Третьим членом была Зивра, которая была сплошной загадкой. На первый взгляд она была Драконом, так как она одевалась как леди-дракон, и ее опекуны были настоящими Драконлордами. У нее были белые волосы, чрезвычайная редкость в этом Доме, и гладкая кожа; но, самое главное, она постоянно демонстрировала холодный, ровный характер и спокойствие, что заставляло думать о Лиорне. По форме ее ушей и носа легко можно было заключить, что ее предками были Драконы, и, тем не менее, опять чертам ее лица не хватало резкости, которую невольно ожидаешь от Дракона; вместо этого ее лицо имело форму, напоминавшую сердечко, губы были излишне тонкими, нос мал, а ее блестящие живые глаза далеко отстояли друг от друга. Современный наблюдатель мог бы заподозрить, что она была полукровкой, тем не менее было в ней не поддающееся объяснению достоинство, которое отрицало любое подобное предположение. Она говорила мягко, негромко и спокойно, но никогда не колебалась в оценке людей или событий, и, более того, всегда глядела вперед, как если бы кто-то издалека — или из будущего — разговаривал с ней. Она была самой старшей из всей компании, где-то между двухсот сорока и двухсот пятидесятью годами, и если она все еще жила с опекунами, а не завела собственного имения, то только потому, что ее опекуны — не имея собственных детей — сделали ее наследницей и, будучи очень старыми, постоянно просили ее помощи в домашних и хозяйственных делах.
Оставшийся член Общества, Пиро, был Виконтом Адриланки, и, более того, тем по кому названа эта история. Его матерью была Даро, Графиня Уайткрест, его отцом был Кааврен, который был Капитаном Гвардии Феникса в то время, когда последний Император был убит и город Драгейра превратился в море аморфии; и которого, мы надеемся, читатель не забыл, так как он сыграл немалую роль в наших более ранних рассказах. Поэтому Пиро, конечно, принадлежал Дому Тиаса, что он постоянно подчеркивал, нося голубые и белые цвета; он легко улыбался, имел веселые умные глаза, стройную фигуру и длинные нервные руки. В это время ему было не больше ста лет, и он был самым молодым членом Общества.
Кратко обрисовав эти персонажи, мы, с разрешения читателя, кратко опишем историю самого Общества, прежде чем перейдем к событиям его последнего заседания. Оно было основано где-то сорок или сорок пять лет назад, когда некоторые из его основателей были еще почти детьми. Его члены, как и нескольких других, дружили долгие годы; на самом деле совершенно естественно, что группа детей одного социального уровня, живущих рядом друг с другом, оказывается связанной узами взаимной симпатии. Они часто составляли команды для игры и удовольствий, бегали или скакали по лугам и полям, охотились в джунглях за пределами Адриланки, вместе ловили рыбу или просто сидели и разговаривали, как это делают дети, а позже, как молодые взрослые.
Как-то раз, гуляя по Щедрому Лесу около развалин Павильона Барлена на западной стороне города, они потревожили дикого кабана, который запаниковал и бросился на них, сопя и фыркая. Так получилось, что у Шанта с собой был меч, который он недавно приобрел — весьма плохо сделанный меч, будьте уверены, тем не менее у него было острие, и раньше, чем он сообразил что происходит, он вытащил его и встал между кабаном и друзьями. Кабан, оказавшийся на удивление умным, затормозил перед этим чудовищным препятствием, и пока он стоял, ворча и фыркая, Шант сделал мгновенный выпад, слегка оцарапав кожу кабана, а эта царапина, в свою очередь, заставила животное стремительно убежать обратно в лес.
