Выжья Сечь - 2. Месть ведьмы

— Я сам виноват, — Казимир вяло отпил из предложенного кубка. — В вашем городе набуянил, искренне прошу простить меня. Если как-то могу загладить...

— О, не извольте беспокоиться..!

Стоя в стороне, Каля почти не вслушивалась в вежливую беседу двух вельможных господ. Сразу после ярмарки всех преступников представили суду наместника. Комесу пришлось назвать себя, в результате чего они вместе с Калей были препровождены в личный кабинет хозяина города, где тот уже битый час рассыпался в самых изысканных извинениях и настойчиво предлагал погостить в его доме. Впрочем, особого энтузиазма в его голосе не слышалось. Ни Казимир, ни Каля тоже оставаться в городе не хотели.

Через несколько часов пустопорожней болтовни рыцарь и разбойница покинули, наконец, гостеприимные стены караульного помещения. Угрюмый стражник, чадя ненужным факелом, повел их назад во двор мимо насиженных и порядком уже осточертевших тюремных камер.

Обратно их повели тем же путем. Наместник любил быть в гуще событий и прикипел к темнице всей душой, уж от рвения ли, или по какой другой причине, спутники не стали выведывать. Одно было ясно — наместник, пожилой, преждевременно обрюзгший мужчина, обожал проходить к рабочему месту через длинный коридор, пронизывающий тюрьму прихотливее, чем червячные ходы спелое яблоко.

В крыле, за последние несколько дней ставшим знакомым по звуку шагов стражников и хриплому эху, гулявшему под крышей, Сколопендра замедлила ход, а затем и вовсе остановилась.

— Рыжая!

Погромыхивая цепью, Жданек бросился к прутьям, высовывая в коридор покрытую цыпками ладонь. Сколопендра улыбнулась, глядя в блестящие, веселые глазенки воришки.

— Уже уходите? — Деловито осведомился он. — Жаль. Мне было с вами не скучно.

Казимир не удержался от кривой усмешки. Острый на язык воришка каждый день доводил шляхтича до безумия неумолчной болтовней, не успокаиваясь даже вечером. Нож, впрочем, комес держал при себе, памятуя о нелестной характеристике, данной обитателю соседней камеры каждым из заключенных — не одного Казимира раздражал неистребимый оптимизм маленького вора.

— Сам когда? — Спросила в свою очередь Каля, отталкивая грязную ладонь, норовившую ущипнуть её за руку.

— А как палач придет, — хихикнул Жданек. — Этим только скажи, что можно будет у доброго человека что отрезать — всю ночь будут топор точить!

Сколопендра нахмурилась, бросая в сторону стражей быстрый взгляд.

— Казнят?

— Что ты! — Замахал на неё паренек. — Энто у меня впервые близкое знакомство с наместничьей служебкой. На первый раз отрубят руку. Одну, — уточнил Жданек, глядя в побледневшее лицо Сколопендры. — Эй, вельмжный, держи девку, не ровен час, в обморок хлопнется. Ты не подумай, рыжая, — прибавил воришка, — я не боюсь, вот хоть зуб дам!

— Одна рука!

— Ну и што? — Подмигнул Жданек. — У меня останется еще одна!

Крепко подхватив разбойницу под руку, Казимир прошагал с две дюжины шагов, прежде чем Каля заупиралась.

— Выкупи, — заступив Казимиру путь, торопливо зашептала она, одними глазами указывая на клетку. — Сделай милость. Чего хошь пообещаю!

Казимир страдальчески поморщился — как всегда, перед очередной выходкой разбойницы, сулившей неприятности.

— Пообещать я тебе тоже что хочешь могу, — пытаясь обойти девушку сбоку и увлекая ее за собой, проговорил он. — А вора этого... ну вот спер бы он кошель у нас в толкотне до того, как мы поесть купили — не запела б ты иначе, всеспасительница?

Каля уже знала — когда комес брался пользовать это слово, обычно за этим следовала буря.

Упрямо дернувшись всем телом, Сколопендра остановилась, глядя на шляхтича снизу вверх.

— Я бы его не знала.

Вздохнув, Каля отвела взгляд, и вдруг шагнув совсем близко, взяла Казимира за локоть.

