Александр. Великий поход - 4

Проводив мужа, Статира гневно смотрела ему вслед не находя в себе силы простить ему столь нежную заботу о сопернице к очернению которой она преложила столько своих сил. Когда Мегабиз покинул Сузы и наступил вечер, Статира поспешила к Антигоне, желая утолить на ней свой гнев.

— Ну что очнулась, маленькая шлюха. Знай, ты потеряла своего ребенка и моего господина навсегда, — и мстительно наблюдая за муками девушки, продолжала. — Он специально приготовил к твоим родам великолепный подарок в виде золотого пояска индийской работы. О, индусы знают толк в золоте и любви, поэтому и создают столь прекрасные вещи. Только он теперь достался мне и украшает мое тело.

С этими словами Статира быстро скинула с себя платье и предстала перед Антигоной в своем первозданном виде. Золотой поясок нежно обхватывал талию женщины, украшая ее лоно розовыми гроздьями жемчуга.

— Теперь только в нем я занимаюсь любовью со своим мужем, дрянь.

— Где моя Ниса!?— сухими губами прошептала девушка, и это вызвало прилив веселья у Статиры. Ее глаза заблестели, каким-то особым злобным огнем и фиванка непроизвольно отпрянула от нее в сторону.

— Не беспокойся. Все, что было твоим теперь мое и твой плод любви моего мужа тоже принадлежит мне по праву хозяйки на все то, что произвела ее рабыня. Мой муж тебя более не собирается дарить тебе свою любовь и внимание, поскольку ты грязная девка, не смогла подарить ему долгожданного сына. Ведь только ради этого он приблизил тебя к себе, дав свою милость и покровительство простой рабыне.

— Будь ты проклята — горестно прошептала Антигона, глядя на этого прекрасного демона мести упивающегося ее горем и отчаянием.

— Твои слова, сейчас лучшая для меня похвала. Тебе я отомстила, и отныне ты уже никогда не встанешь между мной и моим мужем. А теперь смотри на мою маленькую месть Мегабизу, променявшего меня, на твои рыжие прелести.

Бросив презрительный взгляд на растоптанную соперницу, и призывно покачивая упругими бедрами, Статира покинула спальню Антигону чье ложе отныне, разделялось с ее спальней только тонким занавесом. Фиванка прекрасно видела, как возлегла она на супружнее ложе, и по ее знаку приблизился слуга, у которого был вырван язык. По знаку госпожи он возлег рядом с Статирой, которая принялась заниматься любовью, не снимая с себя дара Мегабиза.

Слезы катились по впалым щекам Антигоны, потрескавшиеся губы которой упрямо шептали: — Я отомщу тебе, гадина.

А в это же время в далекой Македонии старая опытная гадалка Циль, проводила свой сеанс разгадывания снов царицы Олимпиады, по чьему приказу ее срочно доставили во дворец.

Эта старушка обладала незаменимым даром, который позволял ей постоянно держаться на плаву и быть нужно власть предлежащей. Циль умела так удачно толковать сны, что жаждущие получали нужный им ответ, который всегда можно было толковать двояко, на случай отрицательного результата. Этим свойством обладали не многие и Циль ценили.

Сегодня ей предстояло дать толкование царского сна.

Старушка с привычным для неё квохтаньем и причитанием согласилась совершить это, хотя все ее действия были своеобразным ритуалом, смысл которого сводился к тому, что это гадание скорей всего последнее. Это тоже несколько повышало статус ее гадания, так как жаждущий всегда начинал пребывать в волнении, что на сей раз, старушка может неверно угадать послание богов.

Олимпиада самым подробнейшим образом пересказала ей сой тревожный сон, не забыв передать при этом все свои эмоции и ощущения. Циль недолго колебалась и думала при вынесении своего вердикта.

