Все, что у меня есть

— Ты больше не сердишься на меня, Никрам?

— Нет, малыш, — хрипло сказал я и обнял его, утягивая на кушетку, — А ты на меня?

Тиль заворочался на моих руках, целуя в шею и гладя руки:

— Ты так добр ко мне, Никрам...

Я застонал, откидываясь: упругое тонкое тело так страстно прижималось ко мне и скользило в ладонях... Мой муж отчаянно желал отдаться, как будто что-то доказывая. В этом было нечто болезненное, неправильно пользоваться этим, как бы того ни хотелось.

— Тшш, успокойся, Тиль, — я поймал и зафиксировал вертлявую попку. — Я хочу, чтобы тебя осмотрел Эремийон, князь Нарвендайз, он целитель.

Тиль застыл в моих руках, поднял посеревшее лицо:

— За что, Никрам, пожалуйста, не надо, я все-все сделаю, прости меня... Не надо... Я буду терпеть, буду послушным... пожалуйста, это больше не повторится — как сегодня... Не надо магов разума, я же сам, сам... прошу тебя...

Он плакал и цеплялся за меня, умоляя. Какая насмешка: так бояться магов разума, когда с ним годами развлекался специалист высочайшего класса, которому не нужна была даже и магия для достижения результата. А еще я думал о том, что вот также малыш просил меня совсем недавно — остановиться, а я презрел эти мольбы, считая, что делаю как надо и как лучше. Может, сейчас все повторяется, и мне нужно отказаться от своей затеи? Нет. Я встал, крепко прижимая его к себе. Здоровье — лучше болезни, а маги разума лечат души. Сейчас я действительно знаю, как лучше.

— Не волнуйся, Эремийон ведь один из сильнейших целителей, он просто посмотрит, все ли в порядке, вдруг остались повреждения.

— Нет...

— Не бойся, маленький, тебе не причинят вреда, — я гладил вздрагивающую спинку, неся его к князю. — Все будет хорошо.

Глава 14. Медосмотр.

Путь рейнджера.

— Ты послушный мальчик, я очень тобой доволен и ничего не хочу менять, — шептал я прижимаясь губами к изящному острому ушку, и снова повторял: — Просто князь Эремийон гораздо более сильный целитель, чем тот похотливый тип...

Тиль постепенно успокоился под моими ладонями: как хорошо было снова безбоязненно пользоваться магией! Я посылал ему волны ласкающего тепла, в результате чего мальчик совершенно разомлел и растекся в моих объятиях медузкой. Только все тянулся ко мне и прижимался губами куда попало, словно в чем-то удостоверяясь. В невесомом теле трепетала жилка стихии воды, и мне нестерпимо хотелось до нее как-нибудь добраться... Он в очередной раз поцеловал меня в основание шеи, и выдержка изменила мне: в конце-концов, что в этом такого, раз парень так хочет. Я осторожно провел между двух половинок его попки, слегка надавил, и обнаружил ужасно забавную штуку: если применить к ткани легкое заклятие земли, то она расступалась. Тиль тихо застонал и изогнулся, когда мой палец приласкал податливо раскрывшийся вход.

— Какое счастье лицезреть столь милого юношу! — "Безупречная игрушка, Никрам".

Малыш оторвал пылающее лицо от моей груди и попытался сфокусироваться на Эремийоне:

— Я тоже рад, князь.

Эремийон улыбался — и внезапно я увидел, как он изменился. Хищные черты его неуловимо смягчились, ледяной огонь в глазах погас и сменился ясным сиянием, а аура словно вывернулась — вместо яростных потоков стихий она засветилась спокойной силой целителя. И теплом мага разума. Да, целители несли с собой уют и утешение страждущим, а маги разума — тепло и сочувствие, ведь в этом состояла суть их дара: сострадание и понимание. И я совершенно не понимал предубеждений против менталистов. Конечно, наш... в смысле, дар мага разума можно применить во вред, но ведь точно так же можно извратить и дар целителя (не говоря уже о стихийниках), а их никто не опасается. И совершенное зло корежит душу менталисту так же, как и целителю.

Я пошевелил пальцами в горячей плоти своего мужа (тот коротко вздохнул) и устроился на диване с ним на коленях.

