Мессир барон 1-11

* * *

К вечеру войско Меджиовани отправилось восвояси, и поле перед замком опустело. Следом начали разбредаться по домам и крестьяне. Марвин стоял на Сторожихе, глядя, как они уходят, таща на плечах скарб, ведя на поводу домашних животных, перекрикиваясь, все еще продолжая обсуждать случившееся днем. Потом из ворот выехали подводы, накрытые белым полотнищем, рассекли толпу надвое. Это везли погибших, дабы похоронить их на катердорфском кладбище.

Марвин не знал точного числа мертвых, и не стал заглядывать в их лица на прощание. Зачем? Не было никакой нужды умножать скорбь. А все необходимые распоряжения отдадут и без него. Много их тут — отдающих распоряжения.

Он не обернулся на звук шагов, не обернулся и тогда, когда кто-то встал за спиной. Бросил неприязненно:

— Ну, что еще?

— Совершенно ничего, — отозвался пришедший. — Я решил полюбоваться пейзажем, пока еще не стемнело.

— Простите, учитель...

— Не стоит извинений, — голос у Ханубиса был довольный. — Догадываюсь, что день у тебя был нелегкий.

— Да, пожалуй, — Марвин засмеялся. — Пожалуй.

Он был рад, что учитель не видит его лица. По крайней мере, смех звучал почти искренне.

— Тот дружинник, Боро, скорее всего выживет, — сказал Ханубис. — Жар спал, заражения нет.

— Хорошо. Действительно хорошо... Густав?..

— Умер, конечно. Еще вчера. С такими ожогами шансов у него не было.

— Даже для вас?..

— Хмм... Я не знал, что тебе важна его жизнь любой ценой.

— Нет... я просто спросил.

— Вопрос интересный. Работай я вместе с профессиональным целителем, таким как Эсмур или Сияна, можно было бы добиться лучших результатов. Скажем, я мог бы купировать шок, пока целитель регенерирует ткани... хотя и так выходит слишком долго. Второй целитель, регулирующий работу сердца и дыхание, резервуар с ихором или же Сфера Безвременья... да, могло бы сработать.

Марвин не выдержал, обернулся. Ханубис задумчиво смотрел вдаль, и говорил, судя по всему, вполне серьезно.

— Такое... подобные технологии действительно существуют?

— Сомневаюсь. Разве что в Дарлиене... хотя затраты слишком велики, а счет времени в таких случаях идет на секунды. Вряд ли.

— В Дарлиене?

— Дарлиенская академия разработала немало интересных проектов. Видишь ли, действуя совместно, можно добиться результатов, недоступных для одиночки. Но дарлиенцы предпочитают хранить свои секреты — и кто их упрекнет?

— Так вот почему...

— Что?

— Нет, ничего. Я... думал вслух.

— Бывает.

Небо медленно гасло. Подводы уехали, крестьяне ушли. Вытоптанное поле чернело — странно пустое.

— Учитель... вы знаете, что я сегодня сделал?

Ханубис хмыкнул.

— Напугал Меджиовани до полусмерти? Да, фонило даже в цитадели. Как и вчера, впрочем.

— Вчера... вчера я испугался, когда дядюшка Боро упал, — признался Марвин. — Я не помню, что именно делал. Сегодня было по-другому. Я знал, что надо ему сказать, и сделал все, как планировал... — это звучало уж слишком похоже на хвастовство. Марвин замолчал, обернулся на учителя.

— Поздравляю, — кивнул Ханубис. — Можно считать, что этим заклинанием ты владеешь. И как ощущения?

Умеет же он спросить!.. В памяти снова встало посеревшее, искаженное лицо Меджиовани, его дрожащий голос... поток Силы... страх, отражающийся в страхе, усиливающий сам себя, заклятие, расходящееся, будто круги по воде. Дикое, чарующее ощущение всемогущества. Труднее всего было остановиться...

— Я должен был сделать это, — сказал Марвин, мотнув головой. — Это было необходимо.

— Возможно. Хорошо, что у него не было амулета или природного иммунитета к магии. Довольно трудно кого-то шантажировать, одновременно пытаясь справиться с откатом.

— Я начал с минимального импульса!

— Не кричи. Сдается мне, что у тебя несколько искаженные представления о минимуме. Надо будет поработать над этим.

