Шахматы Богов

За очередным холмом показался портовый город, в лицо ударил морской солоноватый воздух. Трое вновь оказались на заполненном повозками и людьми тракте, растворившись в толпе.

Выжженные окрестности города смотрелись на фоне морского горизонта удручающе, сам город также зиял черными выгарками давних пожарищ. Закатное солнце освещало красноватым светом, придавая еще большую атмосферу страха.

На лишающихся дневного света улочках суетившийся народ завершал свои дела, сворачивая складные лавки, запирая ставнями окна, прячась за запорными дверьми. Поток с тракта постепенно рассасывался по улочкам, уменьшаясь до небольших групп, которые исчезали в вечернем полумраке.

Портовый город жил особой жизнью, нескончаемые потоки грузов, людей, торговля, воровство, и все это затихало, когда на город надвигалась ночь. Только здесь дуло мягким морским бризом, свежая рыба на прилавках и какая-то своя особая свобода.

Троица остановилась на пристани, и Нерожденный с нескрываемым интересом смотрел на впервые увиденные корабли, сопровождающие безучастно замерли, словно ожидая команды. Пришвартованные вдоль всей пристани и деловито раскачивающиеся на волнах. Птицы кружили над ними, люди на палубах занимались своим делом.

— Посудину подыскиваете? — хриплый прокуренный голос раздался подобно треску веток в тихом лесу.

Нерожденный не обернулся, продолжая смотреть на пришвартованные корабли.

— До утра никто не выйдет, да и не найдете желающего выйти. Шторм скоро, вот и позапихались в порт, словно сельди в бочку. Кхе-кхе, — продолжал голос за спиной.

Нерожденный взглянул на темнеющий горизонт, действительно собирался шторм, но дойдет ли тот до порта, он не знал. Оставалось лишь ждать, и он развернулся. У пустых бочек возле стены на лавке сидел лысеющий готовящийся к старости человек в старом просаленном камзоле и со шрамом на месте левого глаза. В руке его дымилась трубка, набитая чем-то едким, за сапогом отчетливо виделся нож.

— Завтра отправиться можно, а сегодня никак, если только шальная медуза вцепится в задницу, да и то навряд ли. Кхе-кхе, да и вам, господа хорошие, надо бы где-то переждать, — монотонным скрипучим словно бы и безучастным голосом продолжал моряк, — Знатная трепка ночью будет, вон все аж запираются.

Таверна "Морской Бес" спряталась возле пристани между двух таких же домов, используемых под бордели. По стенам висели морские чучела разных существ, пойманных моряками. Стоял густой едкий дым, за которым не было видно дальше десяти шагов, огромный зал освещался десятком тусклых свечей, и лишь только голоса указывали на присутствие внутри большого числа народа. Все были более заинтересованы в местном пойле и играх на деньги, смех сменялся руганью, звоном бокалов, грохотом падения. Создавалось впечатление, что сюда занесло всех моряков, чьи посудины сейчас стояли в порту. И всем было все равно, что трое в черных одеждах заняли крайний столик в темном углу, от которого резко тянуло местным туалетом.

Подошедший трактирщик не оказался услужливым, не отличаясь внешне от посетителей данного заведения. Он небрежно приволок три деревянных кружки с пойлом и побрел обратно, не спрашивая ничего. Вокруг кружек почти сразу же начал кружиться рой мошек. Нерожденный взглянул на жидкость внутри явно немытой кружки: мутно-желтоватый цвет, верхняя пена уже успела поймать пару мошек.

На вкус пойло оказалось яблочной брагой, разбавленной корабельным ромом и водой. Вскоре на стол встали миски с едой не особо приятного качества для обычного человека, но не для него, выращенного в темной коморке. Сопровождающие ни к чему не притронулись, всю ночь просидев бездвижно за столом. Снаружи не на шутку разгулялось ненастье.

