За Императора!

— Один из тех каперов, о которых так много говорят, — сказал я.

Донали пожал плечами:

— По крайней мере, он так представляется. Но здесь никто не является на сто процентов тем, кем кажется, комиссар. В этом вы можете быть уверены.

Относительно меня он мог бы смело спорить на деньги, что это так. Я обменялся с ним еще парой ничего не значащих фраз и продолжил кружение по залу.

После пары разговоров с представителями местной знати, чьих имен я толком не разобрал, мне потребовалось вновь наполнить бокал. Я направился к столу, где был выставлен соблазнительный ряд деликатесов. По пути я заметил, что Кастин удалось отвязаться от губернатора, и теперь она шествовала так, будто была завсегдатаем высоких приемов с тех пор, как научилась ходить. То впечатление уверенности в себе, которое она теперь излучала, было поразительно, особенно по сравнению с предшествовавшей нервозностью. Впрочем, умение казаться спокойным и сдержанным в любой ситуации жизненно важно для командира, и, насколько я мог судить, Кастин подделывала это впечатление столь же беспардонно, как и я. Я играючи отсалютовал ей, когда наши взгляды на мгновение встретились. Она ответила ослепительной улыбкой и унеслась к танцевальной площадке, увлекая за собой несколько франтоватых аристократов.

— Похоже, вы упустили вашу даму, — послышался голос за моей спиной.

Я обернулся и замер, пришпиленный к месту взглядом огромных синих глаз. Певица. Все слова мгновенно выветрились у меня из головы, чего со мной обычно не случается. Она улыбалась, держа в руке тарелочку с закусками.

— Ну что вы, это просто коллега, — вымолвил, наконец, я. — Товарищ по оружию. Ничего такого. Во-первых, это категорически против Устава. И потом, в любом случае мы не…

Она рассмеялась хрипловатым, мягким смехом, который согрел мое сердце не хуже амасека, и я сообразил, что она просто подтрунивает надо мной.

— Понимаю, — сказала она. — У вас в Имперской Гвардии нет времени на романтические отношения. Должно быть, это нелегко.

— У нас есть наш долг перед Императором, — ответил я. — Солдату большего и не нужно.

Это были дежурные слова, и большинство гражданских принимали их за чистую монету, но моя прекрасная певица смотрела на меня, скрывая в уголках рта намек на улыбку, и я внезапно почувствовал, что она видит меня насквозь до самой сердцевины, состоящей из лжи и эгоизма, которые я обычно скрывал от всего мира. Это было весьма пугающее ощущение.

— Некоторым, может быть, и не нужно. Но, я полагаю, в вас кроется нечто большее, чем видно с первого взгляда.

Свободной рукой она взяла со стола бутылку и наполнила мой бокал.

— В каждом есть что-то скрытое от первого взгляда, — сказал я, в основном чтобы перевести разговор на другие рельсы.

Певица снова улыбнулась:

— Мудро подмечено, комиссар. — Она протянула мне руку, оказавшуюся тоненькой и прохладной. Средний палец украшало крупное, великолепной работы кольцо. Видимо, она весьма преуспевала в своей профессии или у нее был, по меньшей мере, один богатый почитатель. Я бы побился об заклад, что верно и то и другое.

Я запечатлел церемонный поцелуй, как того требовал этикет, и, к моему изумлению, она хихикнула:

— Офицер, да еще и джентльмен. Вы полны сюрпризов. — Тут она снова удивила меня, присев в изящном реверансе, который был не под силу большинству присутствующих здесь псевдоаристократических коров. — К слову, меня зовут Эмберли Вейл. Я немного пою.

— Знаю, — ответил я. — И весьма неплохо.

Она приняла комплимент с легким поклоном.

Я ответил более глубоким, официальным, принимая ее игру.

— Кайафас Каин, — представился я. — К вашим услугам. В настоящее время приписан к Пятьсот девяносто седьмому Вальхалльскому полку.

Ее глаза слегка расширились, когда я назвал свое имя.

— Я о вас слышала, — сказала она с легким придыханием. — Не вы ли сражались с генокрадами на Кеффии?

Да, было такое, если считать за сражение то, что я прохлаждался, попивая рекаф, пока моя артиллерийская часть с расстояния в кломы забрасывала снарядами самые крупные скопления этих тварей, какие могла обнаружить. Впрочем, случалось мне и ходить рука об руку со смертью, и обманывать ее (скорее благодаря удаче, чем точному расчету), что в результате принесло мне вагон и маленькую тележку уважения. На Кеффии было заложено основание моей незаслуженной героической репутации, а дальнейшие приключения затмили ту кампанию, которую большая часть Галактики все еще рассматривала как рядовой инцидент на захолустной аграрной планетке.

— Не в одиночку же, — сказал я, легко входя в образ скромного героя, личину которого надевал без малейшей запинки. — На орбите был еще имперский боевой флот.

— И две полные дивизии Имперской Гвардии на поверхности. — Она рассмеялась, глядя на мое изумленное лицо.— У меня родственники в Скандбурге[17]. Там вас все еще помнят.