— Я не кричу...

Ханубис вздохнул.

— Пойдем, ученик, — сказал он. — Во дворе уже зажигают факелы. Нам предстоит праздничный ужин... если, конечно, им удалось отскрести кровь со столов.

* * *

Теперь, когда в зале было не больше людей, чем при отце, а на столах стояла настоящая еда, в ней было куда уютней. Только вот откуда-то сочился неприятный душок, похожий на тот, что стоял в лаборатории Ханубиса в столице. Что и не преминул отметить мрачный Стругсон, щеголявший рукой на перевязи и пузырем ожога на щеке.

— Тухлядью тут пахнет!

— Мясом пахнет, — весело возразил Штурмфель, от чести сидеть за верхним столом потерявший последние представления о субординации. — Жареным мясом, кислой капустой и рябиновой настойкой!.. Ну, чего, давайте накатим по маленькой для аппетиту?

— И мне, — сказал Пафнутьев. Флора, очень красивая в новом платье и со сложной прической, толкнула его локтем в бок.

— Не суетись, успеешь.

Рико ор-Меджиовани, казавшийся совсем маленьким рядом с Мено-венитом, устремил на нее взгляд, полный ненависти.

— Давайте, — сказал Марвин. — Накатим.

Настойка казалась при свете факелов почти черной.

Мено-венит встал, кашлянул, привлекая общее внимание.

— Я хочу поднять этот тост за нашу блистательную победу! Ура!

— Ура! — рявкнули с нижних столов.

— Ура, — сказал Пафнутьев. — Самое что ни на есть ура.

Чарки взлетели и опустились на столешницы, после чего все принялись сосредоточенно жевать. Собаки, проникшие через незакрытую кем-то дверь, сидели вокруг, глядя на едоков преданными глазами. На кухне гремели горшками женщины.

— Милсдарыня Флора, — с набитым ртом сказал Штурмфель, — а вы не замужем?

Стругсон поперхнулся. Флора подняла глаза, взглянула на арбалетчика ошалело.

— Я дала... этот... обет. Обет безбрачия, — пробормотала она.

— Да-а? Ну вы даете... такая ладная девушка, а еще какие-то обеты... А обет целомудрия вы давали?

— Штурмфель, заткнитесь, — сказал Марвин, с большим трудом сдержав смех. Флора фыркнула и отвернулась к Пафнутьеву, как раз наполнявшему свою чарку.

— Ты чего, напиться решил?

— Решил, — отозвался тот, и Марвин заподозрил, что свое решение гильдиец начал воплощать в жизнь еще до ужина.— Имею право. Как-никак, мы победу одержали. Блистательную.

— Ну да...

— За мессира Марвина! — провозгласил Мено-венит, уже не вставая. — Показавшего ублюдку Меджиовани кузькину мать!

— И многое другое, — договорил Пафнутьев, яростно тыкая капусту вилкой.

— Ура-а!..

Марвин почувствовал, что краснеет, не то от смущения, не то от стыда.

— Спасибо моим преданным воинам, — сказал он громко.

— Ура-а!!!..

— Следующий тост — за тех, кто не с нами, — напомнил Стругсон. — Ты уж скажи про них покрасивей, Мено.

— Да скажу, не боись... — отмахнулся Мено. — А все-таки, красиво мы его сделали, правда ведь? Хоть сейчас в учебник.

— Где ты такие учебники видал? — Стругсон отпихнул пустую тарелку, задев бутыль.— Ты, Мено, у нас умный, книжек много читал, ты мне скажи, где написано, что благородный рыцарь должен детьми прикрываться? Или ты о примере от противного, мол, такого и думать не моги?

— Помнится, на совете вы не возражали, милсдарь Стругсон, — сказал Марвин. Он старался говорить спокойно, но голос сел чуть ли не до змеиного шипения. — Помнится, вы выражали готовность защищать мои земли до последнего человека. Помнится, судьба детей, бегавших тут, во дворе, вас не заботила. И ничего лучше вы предложить не сумели. Так какого духа вы сейчас...

— Серьезно, Ульф, уймись, — встрял Мено-венит. — Знаешь, что вениты говорят? 'Цель оправдывает средства'. Такая цель — уж точно.