— Несомненно, твой сон вещий, госпожа, — заверила старушка. — Сам великий Зевс призвал тебя к себе на Олимп, дабы ты смогла видать то, что не дано видеть простому смертному. Ох, видно неспроста прислал он за тобой бога Гипноса, который и привел тебя в чертоги бессмертных богов.

От подобной лести лицо царицы порозовело. Ей всегда льстили скрытые намеки на ее тайную связь с богом, и она не спешила опровергать их. Но Олимпиада тут же прогнала от себя благодушье, ведь главное было еще впереди.

— Была битва и царю Александру, несомненно, угрожала большая опасность, — продолжала гадалка, глядя своими преданными подслеповатыми глазами в напряженное лицо царицы. — Однако твои просьбы в его защиту были услышаны повелителем Зевсом, который приказал великим Мойрам, изменить его судьбу.

— Ты так считаешь?

— Но ведь это очевидно. Иначе тебя бы не допустили до весов судеб и не дали тебе возможность прикоснуться к ним.

У Олимпиады мгновенно отлегло от сердца, и с плеч упала тяжелая ноша, которую она носила уже несколько дней.

— Но взамен боги заберут жизнь близкого тебе человека — безжалостно молвила пророчица.

— Как!?

— Да — продолжала вещать старушка, ощущая при этом сладкое чувство превосходства над грозной царицей перед которой трепетали многие высокие вельможи, и настроением которой так легко управляет она, безродный выходец из маленькой горной деревушке. В ней и ее умении нуждается сейчас Олимпиада и сделает то, что она ей скажет.

— Кто это будет? — трепетно спросила женщина.

— Увы, — со вздохом сожаления ответила Циль — это трудно определить по описанию твоего сна но, несомненно, то будет для тебя очень тяжелой потерей. Жди новых снов, хотя, по правде говоря, великие боги не особенно торопятся растолковывать нам смертным свои послания до конца. Остается только терпеливо ждать и крепиться царица, — сочувственно проворковало толковательница, — на все воля Зевса. Ты заключила с ними сделку и уже ничего нельзя изменить госпожа.

— А ничего и не надо менять — гордо произнесла Олимпиада, узнавшая все то, что ей было необходима и вновь ставшая сама собой. — Пусть будет, так как назначат великие Мойры. Ради жизни своего сына я согласна на все.

Щедро отблагодарив старуху, царица поспешила уединиться со своей Ланикой, что бы еще раз обсудить свое видение.

Она не знала, что ее замечательная гадалка, уже много лет скрупулезно информирует обо всех своих потайных беседах, заклятого врага Олимпиады, регента Антипатра. Эта вилка между властными особами и позволяла старухе твердо держаться на плаву в это неспокойное время.

Получив от информаторши столь пикантные подробности из жизни царицы, регент Македонии пребывал в некотором замешательстве. С одной стороны прагматик до мозга костей Антипатр верил только в силу оружия и денег, но описанный и растолкованный Циль сон он без колебания отнес к разряду вещих. Уже давно старуха Циль не приносила ему столь необычных вестей из стана его противницы. Старый царедворец долго размышлял о словах старухи, но так и не пришел для себя к окончательному решению. Он нутром уловил колебания и нерешительность грозной Олимпиады, однако не мог понять, как лучше использовать их в свою пользу.

Не придя к окончательному решению, Антипатр позвал своего доверенного по тайным делам, грека Артемисия. Тот уже много лет выполнял различные деликатные поручения регента и почти всегда успешно.

— Артемисий, друг мой, у меня к тебе дело — холодно молвил регент, рассматривая невзрачного на вид человека, чья внешность была крайне обманчива. Второго такого, хладнокровного исполнителя своих замыслов Антипатр еще не встречал в своей жизни.

Холодная улыбка чуть тронула губы человека. Регент всегда говорил так, когда нужно было совершить очередную каверзу для своей царственной противницы. Артемисий моментально обратился в слух, с готовностью ловя слова Антипатра, которые незамедлительно преобразовывались в его мозгу в различные хитросплетенные комбинации.

