицию, целесообразнее было по возможности отступить в туннели для лучшей защиты и значительно лучших условий, на случай, если кальмары решат проигнорировать собственные войска в городе и все равно сбросить несколько антиматериальных зарядов.
Это означало, что для волшебниц бои были, по большому счету, делом команд, порой высовывающих головы на поверхность, помогающих захватить или защитить особо важную точку поля боя, а затем исчезающих, прежде чем на них нацелятся специально. Тяжелая задача оставаться над землей, удерживая разрушенные фабрики или нападая на позиции, комната за комнатой, предоставлялась пехоте и сопровождающим дронам, которые лучше могли принять вызванные этим потери.
— Не то чтобы мне хотелось любопытствовать… — начала Асака, когда они сели за стол с синтезированным рисом и рыбой. В целом, столовая была одной из лучших подземных комнат, построенная задолго до нападения на планету. Она была ярко освещена, со стульями и столами, напоминающими причудливый школьный кафетерий, и с красивыми настенными росписями, включая и гигантскую тактическую карту города на одной из стен. Только низкий потолок напоминал, что они оставались под землей; вертикальное пространство было дорого, из-за затратного охлаждения нижних уровней.
— Что неизбежно означает, что тебе любопытно, — прокомментировала Патриция, краем глаза глядя на девушку.
— Тсс, — укорила Асака, взмахом руки прогоняя ее. — Ну ладно, мне любопытно. Но я и правда хочу знать, что произошло между тобой и Кёко. Когда ты уходила, она выглядела довольно разгневанно.
— Она не хотела,чтобы я рисковала здесь жизнью, — сказала Маки. — Из-за этого мы поссорились.
— Не думала, что она и правда из таких, кто может из-за чего-то такого рассердиться, — сказала Патриция.
Маки пожала плечами.
— Я не позволю тебе рисковать там своей жизнью! — с искаженным от гнева лицом крикнула Кёко.
Девушка двинулась было сердито отбросить ее руки, но остановилась вовремя, чтобы вспомнить, что ее комната — по сути, скорее, ниша — недостаточно велика, чтобы безопасно это сделать.
— Ты хоть представляешь, насколько эгоистично ты говоришь? — возразила Маки. — Миллионы сражаются там и умирают, а ты говоришь, что я должна остаться, потому что ты этого от меня хочешь.
— Мне плевать, если я эгоистична! — вскипела Кёко. — Я… Почему ты вообще хочешь идти? Я думала, ты художница!
— Я иду, потому что я художница! Я хочу нарисовать что-то новое, и если я пойду сейчас, я смогу попасть вместе с Патрицией и Асакой. Это возможность!
— Да что это за причина?
— Единственная, которая имеет для меня значение! — начала по-настоящему злиться Маки. — Да что с тобой? Я забочусь о своем искусстве, а ты, черт возьми, даже не можешь притвориться! В самом деле, я думаю, ты даже не пытаешься!
Кёко начала что-то говорить, но остановилась, загнанная в угол неожиданной правдой этого.
— Почему тебе так тяжело быть на расстоянии? — спросила Маки. — Почему так тяжело проявить интерес? Я пыталась показать тебе свое искусство, я пыталась поговорить с тобой, и ты каждый раз отмахивалась от меня.
Она на мгновение зажмурила глаза, удивившись неожиданным слезам.
— Это больно, знаешь? — сказала она. — Я обещала себе, что не стану к тебе привязываться, потому что все говорили, что ты от меня устанешь, но прошел уже почти год. Самый долгий срок, что ты когда-либо с кем-то оставалась. Это чертов фарс! Неужели тебе и правда так важно не…
Она глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
— Когда эта Церковь предоставила мне боевое освобождение, мне сказали, что это из-за моего таланта, что ты лично это запросила. Я думала, ты подразумевала мое искусство. Но нет, теперь я это понимаю. Я для тебе лишь игрушка. Ты знала, что говоришь ее имя?
Кёко побледнела, Маки, возможно, впервые за все время видела ее в таком замешательстве после ее слов.
— Ч-чье? — замешкавшись на лишнюю секунду спросила Кёко.
— Ты знаешь чье. Саяка. Мики Саяка. Ты пару раз случайно произнесла ее имя. Я видела тот старый снимок, что ты при себе держишь. Я видела, как она выглядит. Она почти мой двойник. В этом все дело? Я знала, что тебя что-то снедает, и это оно? Ты четыре сотни лет тосковала по девушке, так что соблазнила первую же, кто выглядела как она? Предоставила ей исключение из военной службы за ее «талант», даже не взглянув ни на одну ее работу? Я и правда для тебя только тело, не так ли?