Солнце показалось несколько позже, чем положено, редким светом выглянув из-за сиреневых грозовых облаков, застеливших все небо. Редкие лучи ненадолго пробивались сквозь просветы, падая на потрепанный ненастьем порт. Десятки разбитых полузатонувших кораблей сжимали между собой посудины поменьше и пострадавшие гораздо сильнее, из воды местами торчали вершины мачт, возвышавшиеся вчера над пристанью. Люди разгребали завалы, разрубали топорами несколько лодок, ветром поднятых и угодивших в ближайшие дома. На причале стояли недавние хозяева и команды кораблей с кислыми лицами, некоторые не скрывали слез, ведь потеряли они многое.

— Дааа, господа хорошие, ударил шторм как никогда, не одной селедины не оставил. А вам нужна посудина вроде как вчера нужна была, — позади вновь, как и накануне, сидел тот же моряк со своей трубкой.

— Нужен тот, кто доставит нас в одно место.

— Куда?

— Берешься?

— Я еще не узнал куда, может, вы к Смерти собрались, а это еще надо подумать.

— Почти туда.

— Хм, оплата какова будет?

— Не обидим. У тебя-то есть, на чем плыть?

— Посмотрим, а посудина моя целехонька, что есть станется? И не такое пережила. Только вы это, оплата вперед...

Старенький баркас резво подскакивал на волнах, сильный попутный ветер нес его все дальше строго на Полночь. Капитан не переставал покуривать трубку, он не задавал лишних вопросов, ему и так было понятно, кто и куда плывут. Он согласился лишь потому, что ему уже нечего терять, кроме своей дряхлой душонки, на которую не раз зарился морской хозяин.

За все добро, мех и серебро

Заплатит стрела, иль нож под ребро!

После сраженья каждому по бочке.

Наутро похмелье после бурной ночки...

— Вы бы привязались покрепче, господа хорошие, я, конечно же, понимаю, что вас этим не испугать. Но все же, шторм возвращается, кишки мои старые закрутило, ударит ничуть ни хуже, чем давеча, глядишь, не удержитесь...

Старик продолжал шептать себе под нос слова старой песни, время от времени выкручивая штурвал так, что баркас набирал бортом воду и резко вырывался прямиком на надвигающуюся волну. До вечера баркас разрезал растущие волны, и как только солнце скрылось на Закате, погода за считанные мгновения переменилась — море почернело, небо озарилось молниями, волны стремительно выросли, и вскоре небольшая посудина оказалась во власти водной стихии, неистовой и всесильной. Баркас взлетал и падал на волнах бушующего моря, а бывалый моряк лишь еще громче и громче распевал свои песни и боролся со штормом, упорно вцепившись в штурвал. Молнии освещали округу, гром разносился по небосводу, стремительно опустившемуся ближе к земле. Посудина стойко держалась на ревущих валах, сменявшихся один другим. Капитан все громче и громче орал свои песни, словно пытаясь перекричать рев шторма.

Не дьявол моря, не спрут косматый,

Не ты, что смертью назвалась.

Никто из вас не возьмет пирата,

Не испугаете, с глубин грозясь.

Э-ей триста бочек родимых!

Э-ей сотня славных ребят!

Э-ей команда не с пугливых!

Э-ей на смерть плывет отряд!...

Шторм отступил к полуночи также быстро, как и появился, потянув за собой облака. Звездное ночное небо, тишина и покой, полное умиротворение. В ночи не было видно ничего дальше палубы, но бывалый моряк точно знал, куда следует направлять баркас. Пассажиры его сидели на палубе, молча. Старик поглядывал изредка на них, больше взирая на звезды. Он знал, что даже сама Смерть не сунется на его баркас, потому как пассажиры его заставят и ее бояться...

— Ну что, господа хорошие. Во-он ваш остров на горизонте, к утру доплывем.

Киль зацепился о мель, но не глубоко, старик ловко завел баркас на пологий песчаный берег.

— Ну вот, господа хорошие, я вас доставил, как условились, — старик подковылял к собравшимся спуститься пассажирам, — Мне ждать аль нет?

