Орбита мира

Действительно, из глубины отсеков слышались приглушённые голоса Бороденко и Степнякова. О чём те говорили, понять не получалось, но оба явно приближались.

— Hello, friend! — с чудовищным русским акцентом заорал Бороденко, едва показался в отсеке. — Peace! Tom Sawyer! Mark Twain! Chicken nuggets!

Толкнулся ногами и буквально прыгнул вперёд с ножом в руках.

Командир экипажа на прыжок своего подчинённого среагировать вовремя не успел. Слишком неудачно он цеплялся мыском за скобу в полу. Вполоборота не то, чтобы толкнуться, даже просто собраться для прыжка уже проблема. Васильев находился в не сильно лучшем положении, но сам решение принял чуть ли не мгновенно. Свободной рукой он схватился за плечо Никитина так, что едва не вывернул его из сустава, упёрся в командира станции ногой, и буквально метнул себя вперёд к противнику.

В тесном отсеке сдвоенный выстрел прозвучал оглушительно-громко. Ещё один, и винтовка издала сухой щелчок. Прыжок через космос оставил Шепарда почти без патронов.

Остановить прыжок Васильева и Бороденко пули, разумеется, не смогли, но подполковник обмяк, безвольно ударился о переборку и начал медленно заваливаться назад и вбок. По его футболке стремительно расплывались алые пятна.

Бортинженер проскочил мимо без особого почтения к расстрелянному военному. У него самого из руки частой дробью сыпались мелкие алые капли. Бороденко перебросил нож в здоровую руку и яростно взмахнул им в попытке достать американца. Тот рефлекторно отмахнулся кобурой Васильева и захлестнул ей руку с ножом.

Получилось. Действовать одной рукой бортинженер уже не мог, а теперь потерял и вторую. Шепард без особых затей дал Бороденко приблизиться и резко ударил шлемом в лоб. Ударил настолько сильно, что рассадил бортинженеру кожу. Тот обмяк. Шепард выхватил мачете из безвольной руки, грубо вскрыл им герметичную кобуру и выхватил пистолет как раз вовремя, чтобы наставить его на кинувшегося было к нему командира экипажа.

— Допрыгались, — машинально подумал Никитин.

Грохнуло.

Лицо Шепарда словно провалилось внутрь головы. На таком расстоянии вся дробь из гладкого ствола тридцать второго калибра легла очень кучно — и для флайт-коммандера Шепарда нового выстрела уже не понадобилось. Он конвульсивно содрогнулся, выронил пистолет, и безвольно поплыл к переборке.

— Командир, страхуй, — медик на ходу отдал Никитину трёхстволку и перевязь с патронами, и кинулся за ранеными.

— Не меня, — вытолкнул непослушные слова Бороденко, пока медик торопливо осматривал травмы. — Его.

— Командир, аптечку! — мнение пациента Степняков проигнорировал. — Бегом!

На лице бортинженера пузырилась кровь из ссадины на лбу. Рана зрелищная, но далеко не самая опасная. Медик торопливо осмотрел простреленную руку. Тяжёлая пуля, как и ожидалось, пробила её насквозь. Кость не задела, иначе бы рука висела как у тряпичной куклы, так что Степнякову осталась лишь привычная намертво вбитая рутина обработки раны.

Антибиотик, обезболивающее, бинт... командир экипажа молча помогал в работе. Раскладная шина охватила и зафиксировала раненую конечность.

— Вот же люди! — с лихорадочным блеском в глазах нёс Бороденко, пока вокруг него суетились командир экипажа и медик. — Кто с винтовкой на перестрелку! Кто с пистолетом! Кто с дробовиком! Один я, как дурак, с ножом!

— Юлик, не дёргайся, криво будет, — Степняков бросил взгляд на часы и торопливо пометил время наложения повязки.

— Главное, я прыгаю такой, смотрю, а он уже ствол вскинул, — заткнуть фонтан красноречия бортинженера в одно замечание не получилось. — Ну всё, думаю, пасочки настали!