— Не сердись, — тихо попросила она, поглаживая пальцами напряженную руку комеса. — Будь по твоему, коли не хочешь. Дай только шепнуть ему кой-чего на прощанье.

Взгляд рыцаря, доселе угрюмо-тоскливый, чуть смягчился.

— Да пес с ним, — доставая кошель, только что полученный от наместника взамен того, что отобрали стражники, он вложил его в руки Сколопендры. — Давай обратно к наместнику, пока он опять не взялся суд чинить. Я тебя во дворе подожду.

* * *

Во двор Сколопендра явилась уже со Жданеком. Воришка вышагивал с комичной важностью, отвешивая поклон каждому из встречных стражников. И если поклон мог сам по себе быть непочтительным, поклоны щипача были именно такими.

Подойдя к сидевшему на опрокинутой порожней бочке Казимиру, Жданек отвесил поклон и ему. Комес угрюмо взглянул на него снизу вверх и отвел глаза. Заговаривать с воришкой он явно не собирался.

— Вот, спасибо пришел сказать вашей вельможности, — Жданек говорил в обычной своей манере, не чинясь. — Уж не думал, что в одной холодной с самим пресветлым комесом буду сидеть. Рассказать кому — ить не поверят!

Казимир молчал, прокручивая перстень.

— Не взял с меня виры наместник, — вступила в разговор Сколопендра, протягивая кошель. — Сказал, подарок твоей светлости компенсахции ради.

— Компенсации, — оправил комес, поднимаясь, и не глядя никому в глаза. — Оставь у себя. Пойдем коней наших разыщем, ежели хозяин постоялого двора их никому еще за сожранный овес не запродал.

— Ой, и суров ты, комес, — проорал им вслед щипач, несмотря на все усилия, разочарованный отсутствием вельможного внимания к своей персоне. — Гляди попроще на жизню-то! А хоть теперь завали девку свою в сено, да покатай ее хорошенько, авось, повеселеешь! Энто тебе последний совет мой будет. Девка — загляденье! Мне б такую, рази б я дулся как индюк, на людей не глядючи? Вельможный ты дурак!

Казимир стиснул зубы, ускорив шаги. Каля едва поспевала за ним. В полчаса прошли они ярмарочную площадь, с которой по сию пору не убрали сор, множество кривых улочек, примыкавших к ней, глядевшихся непривычно пустыми, и разыскали свой постоялый двор. На диво, лошади оказались там, и за хорошую плату хозяин не стал даже скандалить из-за трехдневного исчезновения постояльцев, оставивших у него своим пожитки.

— Куда теперь поедешь? — проверяя сумки на боку коня, нежданно спросил комес Сколопендру, седлавшую ее кобылку.

Та непонимающе обернулась.

— Я еду домой, — жестко проговорил Казимир, оставив в покое упряжь, и повернувшись к замершей Кале. — Если желаешь, поезжай со мной. Но сама понимаешь — нечего тебе делать в моем замке. Ведьма мертва, и заклятие уже не снять. Никому и никогда. Последняя надежда ушла для меня, а держаться в разуме, когда ты будешь рядом, во много крат тяжелее. Хоть и не пылаю я страстью жгучей, как тогда к Беате, а все ж люба ты мне, девка, а с чего — кто теперь скажет? Ну, и... не хочу, чтобы ты видала меня таким, как тогда, в купальне. Скажи, куда проводить тебя, где там эльф твой обретается? И расстанемся уже, Калина. Видать, не обмануть судьбу нам... пусть бы ее демоны унесли!

— Да уж, — Сколопендра неторопливо подтянула подпругу, погладила рукой лошадиную шею, — такой судьбы никому не пожелаешь.

Развернувшись к комесу, разбойница с печальной улыбкой коснулась его плеча.

— Знать бы раньше, чем дело обернется, — проговорила она, перебирая пальцами по коже доспеха, — ну да что уж теперь. Значит, в замок вернешься? Хорошо, — отнимая ладонь, согласилась Каля, — вельможный комес, — она отвесила Казимиру поклон, — может поступать как знает, ум его не чета нам, глупым лесным проходимицам. Токмо удачи могу пожелать владыке выжскому.