Неожиданно в дверь комнаты резко застучали и Антипатр, переменился в лице. Прекрасно вышколенная прислуга могла потревожить его только в крайнем случаи.

По знаку регента Артемисий открыл дверь и в помещение вбежал измученный долгой дорогой гонец.

— Беда регент, большая беда. Спартанский царь Агис отдал приказ о выступлении против нас своего войска, которое выступило из Лаконики три дня назад. Кроме этого против нас поднял восстание фракийский царь Ресс и иллирийцы. Польстившись на персидское золото, они готовы обрушиться на нашу землю в любой момент.

Регент, молча, выслушал гонца и дал знак удалиться.

— Вот этого я боялся все эти годы Артемисий. Теперь мы одни и Александр ничем не сможет нам помочь.

— Зато теперь ты с чистой совестью сможешь забрать у Олимпиады всех ее солдат, справедливо сославших на угрозу вторжения — здраво рассудил собеседник.

Начинался новый виток в долгом противостоянии мужчины и женщины в борьбе за верховную власть в Македонии.

Глава VI. Война дело обычное.

Над Луканией, вот уже неделю шли непрерывные проливные дожди, которые полностью изменили все планы царя Александра эпирота. Там где ранее были маленькие ручейки, появились широкие водные потоки, а мелкие речки превратились в полноценные реки, представляющие серьезную преграду для человека. От появления столикого обилия воды, земля разом взбухла, почернела и не смогла принять в себя всю эту небесную влагу. Вначале вода, не имея возможности впитаться, собиралась лужами, а затем, стала неторопливо поглощать сушу, заливая при этом дороги, поля, овраги и низменности.

Все это было ничего, ведь солдаты Александра были настоящими закаленными горцами, с рождения, привыкшие к всевозможным неудобствам, ветрам, дождям и скудному питанию. Царь ни минуты не сомневался в силе и выносливости своих воинов. Беда заключалась в ином.

Александр эпирот, с большой завистью наблюдал деяниями в Персии своего родного племянника Александра царя македонского. Связанный давними узами с македонским царем Филиппом, Александр эпирот в определенной мере считал себя обойденным в этой жизни.

После того как, Олимпиада стала женой Филиппа, вскоре к ней в гости в Пеллу, приехал молодой и очень красивый юноша. Его красота привлекала к себе многих и в особенности самого царя Филиппа. Недолго думая, он пригласил Александра с собой в поход, где в отсутствии лишних глаз сделал его своим любовником, что в то время было в порядке вещей. Именно это обстоятельство и необходимость иметь наследника, удержало Филиппа от серьезных разборок, когда после возвращения из похода Олимпиада оказалась беременной. Царь закрыл на это глаза и пригласил Александра остаться в Пелле, что было им с радостью принято.

Когда Олимпиада узнала об их связи, это было для царицы сильнейшим ударом, хотя в своих мистериях она видала и более свободные сцены. Сестра пыталась поговорить с братом, но наткнулась на глухое непонимание, которое было проявлением самой банальной ревностью к ней. Для молодого Александра была большая честь иметь такого любовника и патрона как удачливый и смелый царь Филипп, который в одиночку спас Македонию от, казалось бы, неминуемой гибели, когда его брат Пердикка погиб от мечей иллирийцев со всей своей армией.

Именно с того момента стали расходиться родственные отношения между сестрой и братом. На какой-то момент от дальнейших бесед, Олимпиаду отвлекло рождение собственного сына. Появление на свет долгожданного наследника, да еще в день, когда было одержано целых три победы, уже заранее предрекало Александру большое будущее.

Когда же молодая мать попыталась вернуться к судьбе брата, все было кончено. Эпирот окончательно попал под влияние Филиппа, и сестре пришлось с этим смириться.