Даже пока Степняков накладывал второй бинт, на лоб, Бороденко продолжал что-то возбуждённо бормотать.

— Айболит, он такой долго будет? — хмуро спросил Никитин. — С ним работать вообще можно, или лучше сразу в спальнике к стенке привязать?

— Да шок это, — отмахнулся медик. — Эректильная фаза. Не бери в голову, командир. Скоро поскучнеет.

— От болевого шока, говорят, помереть можно! — снова влез с комментарием Бороденко. — Ты меня так не пугай Айболит!

— Помереть тебе, — Степняков закончил проверку своей работы и отлетел на шаг подальше от пациента, — не получится даже от неграмотности. Даже твоей. Не то, что от "болевого шока". Хотя бы за отсутствием такового в природе. Всё, свободен как сокол. Иди с командиром связь чини. Пока ещё кто-нибудь сюда не прилетел.

— А ты? — спросил Никитин.

— А у меня ещё пациент есть, — медик демонстративно повернулся к телам в углу отсека в окружении мелких алых капель. — Наверное. Если повезёт. И что совершенно точно — генеральная уборка!

Никитин посмотрел на разогнанные вентиляторами кровавые разводы на кремовой стене отсека и нервно сглотнул. Запах на таком расстоянии в невесомости почувствовать заведомо не получилось, но подсознание справилось и без этого.

— Пошли, Юлик, — командир экипажа одолел, наконец, приступ тошноты и потянул бортинженера за собой. — А то Айболиту нашему в два раза больше убирать придётся.

К искреннему удивлению Степнякова, подполковник ещё дышал. Ранения под насквозь пропитанной кровью футболкой оказались достаточно тяжёлыми даже по земным нормам. Что с ними может произойти в невесомости показалось бы Валентину Степнякову интересной медицинской проблемой... но только не в том случае, когда это стала его собственная проблема!

Медик недовольно срезал насквозь мокрые ошмётки погубленной одежды с тела, осмотрел все четыре входных и выходных отверстия, ввёл антибиотик и обезболивающее, перебинтовал и по максимуму зафиксировал поражённую часть тела. Обездвиживать бесчувственного подполковника Степнякову в конечном итоге пришлось чуть ли не целиком.

К финалу тяжёлой неблагодарной работы медик по уши перемазался в смеси чужой крови и собственного пота, часто хватал ртом жаркий душный воздух с противным металлическим привкусом и чувствовал себя так, словно разгрузил вагон угля в одиночку. Даже худощавый пациент ростом чуть ниже среднего в невесомости и без сознания оказался удивительно тяжёлым и неповоротливым.

Закрепил его медик почти на том же месте. Прихватил тело эластичными ремнями поверх бинтов и фиксирующего корсета и устало замер поблизости, чтобы перевести дух. Растаскивать по станции кровь и грязь в таких количествах ему не хотелось. Экипажу и без того слишком досталось.

— Ну всё, — Степняков посмотрел на бессознательного Васильева. — Отдыхай пока.

Звуки дыхания вентиляторы заглушали, но покрытая бинтами грудь подполковника совершенно явно поднималась и опускалась. Пока что пациент жил. У медика оставалась последняя, самая неприятная часть работы.

— Вот же ты отчаянный засранец, — пробормотал Степняков. На остатках лица Шепарда запеклись пузыри кровавой пены, из-под которых влажно блестели осколки переломанных дробью костей черепа. — Ну кто тебе мешал с нами просто договориться, а?

Медик протянул руку и опустил забрало шлема флайт-коммандера Шепарда на место, до отчётливого щелчка. Тело он сначала хотел тащить ногами вперёд, но почти сразу осознал, что в невесомости тот лишь соберёт на себя всё, что развешано по стенам.

Степняков пробормотал что-то раздражённое под нос, ухватил тело за ремни обвеса на спине и медленно и тяжеловесно поволок за собой к шлюзовому отсеку, то и дело упираясь другой рукой в скобы и притормаживая неповоротливый груз.