— Ваш супруг очень волновался за вас, Линтилар, и просил осмотреть, вы ведь не расстроите его отказом? — Эремийон внушал приязнь и доверие прямо-таки на физическом уровне. Я фыркнул Тилю в макушку и снова погладил его изнутри, заставляя вытянуться и развести колени.

— Нет, что вы, князь...

— Тогда, пожалуйста, разденьтесь — для медосмотра — "Поиграем в доктора, Никрам?"

Малыш испуганно оглянулся, вспомнив, по-видимому, недавнюю сцену ревности в моем исполнении. Но я совершенно не ревновал к Эремийону. Он дразнил меня, и мне хотелось играть в ответ.

— Слушайся доктора, Тиль, доктор знает, что говорит — "А ты мог бы сейчас втереться в доверие диверсионному отряду дроу, Рэм? Или твоя сила действует только на маленьких эльфов?"

Демонстрируемой мощи хватило бы раскатать мозги паре сотен простых граждан в пищащую от любви массу. Для того, чтобы вызвать расположение беззащитного пациента ее было в явном избытке. Мне приходилось смыкать щиты разума вокруг Тиля и держать его внутри своей ауры. Я с сожалением вытащил из малыша руку и поставил на пол — и внезапно почувствовал как его защита прогибается под давлением Эремийона. Он застыл, завороженно глядя на князя, а я поспешно положил ладонь ему на шею. Щиты воспряли. На самом деле в действиях князя не было ничего опасного, временное очарование, абсолютно безвредное для души... даже полезное благодаря ощущению случившегося счастья.

Я рассеянно перебирал волосы Тиля, а он раздевался, розовея и стесняясь под добрым взглядом Эремийона.

— Как вы себя чувствуете, Линтилар? У вас не случается блуждающих болей? — "Дело не в расе и даже не в величине дара, Никрам. Имеет значение только сила духа," — князь проводил кончиками пальцев в опасной близости от тела моего мужа. Тот лежал на диване, головой на моих коленях, и прикрывался ладошками, с запинкой отвечая на вопросы. Оказывается, боли у него случались, и выпадения из реальности, и приступы тошноты.

— "Это бред, Рэм, что величина дара не имеет значения. Или ты так очень смешно шутишь?" — тем временем молча возмущался я.

— "Даже сейчас мне не веришь. Сколько раз я тебе говорил, что магия разума — всего лишь подвид магии духа, увы, не зависящая у эльфов от силы этого самого духа. Иначе ты был бы величайшим магом разума... с такой-то упертостью. Поэтому никто из нас никогда не сломает киншасха. И не согнет. Но мы можем сломать дроу."

Магия духа — природная магия оборотней, киншасхов... свирепых и воинственных чудовищ в одной ипостаси и лживых беспринципных шлюшках — в другой.

— "Да," — ухмылялся я, щекоча Тиля под коленкой стеком (тот обнаружился на полке журнального столика). Тиль мило дергал ножкой, — "Вот у кого силы духа ни взять ни отнять, так это у бл..дских киншасхов. Просто мой духовный портрет, судя по всему. С моей-то бл..дской упертостью. Куда уж там дроу — и рядом не валялись. Даром, что полмира под себя подмяли. Лично проверял?"

— "Ты," — бесился Эремийон, — "Забыл свои развлечения с пленными и думаешь, что весь в белом? Так я тебе напомню — кто лично проверял. Во всех подробностях."

Вслух же он говорил с лицом просветленным и благостным (никто так не умеет разделят чувства, как маги разума):

— Я восстановил ваше физическое тело, юноша, надеюсь, через несколько дней вы избавитесь от этого возмутительного истощения. Теперь же стоит заняться источником магических повреждений. Покажите, как вы их получили их в последний раз.

Я в это время молча исходил на г... ээ...в смысле — мое высочество злилось, утомленное нести вину за грехи Никрама. Додумав эту мысль до конца, я усмехнулся — надеюсь, принц мучается в моем теле не меньше. Эремийон между тем завершил свою речь легким прикосновением к животику Тиля, и тот вздрогнул, сгибая колени и зажимая ими руки. Потом изогнулся, растерянно заглядывая мне в лицо. Огромные застывшие глаза на щенячьей мордочке. Я сгреб его в охапку, зарываясь носом в мягкие волосы. Мать, я словно забыл, для чего мы собрались, увлекшись будоражащими игрищами Эремийона. А ведь пора переходить к магии разума, раз исцеление закончено.