Закрыв на это глаза, Олимпиада испытала сильное разочарование в своем столь горячо любимом до этого муже. Ее семейная жизнь дала трещину, которая постепенно, через много лет, привела обоих супругов к окончательному разрыву. Ложась в постель, царица постоянно цепенела от гадкой мысли, что делает нечто плохое, деля свое ложе с мужчиной имеющего любовником его брата.

Однако жизнь диктовала свои правила, и эпиротка привыкла к горькой мысли, что Филипп видит в ней только красивую игрушку, но отнюдь не помощника своих дел. Вскоре она понесла Клеопатру, но рождение дочери, уже ничего не изменило. Любовь окончательно ушла, и вместе с ней и все ее былые мечты. Филипп по-прежнему успевал все, он создавал армию, руководил государством, усмирял соседей и заводил многочисленных любовниц.

Эпирот всегда сопровождал своего патрона во всех его делах, не обращая никакого внимания на свою царственную сестру. Так проходило время, Олимпиада уже свыклась с мыслью, что она не единственная в царской постели. Однако с чувством полной гордости и достоинства выполняла эпиротка обязанности македонской царицы, никому, не собираясь их отдавать. С явной брезгливостью поднимала она свою правую бровь, когда до нее доходили слухи о новых похождениях царя Филиппа. С достоинством перенесла эпиротка появление во дворце его новых жен, гордо повторяя, что шлюхи могут именовать себя как угодно, но македонская царица только она одна. Но богини Мойры продолжали посылать ей свои новые испытания.

После возвращения из очередного похода, Филипп по своей привычке предался большому веселью. В самый разгар веселья, когда царь пировал с друзьями, слушая творения поэтов и развлекаясь с гетерами, открылась дверь и в зал вошла царица. С каменным лицом полным гордости и презрения прошла она комнату и вышла в мегарон. И хотя Олимпиада и ранее не одобряла разгулы царя, но на этот раз, ее поведение очень сильно разозлило Филиппа. Проводив царицу злым взглядом своего единственного ока, владыка Македонии замыслил не доброе дело.

Когда пиршество закончилось, и все разошлись. Он вошел вместе с Александром в царскую спальню, где уже спала Олимпиада. Весело улыбаясь, царь предложил своему любовнику незамедлительно опробовать все прелести своей женой и тот согласился. В сильном страхе от подобных слов, Олимпиада пыталась сопротивляться, но это только больше заводило пьяных мужчин, и подталкивало их к самым откровенным действиям в отношении ее.

Подзадориваемый царем, под его откровенные советы и наставления, эпирот грубо повалил сестру на кровать, и принялся откровенно ее насиловать. Олимпиада пыталась сбросить его но, получив сильный удар по лицу, сникла и прекратила сопротивление, безропотно отдав свое тело на поругание.

Совершив свое грязное дело, Александр уступил место Филиппу, а затем принял участие в совместном совокуплении. Насытившись молодым телом царицы и ее унижением, двое насильников удалились прочь, оставив несчастную женщину одну в царской постели.

На утро, эпиротка всем силами пыталась забыть кошмар случившегося, но на следующие две ночи все повторилось и, содрогаясь от мерзости, она было вынуждена делить ложе с двумя развратниками. При этом женщина, искренни, благодарила богов, что в ее позоре не участвуют посторонние люди. Видя, с каким смиренным видом, Олимпиада переносила это унижение, Филипп решил, что он окончательно сломал жену, показав ей, что во всем на первом месте стоит только его и никого другого воля.

После этого у царицы полностью пропали все те добрые чувства, которые она еще питала к обоим мужчинам, и ее душа наполнилась только черной горечью обиды и унижения. Единственным выходом, из всего этого, для нее был сын Александр, которому уже минуло, пять лет, и которому мать отдала все свои помыслы и чаяния. Эпирот же, как нив чем не бывало, дружил с Филиппом и только в душе посмеивался над своей сестрой, не умевшей, по его мнению, полностью угодить такому мужу.