Немалых размеров "самоходное кресло" к счастью давно уже покинуло своё первоначальное место в шлюзовом отсеке, и в свободную нишу получилось уместить мертвеца в скафандре почти без проблем. Без живого человека внутри тот сам принял основную рабочую позицию. Теперь останки флайт-коммандера Шепарда полусидели-полулежали на стене шлюза. Шлем со внутренней стороны целиком покрывали кровавые разводы. Степняков устало смахнул пот с лица, критическим взглядом посмотрел на свою работу и обречённо вздохнул.

— Вынести бы тебя наружу, — пробормотал он, вытянул руку и закрыл неприглядную картину светофильтром. Руки трупа медик прихватил эластичным жгутом к туловищу, а ноги — к стенке, и нехотя потащился обратно — замывать кровавые следы на месте перестрелки и операции влажными салфетками.

Под конец грязной неблагодарной работы медику больше всего хотелось залезть в спальную нишу, задёрнуть наглухо занавеску, и провалиться в забытье. Окровавленные лохмотья, гигиенические салфетки и прочий мусор превратились в изрядного размера ком. Даже в камеру мусоросброса запихивать его пришлось исключительно по частям. Впрочем, механический затвор и пневматика отработали как часы.

— На пыльных тропинках далёких планет, — истерически пробормотал Степняков. — Останутся наши бычки!

Мысль, что первым что увидела Земля 1967 года от гостей из будущего стали окровавленные лохмотья и грязные салфетки, вызвала у медика настолько преувеличенную реакцию, что пришлось отмерить себе кубик успокоительного и несколько минут старательно подышать у стенки под вентиляторами.

— Эй, Айболит! — голоса товарищей до усталого медика дошли не сразу. — Быстрей сюда! Есть связь! Из тени скоро выходим!

Степняков устало вздохнул и медленно и упорно потащился к посту связи. Короткое вроде бы расстояние казалось ему в этот момент уже просто непреодолимым.

— Заря, я Дербент! — голос командира первый раз прозвучал ещё до того, как медик закончил свой путь. — Дербент вызывает Зарю, как слышите меня, приём?

Моментального ответа, разумеется, не дождался.

— Как рука? — тихо, чтобы не мешать Никитину повторять вызовы, поинтересовался Степняков, когда добрался, наконец, до своего места.

— Даже и не болит почти, — так же тихо ответил Бороденко. — Спасибо.

— Хорошо, — согласился медик. — Но после связи всё равно на осмотр.

— Думаешь, у нас будет такая роскошь? — скривился бортинженер. — Мы их открытым текстом вызываем, без кодовых слов и шифрования. Наведут что-нибудь, да бахнут...

— Сейчас узнаем, — на посту связи тем временем зазвучали характерные шорохи работы наконец-то двухстороннего канала.

— Дербент, это Заря, слышу вас хорошо, — если в наземном ЦУПе и царило какое-то удивление, оператор связи удивительно хорошо его прятала. — Доложите обстановку на борту.

Экипаж "Мира" оторопело переглянулся.

— Заря, ситуация на борту под контролем, — первым, как и полагалось, сориентировался командир экипажа. — Попытка абордажа станции американским орбитальным инспектором отбита. В экипаже станции один легкораненый, бортинженер Юлий Бороденко. Подполковник орбитального патруля Васильев тяжело ранен, в данный момент без сознания. После оказания медицинской помощи состояние...

— Тяжёлое стабильное, — быстро вставил Степняков.

— Тяжёлое стабильное, — повторил Никитин. — Его напарник погиб, космопланы выведены из строя. Новых повреждений в ходе перехвата станция не понесла. Полковник ВКС СССР Виталий Никитин доклад окончил.

— Дербент, это Заря, — только небольшая пауза выдавала шок на другой стороне канала связи. — Доложите состояние защищённой линии связи.