Когда опасность миновала друзья, избавившись от напряжения и страха, разразились бурей смеха — что случается достаточно часто — особенно если страх, как в этом случае, оказался беспочвенным. Шант был объявлен героем, на что он, между приступами дикого смеха, ответил, подняв меч вверх и заявив, "Я стал рыцарем Свиной Кочерги". Друзья немедленно поклялись в вечной лояльности Обществу Свиной Кочерги, имени, которое заняло такое большое место в их жизни в последующие годы. Мы, кстати, не знаем, кто из членов Общества был в этот момент на поляне, так как эта история часто рассказывалась как теми, кто никак не мог быть там, так и теми, кто наверняка был, а также теми, кто видел ее в своем воображении, так что все постепенно забыли, кто на самом деле находился там — проишествие стало общим достоянием всего Общества.
Один за другим члены уходили, из-за изменившися интересов, браков или переездов. Шант прибрел новый меч, получше, а Свиную Кочергу повесил на цепях на стене гостиной своего дома в Адриланке, в котором он впоследствии жил вместе с Льючин. Так что именно здесь, в маленькой но уютной гостиной фамильного дома Шанта в Адриланке, Общество в последний раз встретилось со Свиной Кочергой — за которую, соглано обычаю, они торжественно провозглашали первый тост — и которая висела на стене над ними.
После поднятия тоста все уселись и начался общий разговор, как это чаще всего и происходило раньше. — Ну, — сказал Шант, — может ли кто-нибудь из вас сообщить что-нибудь такое, что касается всего Общества? То есть случилось ли с кем-нибудь из членов Общества что-нибудь интересное с тех пор, как мы собирались в последний раз? Я, со своей стороны, могу сказать, что прошлая неделя была достаточно приятной, но не случилось ничего такого, о чем стоило бы рассказать. — На самом деле очень и очень редко с кем-нибудь из них что-то "случалось", тем не менее любое, самое маленькое событие служило эффективной затравкой к началу разговора, который являлся хлебом и мясом встреч Общества.
В этом случае Зивра задвигалась на своем стуле, как если бы хотела что-то сказать, но промолчала. Льючин заметила ее движение, но решила, что, если Зивра препочитает подождать и не высказывать сразу свои новости, то она, Льючин, должна уважать ее выбор. Пиро, со своей стороны, сказал, — Я не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но могу сообщить Обществу, что прибыл гонец и привел все наше поместье в волнение.
— Как, в волнение? — спросила Льючин.
— Да, именно, в волнение, хотя и не слишком сильное.
— А что такое в точности, — поинтересовался Шант, — не слишком сильное волнение? Как вы знаете, я всегда хочу знать точное значение всех вещей.
— Я опишу вам его самым лучщим способом, каким только смогу, — ответил Пиро.
— С нетерпением жду вашего описания, — сказал Шант.
— Вот оно: Гонец прибыл четыре дня назад, то есть через день после нашей последней встречи.
— Ну и? — спросила Льючин. — Откуда он прибыл?
— Этого я не могу сказать, только—
— Да?
— Он был Теклой, и носил ливрею Дома Дракона.
— Я этом нет ничего особенного, — заметил Шант. — Драконлорды часто посылают своих крестьян с разными поручениями, и, совершенно естественно, что в таких случаях те надевают ливрею драконов.
— О, согласен, ничего особенного в этом нет. Вот только—
— Ну?
— Его послание.
— О чем оно?
— Уверяю вас, что знаю об этом меньше всего на свете.
— Как, — удивилась Зивра, — вы не знаете?
— Ничего, клянусь честью.
— И? — сказал Шант.
— Вот все, что я знаю: Какое-то время гонец говорил с Графом, моим отцом, и с Графиней, моей матерью, а потом уехал, и после этого—
— Ну же, — сказал Шант, — После того, как он уехал?
— В поведении Графа и Графини появились безошибочные признаки волнения.
— И все-таки, — сказала Льючин, — они не сообщили о причинах своего волнения?
— Точно. Более того, они не только ничего не сказали, но и вообще сделали попытку скрыть его.
— Клянусь лошадью! — сказал Шант. — Вот это уже загадка.
— И мне так показалось, дорогой друг, — сказал Пиро.