Нерожденный взглянул в глаза бывалого матроса.

Он одобрительно кивнул, разрисованное лицо покрылась морщинами от старческой улыбки.

Троица подошла к черте, где песчаный берег сменялся непроходимыми зарослями, явно недавно разросшимися, словно природа отвоевала кусок отобранной земли у самого страшного своего врага — человека. И вновь ее враги вглядывались в заросли, преследуя свои мерзкие беспощадные цели. Словно это почувствовав, все живое внутри зарослей стихло, тишина отступала лишь от плеска набегающих на берега волн.

Нерожденный шагнул вперед, и сопровождающие его безмолвно последовали за ним. Пробираться сквозь цепкий заслон растений долго не пришлось, вскоре те расступились, обнажая заросшую каменную дорогу, уложенную кем-то столетия назад и обугленную года до появления здесь новых гостей. Иногда деревья вдоль дороги подступали вплотную, но по большей части они расходились, открывая большие еще полностью не успевшие зарасти поляны, где из-под свежей зелени торчали уже гниющие черные остовы сожженных деревьев и чего-то рукотворного. Холмами среди деревьев топорщились обвалившиеся руины подобно прыщам на молодом лице. Природа забрала все, что у нее некогда отняли, спрятав под собой следы прошлого. Дорога уходила глубоко вглубь острова и все больше пропадала под захватившей ее зеленью, трое вошли в заросли, вступив на зеленый покров по колено. Заросло все настолько, что быстро пройти не было возможным, приходилось пробираться.

Нерожденный шел первым, "помощники" не видели его лица, по которому легко было увидеть внутреннюю тревогу. Он не ощущал ни живых, ни мертвых, и это пугало. Казалось, что остров безжизненен, покинут, но разум давал понять, что это заблуждение. Ловушки тоже не попадались, что заставляло тревожиться сильнее. И все это казалось знакомым, как будто бы он тут уже бывал: образы без конца всплывали в голове, смешивались и переплетались, с каждым новым ведением становясь все явнее. Глаза помутнели, он, словно, погрузился в забытье, продолжая мерно идти по дороге, ведущей сквозь царство растений.

"Разворачивается огромный лагерь, легионы со всех земель, все вокруг выжжено, впереди на склоне горы цитадель, открывшаяся посреди выжженных деревьев. Отряды отправили в разведку, где они наткнулись на что-то. Невдалеке бой, рядом встали маги, они взялись за руки и что-то бормотали. Другие бежали к месту сражения, что-то вспыхнуло, прогремело и раскидало всех..."

Он очнулся, когда нога ступила на лежавший в траве старый камень, усыпанный древними символами. Те слабо светились белесым светом. Сопровождающие встали без лишних проявлений внимания, им вообще было все безразлично — бездумные куклы, заполненные смертью. Нерожденный наклонился, рассматривая символы, преподнес ладонь к камню, сначала не касался его, наблюдая, как символы возле руки его начинали вспыхивать желтым пламенем и утихали, когда он отстранял ладонь. Потом все же он осмелился дотронуться.

...Столп мысли пульсировал серебристым светом, разгоняющим мрак пустоты. Мириады образов кружили, образуя сферу беспорядочного хаоса, сверкающую разными цветами. Мысленный шаг вперед, и среди образов прошла цепная молния, рассекающая их и скрепляющая. Образы выхватывались из хаоса и объединялись в одно кольцевое движение, остальные продолжали беспорядочно метаться, но уже отскакивали от образующегося кольца, обретающего форму и значение. Столп сжался до сияющей точки, вокруг которой крутились беспорядочные образы и кольцо. С каждым мгновением образы в нем становились реальными, понятными, переходя в воспоминания, знания, в жизнь, которой он жил до этой, нынешней, лишенной значения и всего того, что сейчас сливалось, формировалось и вот-вот войдет в него, вернув частицу сущности, продолжающей хаотично вращаться вокруг столпа мысли.