— Физически отсутствует, — безжалостно отрезал Никитин. — Просим скорейшей помощи с Земли.

— Дербент, мы... — женский голос прервался. Несколько секунд в канале звучал только какой-то невнятный гомон. — Дербент, это Заря. Кремль на связи. Минутная готовность ко включению прямой линии. Ждите.

Бороденко присвистнул.

— Дорогая Индира Ганди, — утрированным "брежневским" голосом произнёс он. — Позвольте мне поздравить вас с днём освобождения Индии от британского колониального владычества!

— Дербент, это Заря! — оборвал его на середине анекдота про неловкую встречу Брежнева с Маргарет Тэтчер голос с Земли. — Кодовую фразу не поняли!

Юлий Бороденко оторопело посмотрел на кнопку управления связью на длинном проводе у себя в руке и торопливо отключил микрофон.

— Юлик, отдай гравицапу, — попросил у него Степняков. — Не подводи нас всех под транклюкатор. Как-никак, первый контакт впереди.

— Третьего рода, — нервно хихикнул Бороденко, но микрофон послушно отдал. Хватило его сознательности, впрочем, ненадолго.

— Командир! — сказал он. — Я вот что подумал. Раз уж мы и правда тут. Мы же столько всего знаем! Представь, сколько мы всего сможем изменить, а?

— Да они тут без нас понаизменяли, блядь, уже! — не выдержал Никитин. — Ты понимаешь, чего начнётся, когда местные поймут, что к ним свалилось? Уже началось! Что, Юлик, готов одной рукой дыры в станции латать под обстрелом? Или к подвигу города-героя Владивостока, а? Посмертно?

— Дербент, это Заря, — прервал его вызов с Земли. — Генеральный секретарь ЦК КПСС Союза Советских Социалистических Республик на связи. Прямое включение.

— Алло, Дербенты, — незнакомый голос в канале заставил экипаж обалдело переглянуться. — Это генсек вас беспокоит. Кодовую фразу мне уже передали, так что буду краток. Я пароль, вы отзыв. Экономика должна быть...

— Экономной, — машинально откликнулся Степняков. Поймал бешеный взгляд командира экипажа и осёкся. Но его собеседник на Земле, разумеется, этого не заметил.

— Перестройка и новое... — следующий вопрос оказался настолько безумным, что отвечал уже лично командир экипажа.

— Мышление, — с характерным неправильным ударением повторил он печально известные слова покойного советского президента.

— Я устал, я... — очередной вопрос поставил экипаж в тупик.

— Извините, это вы устали? — переспросил Никитин.

Генсек коротко хохотнул.

— Понятно, — сказал он. — Ладно, последняя на сегодня, и сектор приз на барабане. Няш-мяш?

— Что, простите? — безумная викторина добила уже и подготовленного, казалось бы, к любой неожиданности командира экипажа.

— Уже ничего, — совсем другим голосом, без капли веселья, ответил генсек. — Дербенты, прошу вас не покидать станцию и продолжать борьбу за живучесть. Требовать не имею права, сами понимаете. Но прошу. Внеочередная группа орбитальных инспекторов уже на стартовой позиции. Раненых эвакуируем. Помощь с материальным снабжением окажем. Только продержитесь. Весь многонациональный советский народ с вами. Здесь и сейчас — это действительно так. Думаю, вы меня понимаете.

— Товарищ генеральный секретарь, — начал было Никитин. — У меня двое раненых на борту...

— Да погоди ты! — оборвал его генсек. — Есть подтверждение от военных. Пиндосы с экваториального космодрома полное звено перехватчиков уже подняли. Переживёте эти сутки — всё будет. И колбаса, и сало, и коржики! А пока — готовьтесь к борьбе за живучесть станции. Всерьёз готовьтесь, шутки кончились!

Экипаж оторопело переглянулся.

В четырёх сотнях километров внизу под станцией неумолимо и стремительно раскручивались маховики космической войны.