— Любая цель оправдывает абсолютно любые средства, — негромко сказал Ханубис, впервые подняв лицо. — Вопрос в том, милсдари, способна ли ваша совесть их вынести. Ваши средства и ваши цели.

На это ответа ни у кого не нашлось. Пафнутьев в очередной раз потянулся за настойкой. Мено-венит встал и начал вещать нечто возвышенное о погибших. Марвин не слушал, из последних сил пытаясь сохранять достоинство. Больше всего ему хотелось послать Стругсона подальше. При всех, громко. Пусть убирается, чистюля... Что он сделал для победы? Отправил Густава-маленького на верную смерть? Как величайшее одолжение согласился принять помощь Флоры? Принес клятву верности?.. Многого она стоит, эта клятва, если сейчас он отказывается даже признать, что его господин добился результата, которого никогда не достиг бы он сам... И если он думает, что это было легко... Что бы сказал дядюшка Боро, будь он здесь? Поддержал бы Стругсона? А отец?..

Мено наконец замолчал, и все выпили. Рябиновая настойка разливалась по венам, придавая крови недостающее тепло. Рико ор-Меджиовани ковырялся в мясе, закусив губу. Штурмфель откинулся на стуле, насвистывая 'Ныне наша армия сбирается в поход'.

— Жаль, менестреля нет, — сказал Пафнутьев. — Сейчас спел бы что-нибудь...

— Будут тут еще менестрели, — ответил Марвин. — Всё тут будет.

— А знаете, почему деревенские так резво по домам разбежались? — спросил Стругсон. — Знаете, о чем они судачили?.. Мессир...

Марвин ощутил, что с него довольно.

— Милсдарь Стругсон, а идите вы... — выдохнул он. Ханубис поднял глаза, взглянул пристально, предупреждающе. — Идите вы, проверьте караулы на стенах, — договорил Марвин. — А то мало ли что...

Стругсон встал, громыхнув стулом. Гончая с визгом порскнула из-под его ног.

— Слушаюсь, мессир, — отчеканил он, развернулся и вышел, хлопнув дверью.

За верхним столом воцарилось молчание — поистине гробовое.

— Флора, солнышко, передай мне бутылку, — попросил Пафнутьев.

— Сам ты солнышко! — отрезала Флора. — Надо — сам бери! Я тебя спаивать не нанималась!..

— Флора, передай ему бутылку, — сказал Марвин.

— И мне! — вскинулся Штурмфель. — Там еще что-то есть?...

— Если нет, возьмите еще на кухне, — посоветовал Марвин. — Ни в чем себя не ограничивайте. Ведь мы...

— Ведь мы добились блистательной победы! — докончил Пафнутьев, булькая последними каплями настойки. — Только вот пахнет она как-то странно...

— Тухлядью она пахнет, — подсказала Флора. — Тухлядью, милсдари.

— Как и любая победа, — пожал плечами Ханубис. — Впрочем, поражение пахнет еще более... интенсивно.

— Благодарю вас всех за... исчерпывающий анализ ситуации, — сказал Марвин. — От всей души благодарю. У кого-нибудь есть еще замечания?.. Прошу вас, не сдерживайтесь. Я с удовольствием всех вас выслушаю и приму к сведению... Или хотите проверить посты совместно с милсдарем Стругсоном? В добрый путь!.. Штурмфель, вы сходите за бутылкой, или мне самому сбегать, пока вы тут вволю наговоритесь о моих моральных качествах?..

— Прошу прощения, мессир!.. — Штурмфель, дернувшись будто от удара, подскочил. Гончая, успевшая свернуться клубком у его стула, завизжала снова. Уже от двери арбалетчик оглянулся:

— А ваш батюшка сейчас бы уже всем морды бил!.. — сообщил он и скрылся.

Марвин опустил лицо, стараясь сдержать слезы. С недавних пор он научился это делать. Просто дышать поглубже, одновременно прислушиваясь к току Силы. Не так уж сложно.

— Марвин, — сказал Пафнутьев. — Извини.

— Да провалитесь вы в Бездну, — бросил Марвин. — Чья это была идея, с заложниками?

— Я думал, будет лучше, — признался Пафнутьев. Тоскливо покосился на кухню. — Думал, мы все технично сделаем, нос противнику утрем... и все. А оно как-то криво выходит... Я вот думаю, а если бы... если бы с кем-то из детей что-то случилось там... Я бы...