Подхватив поводья, Сколопендра накинула их лошади на шею, подергала стремя, проверяя, надежно ли застегнут ремешок.

— А тому Казимиру, что глянулся мне в прошлом, — вдруг заговорила разбойница, — ничего желать не стану!

Стремительно шагнув вперед, Каля вскинула руку. От крепкой затрещины голова Казимира дернулась в сторону. Медные пряди мазнули по плечам, глаза потемнели. На скуле, стремительно наливаясь краснотой, алел четырехпалый отпечаток.

Кинувшись навстречу комесу, Каля вцепилась руками в его предплечья, глядя в побелевшее от гнева лицо.

— Сдаться решил? Вернуться и ждать смерти собрался? Болван ты, комес. Дурак упертый, как на тебя не гляди! Слушай меня... Да послушай же ты! Ведьма померла, ну и леший с ней, лихоимкой! Стало сил нам сюда добраться, значь и дале можем пойти. Помирать всегда успеется! А коли так тебе невтерпеж преставиться, меня попроси — уж с каким удовольствием порешу тебя, недотепу вельможного! Поедем помощи искать в другом месте! Ведьма, она ить нечисть, смекаешь? Слыхала я, Горный Король над всеми нечистями навроде судьи был. Думай, пустая башка... Коли просить кого об помощи, то токмо его!

Комес резко дернулся было вырваться из Калиных рук, но сдержался, остывая. Лишь лицо потрогал в том месте, где оно пострадало от тяжести легкой девичьей ладошки.

— Какой-такой Горный Король? — Только и спросил он, разглаживая красноту на щеке.

Каля прищурилась, разглядывая комеса так, словно бы тот мог в любой миг сорваться и бежать.

— Горный, — повторила Сколопендра. — Давно жил. Ещё до Сечи. Сказывают, на самой заре сотворения попал в наш мир, или пришел, леший его знает. Ну так вот, слыл старшИм над чудами. Людей не жаловал, да почитай, все нелюди человеков не любят. Уж есть за что! — Чуть повысила голос Сколопендра. — Слушай дальше. Потом, как водится, люди расползлись по всем землям, расселились. Расплодились, так что уж теперь чудам не стало житья. Про Короля с тех пор мало что дошло. Знаю только, что с годами он все меньше покидал меловые чертоги, полные хрустальных сталактитов. А там и вовсе пропал. Сказывают, спит Король под горой, окруженный верной свитой, оберегающей покой древнего исполина.

— Исполина? — Уточнил Казимир. Воображение нарисовало ему закованного в золотые доспехи мужчину гигантского роста, опирающегося на золотой же меч.

— Так бают, — пожала плечами Каля. — Почитай, еще три сотни лет назад все герои шастали, искали, как бы учудить чего выдающегося. Со всех сторон света перли пешие, конные, при оруженосцах и без. Словно им тут патокой мазнули, ну чисто мухи на сладкое налетали. Да только вот что интерественно, шляхти. Все, кто ни лез в горы, да и тех, что сыскивали вход в горное королевство, так и не вернулись. Можа пара всего, да и те умом малясь тронутые. Все о чудах лопотали, да руками махали, словно чего страшное углядели. Не знаю, Казимир, нам все одно не к кому больш на поклон идти. Или к Королю, или вертаться и ждать, пока умом окончательно стронешься.

Сдвинув брови, комес присел на чурбачок рядом с яслями. Байка о Горном короле не казалась ему надеждой на спасение, скорее — нитью, протянувшейся через всю безнадегу дальнейшего бытия. Представив свое будущее, висевшим на этой нити, он с мычанием мотнул головой.

— П-послушай, Каля, — с некотором усилием выдавил Казимир, почти умоляюще глядя снизу вверх на разбойницу. Ухмыльнувшись, Сколопендра поздравила себя с первой победой — в лице комеса не было более тоски, а лишь опасливое сомнение. — Так ведь... а кто сказал, что Король этот — будет меня слушать? Даже ежели доберемся мы к нему? Да и сама говоришь — спит сей исполин. Как думаешь будить его? Мимо верной свиты, покой его охраняющей?