— Но, — заговорила Зивра, — вы нашли какое-нибудь объяснение?
— Нет, я не сумел догадаться, — ответил Пиро. — Только—
— Да? — сказала Льючин.
— Я собираюсь попытаться найти его.
— То есть вы еще не сделали этого?
— Я пытался, но не преуспел.
— Ну, — сказала Зивра про себя, — похоже эти дни переполнены загадками.
— Я, — сказал Пиро, — непременно сообщу Обшеству, когда узнаю хоть что-нибудь.
— И вы будете совершенно правы, когда сделаете это, — сказал Шант.
— Возможно речь идет об угрозе вторжения Островитян, а может быть пришла новость, что бродячие банды людей с Востока забрались слишком далеко. Но, возможно, это новости о местных бандитах или даже об еще одной эпидемии Чумы.
— Поговорим о Чуме, — предложил Шант.
— Я бы не хотела, — с гримасой на лице сказал Зивра.
— Отказываясь говорить о ней, — резко сказал Шант, — мы не заставим ее исчезнуть, точно так же, как отказ говорить о морских мародерах и восточных разбойниках никак не помешает их появлению.
— И поэтому? — сказала Зивра.
— Поэтому я предлагаю поговорить о чуме.
— Хорошо, — сказал Пиро, — тогда давайте поговорим об этом, тоже.
— Я слышал о замечательном профилактическом средстве.
— А, так оно у вас есть? — спросил Пиро, садясь на свое место и принимая вид человека, готового выслушать что-то интересное или смешное, но еще не уверенного, что это будет.
— Да, действительно, — сказал Шант. — И я разделю его с вами, если вам понравится.
— Ну, расскажите о нем, — сказал Пиро.
— Вот он: Первый симптом Чумы состоит в том, что человек начинает чувствовать себя усталым, разве не так? В результате жертва спит слишком много. Потом следуют красные точки на лице, сухость во рту, нехватка воздуха, жар,бред и потом либо жар прекращается, либо неизбежная смерть.
— Да, это правда, — сказал Пиро. — И?
— Вы согласны с тем, что эти симптомы следуют именно в этом порядке?
— Да, согласен.
— И вот, если бы нам удалось остановить болезнь на ранней стадии, она никогда не перешла бы в самые последние?
— Это в высшей степени логично.
— И мне удалось найти растение, которое, если его жевать, мешает заснуть.
— И вы верите—
— Да, но мы согласились, что если мы предотвратим первые симптомы —
— Тогда бедняга будет бодрствовать до тех пор, пока недостаток сна не сделает его полным идиотом.
— Ну, и что с того?
— Лично я, — заявил Пиро, — скорее предпочту умереть, чем лишиться рассудка.
— Па! Мозговую лихорадку можно вылечить. Смерть нет.
— Вы же не имеете в виду, что предпочитаете безумие смерти.
— Вы же не имеете в виду, что предпочитаете смерть безумию.
— Абсурд!
— Невозможно!
— Они, — спокойно заметила Зивра Льючин, — начали все с начала.
— Я думаю также как вы, — согласилась Зивра. — И очень быстро.
— Не должны ли мы что-нибудь сделать?
— Да, возможно должны.
— И у вас есть идея?
— Да, есть.
— И она?
— Я считаю, — сказала Льючин, — что мы должны налить еще вина в наши стаканы, так как ваш пуст, и мой не лучше.
— Восхитительная идея, — сказала Зивра и налила. Тем временем Шант и Пиро орали уже изо всех сил и начали стучать по столу, чтобы подчеркнуть некоторые места своей дискуссии. Через несколько минут Зивра и Льючин, обменявшись взглядами, решили, что разговор можно остановить без риска потерять для мира какие-нибудь новые важные знания.
— Джентельмены, — сказала Зивра негромким голосом, который, однако, каким-то образом заглушил голоса спорщиков. — Я прошу вас на мгновение остановиться.