— Не знаю, за что такая честь, — сказал я. — Я просто выполнял свой долг.

— Конечно, — кивнула Эмберли, и я в очередной раз почувствовал, что она не клюнула на мои слова. — Вы же имперский комиссар. Долг прежде всего, не так ли?

— Так точно, — отрапортовал я. — А теперь, я уверен, мой долг состоит в том, чтобы пригласить вас на танец.

Это, конечно, была неприкрытая попытка сменить тему разговора, которую, я надеялся, она спишет на некоторое мое смущение и, как я почти ожидал, отклонит. Но вместо этого она улыбнулась, отставив свою тарелочку с деликатесами, и взяла меня под раненую руку.

— Было бы весьма приятно, — сказала она. — А у меня есть пара минут до следующего выступления.

Так что мы поплыли к танцевальной площадке, и я провел несколько приятнейших минут, кружа ее под звуки старого вальса, названия которого так и не запомнил. Ее головка покоилась на моем плече. Несколько раз мимо пролетела Кастин, в каждом случае с новым обожателем на хвосте. Приподнятые брови полковника предупреждали о том, что на обратном пути мне не избежать подколов, но в тот момент мне было абсолютно все равно.

В конце концов, Эмберли отстранилась, кажется неохотно, если только я не принимал желаемое за действительное, и собралась идти на сцену. Я хотел проводить ее, поддерживая непринужденный разговор, просто для того, чтобы продлить эту приятную паузу в скучном вечере, и вдруг заметил тихую, но от этого не менее бурную перебранку между Грисом и орлиноносым капером.

— Вы знаете, кто это? — спросил я, не слишком рассчитывая на ответ, но оказалось, что моя знакомая была искушена в хитросплетениях гравалакской политики. Я предположил, что это следствие таких вот приемов.

Она посмотрела удивленно, но кивнула:

— Его имя Орелиус. Капер, торгующий с тау. По крайней мере, он так утверждает.

Нотка сомнения, прозвучавшая в ее словах, та же, что и у Донали, почему-то напомнила мне давешние шпионские фантазии Диваса в тот вечер в баре «Крыло орла».

— Отчего такое недоверие? — спросил я.

— Тау вели дела с одними и теми же каперами на протяжении более века. Орелиус свалился как снег на голову пару месяцев назад и попытался вступить с ними в переговоры через Гриса. Это может быть просто совпадением, но…

Она снова пожала своими изящными плечами, заставив платье струиться подобно реке.

— Почему именно сейчас, когда политическая ситуация нестабильна? — закончил я.

Она кивнула:

— Это кажется несколько подозрительным.

— Может быть, он рассчитывает сыграть на противоречиях сторон, чтобы отыграть лучшие условия сделки, — сказал я. Орелиус на наших глазах развернулся на каблуках и вышел, чеканя шаг, сопровождаемый своими телохранителями. Грис, бледный и потный, потянулся к ближайшему сервитору за бокалом, его рука дрожала. — В любом случае, он нагнал страху на нашего славного губернатора.

— Правда? — Эмберли проследила за моим взглядом. — Это слишком дерзко даже для капера.

— Если он действительно капер,— сказал я, особенно не следя за словами.

Синие глаза снова взглянули на меня.

— И кем же он может быть?

— Инквизитором,— брякнул я, подкрепляя росток подозрения, которое росло во мне.

Глаза Эмберли расширились.

— Инквизитор? Здесь? — Ее голос дрогнул, будто столь чудовищную мысль было трудно сразу осознать. — Отчего вы так думаете?

Желание произвести на нее впечатление оказалось, надо признаться, сильнее меня; и если бы вы только знали, сколь она была очаровательна, вы поняли бы мои чувства. Я принял как можно более важный, подобающий комиссару вид.

— Все, что я могу сказать, — ответил я, понижая голос для пущего эффекта, — от надежного источника в военных кругах я слышал, что на Гравалаксе действуют агенты Инквизиции.

Это, согласитесь, звучало лучше, чем «от пьяного идиота».

— Я уверена, что такого не может быть, — замотала она головой, разметав светлые локоны. — И даже если бы были, почему вы подозреваете именно Орелиуса?

— Ну, вы просто посмотрите на него, — сказал я.— Любой знает, что работающие под прикрытием инквизиторы зачастую выдают себя за каперов[18]. На данный момент это самый простой способ путешествовать инкогнито, учитывая то количество разного сброда, который они обычно привлекают к себе.

— Вы, может, и правы, — сказал она, зябко поеживаясь. — Но нас это не касается.

Что тут скажешь, я был целиком и полностью согласен, но моя героическая репутация требовала подтверждения, так что я, как мог, тщательно изобразил на лице верность долгу.

— Безопасность Империума касается всех верных слуг Его Величества Императора, — заявил я.

Что ж, это тоже было правдой, только не имеющей ко мне никакого отношения, но об этом никому знать не обязательно. Эмберли сумрачно кивнула и отправилась на сцену, я смотрел ей вслед и проклинал себя за то, что как последний идиот испортил ей настроение.