Разбойница пожала плечами. Не в натуре Сколопендры было долго думать, а потом решать. Загоревшись идеей отправиться на поиски древней легенды, от которой может и осталось только что пересуды да былины, Каля поглядывала на Казимира словно кот на мышь.

— Главное найти! — Сказала она, присаживаясь перед комесом на колени. — Как-нить справимся.

— А зачем? — Вдруг спросил Казимир, прищурившись, и в упор глядя на Сколопендру. — Тебе-то это зачем, Калина? Скажи по справедливости. Теперь скажи. Зачем ты — мне — помогаешь?

Сколопендра покраснела, затем, без перехода, вдруг побледнела, так что и губы, и нос и мочки ушей, выглядывающие из под тяжелой копны каштановых волос стали восково-белыми.

— Ты...

Каля подалась вперед, с почти беззвучным стоном ткнувшись лбом в грудь Казимиру, пряча лицо.

— Да ведь люблю я тебя, глупый, — шепнула она. — Что ж теперь прикажешь, отпустить и ждать, пока довершится ведьмино проклятье?

Казимир прикрыл глаза, прижимая ее к себе, гладя по волосам. Как ножом по сердцу резануло его признание Кали. Ибо самому ему давно приглянулась эта разбойная дева из леса, да так, что будь его воля — другой ему бы уже и не нужно. Ради него она пустилась в полную опасностей дорогу, ради него бросила болящего Фэнна, столько лет бывшего ей сердечным другом, ради него собиралась идти на верную гибель почти без надежды на то, что жертва ее когда-нибудь окупится. Комес горько покачал головой, но тут же сам одернулся. То, что собиралась сделать Каля, придавало сил и ему самому. Не можно было обмануть ожиданий такой женщины. И он сделает все, чтобы их не обмануть.

— Княгиней станешь, — прошептал он в склоненные к его лицу каштановые волосы. — Ежели только... выйдет у нас... Ни к какой нечисти боле не отпущу... Так и знай.

* * *

Пробиравшаяся в межтравье рыжая лиса испуганно припала к земле, прижав темные уши. Ветер донес до нее редкостный и очень опасный запах: резкого конского пота и кислый дух железа. В Сечи, где люди были редкостью, таких запахов почти не летало. А значит...

Дрогнув, хищница сорвалась с места, пригибаясь к земле, стараясь как можно скорее уйти от недоброго соседства.

Двое — мужчина и женщина в дорожных одежах поверх доспехов, склонившись над куском выделанной кожи, то и дело тыкали в нее пальцами, горячо что-то объясняя друг другу. Вокруг пышными нетронутыми травами цвела зеленая долина, и легкий ветерок изредка приносил сладкие запахи цветущих далеких деревьев. Однако, занятые перебранкой, путники не замечали всей этой красы. Попеременно они вставали на носки, тоскливо оглядывая долину, точно высматривая нечто, чего в ней не было, но непременно должно было быть.

— Скажи уж сразу — заблудился ты, комес, — горячилась Сколопендра, в который раз встряхивая карту, точно желая вытрясти из нее правильную дорогу. — Ить тут черным по желтому нарисовано — вот она, речка! А где она здесь? Нету! Сам, своей рукой-то карту рисовал?

— Должна она тут быть, — непреклонно бормотал Казимир, тоже пристально вглядываясь в предательскую кожу, будто желая проглядеть ее насквозь. — Отсюда до дороги во владенья Стреховы — всего-то с десяток мер дорожных! Не раз мы тут чудин гоняли, навроде шариков мохнатых, у которых зубы из боков. Была тут речка, хоть чем клянусь! Всегда была! И вот она, отметил я ее! Проедем помаленьку, может, усохла, а через траву не видно? Лето-то жарким было.

— В башке у тебя усохло, шляхтич, — сердито буркнула Каля, отмахиваясь от слепней. — Не чую я прохлады, а от воды в такой-то день всегда прохладой тянет. Нету тут речки, ошибся ты. Вертай назад, могет быть, Стрех нам правильну дорогу-то укажет?

В последних Калиных словах слышались вовсе уж ядовитые нотки. Когда-то рыцарь Казимир отказался от чести быть женатым на дочери древнего вельможи, и с тех пор меж Выжигским комесом и его вассалом не было теплых отношений.