— Так ведь все обошлось, — сказал Мено-венит. — Все целы и невредимы, отправились по домам...

Марвин взглянул на насупившегося Рико, опустил глаза.

— Вот и я думаю — обошлось! — прервал Пафнутьев. — Так чего переживать, верно? А все равно... не по себе как-то... Винсент говорила — мол, свой предел всегда чуешь. А я, выходит, предел миновал и не заметил даже...

— Привыкнете, — пообещал ему Ханубис. — Привыкнете.

— Ага...

Штурмфель вернулся с новой бутылкой. Тетушка Берта вынесла поднос с пирожками. За столом дружинников затянули какую-то песню. Флора отодвинула искромсанную еду и достала вышивание. Она себя выдает, подумал Марвин. Здесь слишком темно. Интересно, она это еще замечает? Потом вспомнил, что обещал ей склеп. Когда она туда вселится, последние сомнения отпадут даже у самых наивных и нелюбопытных обитателей замка. Темный властелин и его цепная вампирша, м-мать... Не сдержавшись, он захихикал. Флора мрачно посмотрела на него, будто подслушав мысли.

— А я вот думаю, — сказал вдруг Штурмфель. — Только морду не бейте, мессир... Если вы барон, а Меджиовани — граф, как он может быть вашим вассалом?

— В силу обета, — ответил ему Марвин. — А остальное — условности.

— М-да?..

— Если у вас граф в вассалах, значит вы — герцог, — рассудительно сообщил Мено-венит. — Так выходит. Предлагаю тост! — заорал он внезапно. — За герцога ор-Мехтера!..

— М-мать... — пробормотал Пафнутьев. Марвин был полностью с ним согласен.

За нижними столами заорали, несвязно, но восторженно. Собаки подхватили клич нестройным воем. Марвин закрыл глаза.

— ... таких прекрасных ножек! — втолковывал Штурмфель Флоре.

— Ой, да идите вы...

— Надо будет разослать гонцов по Северу, — бормотал Мено-венит, — в гости... Пусть соберутся, почтение изъявят, то-се... Вот ведь поперло... А никто и не думал...

— Если бы хоть Винсент была жива... — жаловался Ханубису Пафнутьев. — А то ведь вернусь... вернусь в столицу... и ни одна собака даже не подскажет... может быть, все должно было быть совсем не так... может быть...

— Винсент? — с удивлением переспросил Ханубис. — Она жива. Я бы обязательно почувствовал ее смерть. Вы разве не знали?..

Глава пятая

Телесные раны заживают быстро. Душевные — медленней, но затягиваются и они.

Когда Деянира пришла в себя, первым, что она увидела, было солнце, отражающиеся от половиц гладко выскобленного деревянного пола. Она лежала ничком на кровати в незнакомом ей доме и смотрела на свет, слушая тишину, одну лишь тишину внутри и снаружи.

В крови еще разносились отголоски чужой магии, жгло левую лопатку у позвоночника, и это было единственным свидетельством о том, что все действительно случилось — озеро, смерть Гвидо, Арсолир. Может быть, это произошло много лет назад. Скорее всего — не с ней. Деянира Винсент, маг Гильдии, умерла. Та, что заняла ее место, смотрела на солнечный свет, не чувствуя боли.

Шатаясь от слабости, она изучила комнату. Нашла таз с водой, расческу, незнакомое платье из темной шерсти, шаль. Зеркала не было, не было и нужды в нем. Повернув ручку двери, Дея вышла наружу. Постояла у слабо теплящейся печи, разглядывая непритязательное хозяйство — связки сушеного лука на стене, не заправленную узкую постель, лыжи, полку с книгами. Читать названия на корешках она не стала, лишь провела по ним пальцами, собрав пыль. Потом вышла во двор.

Рыхлые серые сугробы стыли под бревнами забора и по сторонам от крыльца. Дея прошла по чернеющей дорожке, с трудом открыла покосившуюся калитку и замерла перед бескрайней лазурной гладью, разлившейся перед ней. Небо было огромным, небо простерлось, насколько хватало взгляда, и размазанные штрихи облаков не умаляли его глубины, но лишь оттеняли ее.