Они остановились, взглянули на Льючин и на Цивру, потом друг на друга, после чего на их лицах появилось сконфуженное выражение. — Да? — сказал Пиро.
— Я должна кое-что сказать вам, — объявила Зивра. Как всегда, она произнесла эти слова без всякого выражения; на самом деле она обычно говорила тем же тоном, в котором только что высказалась, и то, что кофе обжарено, измолото, созрело и можно заваривать (так как она действительно была таким знатоком в этом искусстве, каких очень редко можно было встретить после Катастрофы), тем не менее каким-то не поддающимся объяснению образом все сразу поняли, что Зивра собирается сказать что-то исключительно важное; поэтому никто ничего не сказал, но все все ждали от нее продолжения, которое и последовало в ее обычной изящной манере — Мои опекуны сообщили мне, что я обязана на какое-то время уехать по очень важному делу.
— Как, уехать? — поразился Пиро.
— В точности, — ответила Зивра.
— То есть вы имеете в иду уехать из Адриланки? — сказал Шант.
— Да, именно.
— И по какому делу?
— По неизвестому делу в неизвестном направлении.
— То есть вы не знаете, куда и зачем едете?
— Вы совершенно верно поняли меня.
— Но, — заметил Пиро, — ваши опекуны должны были, по меньшей мере, сообщить вам причину.
— Нет, ни в малейшей степени, уверяю вас.
— Но когда вы уезжаете? — спросил Шант.
— Завтра, — сказала Зивра.
— Завтра!
— Рано утром.
— Клянусь лошадью! — воскликнул Пиро. — Так быстро?
— Точно, — сказала Зивра.
— Но, тогда, хоть что-нибудь да случилось, — сказал Шант. — Когда кому-то говорят, что нужно собираться и уезжать, причем дают только день на подготовку, это безусловно означает, что что-то случилось.
— Не исключено, — сказала Зивра. — И тем не менее я уверяю вас, что ничего не знаю и об этом.
— И вы вернетесь?
— А.
— Ну?
— И об этом я тоже ничего не знаю.
— Но, — сказал Пиро, — разве вы не спросили их?
— Как, допрашивать моих опекунов?
— Ну да.
— Нет, никогда. Они объявили это мне, а я—
— Да, и вы?
— Я подчинилась. У меня создалось впечатление, что речь идет об очень важном и срочном деле, и, более того о деле, в котором необходимо соблюдать строгую секретность, так как иначе, я точно знаю, они ответили бы на все мои вопросы еще до того, как я бы их задала.
— В результате, — сказал Шант, — вы не спросили их?
— Точно.
— Вы должны писать нам, — сказал Пиро.
— И часто, — добавил Шант.
— Обязательно, — согласилась Зивра.
— Как жаль, — заметил Пиро, — что Орб пропал, так как при помощи магии мы могли бы обмениваться мыслями напрямик, из сознания в сознание, как делали люди в былые времена.
— Для этого не требуется никакой магии, — сказал Шант. — И сейчас есть такие, которые могут сообщаться таким способом.
— Да ну? — насмешливо сказал Пиро. — Хорошо, давайте сделайте это.
— Я не изучал это искусство, — ответил Шант, — но разве не является доказательством—
— Джентльмены, — прервала его Льючин, — прошу вас, не начинайте снова.
— Я должна признаться, — сказала Зивра, — что сейчас я не восприниму как естественно-научных, так и магических философских рассуждений.
— Хорошо, — сказала Льючин. — Я запишу их и пошлю вам вместе с моими письмами.
— А! Я предвижу с каким удовольствием буду читать их.
Льючин нахмурилась и пожевала губы, внимательно глядя на свою подругу, а потом сказала, — Но ведь это еще не все, не правда ли?
— Как, есть еще что-то?
— Вы знаете или подозреваете кое-что, о чем еще не рассказали нам.
— А, — сказала Зивра и улыбнулась. — Я должна была знать, что не сумею ничего утаить от вас.