Как вы, несомненно, уже поняли, остаток вечера обещал быть сплошным разочарованием, так что я откочевал обратно к столам. Наше питание в расположении войск было достаточно приличным, но я не собирался упускать возможность попробовать разных деликатесов, раз уж подвернулась такая возможность, да и выступление Эмберли смотреть отсюда было удобнее. К тому же, будучи не новичком в подобного рода мероприятиях, я знал — это наилучшее место для сбора слухов, поскольку рано или поздно здесь оказывался каждый из присутствующих.

Неудивительно, что именно здесь я свел знакомство с Орелиусом, совершенно не подозревая, в какие проблемы меня втянет эта невинная беседа.

Если уж сваливать на что-то вину за это, пусть это будет перевязь, в которой я держал ушибленную руку. В свое время она показалась хорошей идеей, но, когда я попытался наполнить свою тарелку, дурацкая штуковина стала мешать, не давая дотянуться до паловинских пирожных, угнездившихся на другой стороне стола. Даже переложив тарелку в левую руку, я оказывался неудобно, неустойчиво развернут и все равно не мог дотянуться. Я все старался придумать, как бы мне заполучить их, когда худая рука протянулась и подхватила искомое блюдо.

— Позвольте вам помочь. — Голос был сух и вежлив.

Я переложил несколько вкуснятинок на свою тарелку и вдруг понял, что передо мной человек, который, как я почти убедил сам себя, был агентом Инквизиции. Конечно, это было просто смешно, но все же…

— Спасибо, господин Орелиус, — сказал я. — Вы очень добры.

— Мы встречались? — Его глаза были грустными, почти черными, и обладали пугающей пронзительностью, которая только усиливала сходство их обладателя с хищной птицей.

— Ваша слава летит впереди вас, — любезно заметил я, предоставив ему понимать это как заблагорассудится.

Я не постесняюсь признаться, что чувствовал себя не так свободно, как хотел показать. Если он действительно был инквизитором, то, с большой долей вероятности, мог оказаться и псайкером, способным видеть меня насквозь, — впрочем, я и раньше встречался с читающими мысли и знал, что они делают это не так уж превосходно, как думает большинство. Как правило, они могут прочесть только самые поверхностные из них, а я так долго учился притворяться, что делал это практически бессознательно.

— Уверен, что так оно и есть.

Он тоже, как я понял, был не новичком в этих играх, ведь для его профессии это был необходимый навык — неважно, был ли он действительно капером или инквизитором.

— Кажется, вы допущены шептать на ухо его превосходительству, — сказал я, и в первый раз на его лице промелькнул намек на эмоции. Похоже, я застал его врасплох.

— Я допущен шептать на оба его уха. К сожалению, между ушами у его превосходительства пусто. — Он взял одну печенюшку и себе. — Он парализован неуверенностью.

— Неуверенностью по поводу чего? — простодушно спросил я.

— По поводу того, что для него лучше. И для его жителей, конечно. — Орелиус вонзил зубы в деликатес так, будто это была шея Гриса. — Если он не проявит, наконец, лидерских качеств, этот мир утонет в крови. Но он продолжает сидеть и надеяться, что все разрешится само собой.

— Что ж, остается надеяться, что он очнется, — заключил я.

Проницательный взгляд собеседника снова впился в меня.

— Безусловно.— Его голос оставался ровным. — Ради всех нас. — Тут он холодно улыбнулся. — Да пребудет с вами Император, комиссар Каин. — Мое удивление, вероятно, отразилось на лице, потому что его улыбка стала чуть шире. — Ваша слава так же летит впереди вас.

И он удалился, оставив меня в удивлении и беспокойстве. Впрочем, мне не пришлось долго размышлять об этих ощущениях, потому что лакей, объявивший наше прибытие, вернулся, и выглядел он слегка встревоженным. С тех пор как появились мы с Кастин, он уже выкрикивал несколько имен, но было очевидно, что на этот раз ему совершенно необходимо быть по-настоящему услышанным. Он постучал своим посохом по полированному деревянному полу, и шум голосов постепенно сошел на нет. Эмберли пришлось замолчать на полуслове, что было особенно досадно. Лакей аж весь раздулся от собственной значимости.

— Ваше превосходительство, дамы и господа. О'ран Шуи'сассаи, посол Тау.

Так впервые после прибытия на Гравалакс я увидел нашего врага.

Глава пятая

Предательство всегда окупается предательством.

Речение Храма Каллидус

Что я могу с уверенностью сказать о тау, так это то, что впечатляюще обставить свое появление они умели. Шуи'сассаи был одет в простую белую мантию, которая удивительным образом заставляла всю имперскую знать выглядеть до смешного расфуфыренными, и был окружен подобным же образом одетыми соплеменниками. Но ошибиться в том, кто из них главный, было невозможно, его харизма наполняла пространство, а его свита следовала за ним по пятам, как чайки за рыбацким кораблем. Тогда я еще не знал, насколько это точное сравнение.