Он попытался дотянуться незримой рукой до кольца, и то ответило — яркая серебристая молния ударила прямиком меж глаз, и все образы прошлой жизни влились. На серебряном кольце проступило слово, начертанное древними символами катакомб Храма Богов Холода. Его имя, дарованное матерью при рождении в пещере на Горе Грома во время Ночного Ужаса. И с именем пришло осознание, пришла цель, пришла суть, пришел покой.

Он не погиб, а значит, сможет отомстить...

Глаза медленно открылись, сумерки застелили округу, рядом никого. Голова жутко болит, все тело будто бы пропустили через жернова. Сквозь внутреннюю боль, источающуюся от каждой точки собственного тела, он встал, подобрал оружие и осмотрелся.

На месте камня лишь пепел и воронка, словно разорвался бочонок с черным порошком. Его оставили, посчитав погибшим, что ж, это к лучшему. Вокруг стоял незатихающий запах гиблого места, и отсюда бегут все живые существа. Он ощущал всей своей перерожденной сущностью, всем телом пропитавший насквозь запах смерти. Этот запах настолько знаком, что стал частью его и даже не в этой жизни, а за долго до нее. Он вдыхал его не единожды, он был тем, кто порождал его, проливая кровь. Но здесь этот запах пропитал все вокруг, даже замок, возвышающийся над долиной, источал его. Запах Смерти стоял над островом непреступной для всего стеной, поэтому на этом острове так тихо.

Замок Законников выглядел покинутым, как и тогда, когда он был здесь в прежней жизни наемником и погиб, а теперь его послали с этими ходячими мертвецами вновь, послали расколоть Камень Силы, защищающий остров. Бросившие его уже карабкались на стены, когда он заметил тех. Они пока не ощущают его присутствие.

Он шел дальше, но уже другим, уже не Убийца Теней. Он должен был тут остаться навсегда, погибнуть очередной раз. Раньше было полное безразличие, его вырастили таким, идеальным убийцей, лишенным эмоций, чувств, жизни -всего, что делает человека слабым. Теперь же он заново родился и умирать не собирается. Теперь у него есть имя, есть жизнь, есть предназначение, есть судьба. Наемник северос по имени Русберг, рожденный в пещере на Горе Грома во время Ночного Ужаса, вернулся в этот мир, и теперь он сможет отомстить всем тем, кто погубил его народ, его братьев по оружию, кто отнял у него жизнь. Теперь ответят все.

Отвесная крепостная стена имеет прорехи, за которые можно зацепиться. Клинки бесшумно вошли в гибкие ножны, каждая мышца тела сжалась — прыжок, на который люди не способны, но не он — вольный наемник северос, выросший с оружием в руках, не он — выращенный убийца, познавший тайны тех, кого именуют Тенями. Прыжок от откоса стены, еще прыжок, пальцы крепко цепляются за отколотые края блоков. Последнее усилие, и вот он уже за бойницами. Ломит все тело, мышцы горят, сводит судорога, скоро пройдет.

Ближайшая лестница вела вглубь стены, где один из коридоров шел к главному залу. В прошлый раз тут было много защитников. Длинные коридоры петляли, из зала в зал ни души, замок пустовал не первый день, казалось, что его бросили. Бесшумные шаги по каменному полу, постепенно замедляющееся дыхание, сердцебиение почти исчезло, он становился подобен змее, готовой к одному лишь броску вперед, а до тех пор жертва не должна почувствовать присутствия змеи рядом. Восприятие ускоряется, зрение расширяется, он начинает видеть почти все вокруг, слух улавливает шорохи, но не сердцебиение, которое давно прекратилось у тех, кто был неподалеку. Но после того, как вернется в прежнее состояние, будет почти при смерти. Эта сильнейшая особенность убийц была их проклятием, ведь после использования силы крови те лишались шансов выжить из-за сильнейшей потери, пусть даже не получили ни единого ранения. Видимо, поэтому Тени и давали сие знание, не оставляя шансов выжить в крайних случаях, когда требуется прибегать к тайным знаниям.