Князь больше не развлекался карикатурным изображением святого. Он серьезно смотрел на меня, о чем-то размышляя. Безупречный контроль ситуации, подумал я: он ведет настроение, всегда впереди, всегда на грани. Пусть, не мне тягаться с древним магом разума, достаточно того, что я понимаю — что он делает. Но от этого совершенства сердце слегка сдавило в невидимом кулаке. Он обернет игру против меня, и кулак сожмется со всей силы. Наверно, это будет больно.

Так мы и мерили друг друга изучающими взглядами, когда Тиль прервал увлекательное занятие, уткнувшись мне щечкой в губы и потеревшись голой попкой о, скажем так, колени. Я фыркнул:

— Это было примерно вот так, доктор, — приподнял мальчика, расстегивая брюки, и осторожно опустил обратно. Тот только глухо застонал, когда моя плоть вошла в его горячую попку. Он опустил голову, все так же стыдливо прикрываясь руками. Его дрожь и возбуждение ощущались всем телом. Я сжал его запястья, отводя, и развел колени пошире, с острым удовольствием отметив слабый румянец, вспыхнувший на скулах Эремийона. — Вам хорошо все видно, доктор?

— О, да, прекрасно, спасибо — "Тебе надо выбрать метод лечения, Никрам. Я могу содрать с него в течении часа все путы души и разума. Он будет чист, как пятилетний младенец и так же уязвим. Забудет твою жестокость и полюбит заново — всем сердцем за малейшую ласку."

Улыбаясь, князь опустился на пол, явно наслаждаясь видом беззащитно распятого на мне Тиля. Провел ладонью по нежному бедру, пощекотал возбужденную мошонку... Мальчик забился, откидываясь на мое плечо и бессвязно что-то шепча в шею. А я чувствовал жар руки Эремийона, как будто он прикоснулся к моей коже.

— Вы прекрасно сложены, юноша, вам нечего стыдиться — "Или я проведу его путями разума, заставляя осознавать все, что ты с ним сделал и как; и всей душой участвовать в снятии пут. Это потребует нескольких сеансов и займет не меньше недели. Вряд ли он будет после этого так же безупречно отзывчив и покорен тебе... может, вообще возненавидит. Но у него будет шанс обрести личность. И сохранить ее даже рядом с тобой. В любом случае — поклянись, что будешь ласков к нему и избавишь от своих издевательств, я не собираюсь обеспечивать тебя постоянно новой игрушкой."

Всю свою жизнь я считал себя обязанным защищать слабых, даже профессию выбрал соответствующую. Защищать, опекать и решать — что для них лучше и как им надо жить. Еще вчера я бы ни мгновения ни помедлил перед тем, как сказать: заканчивай за час, Рэм, я позабочусь о малыше и его личности. Но минувшая ночь впервые заставила меня усомниться в себе. А последние три дня изменили мое понимание свободы, и я стал отчаянно ценить ее... и не только свою. Нельзя никого лишать возможности осознавать себя, ломать, не давая обрести ту самую силу духа, о которой говорил Эремийон. Маги разума могли сделать это так, что эльф останется счастлив и доволен... внезапно я начал понимать, чего боялся мой муж, и паранойю Никрама. Но так не хотелось терять любовь Тиля, даже такую — неправильную и больную...

— Второе, — сказал я вслух, сжимая тонкую талию мужа и медленно насаживая его на себя — может, в последний раз. А Эремийон склонил голову набок и задумчиво лизнул аккуратный член Тиля — с таким видом, будто пробовал новую конфетку. По моему телу прошла дрожь, малыш судорожно метался и захлебывался стонами, а я смотрел на волосы князя: искристо-снежные, они казались такими холодными в сравнении с исходящим от него жаром. Завороженный, я провел по серебряным прядям.

И Эремийон дернулся, как от удара, вскидывая на меня глаза, полные изумления и гнева. На бледных щеках снова вспыхнул румянец — на этот раз куда более яркий. Секунду он сверлил меня взглядом, а потом мстительно улыбнулся и скользнул рукой мне по яйцам. Мимолетное прикосновение пронзило меня острым наслаждением, я коротко рыкнул, откидываясь и почти теряя контроль. Князь поднялся с колен и теперь склонялся надо мной, упираясь в спинку дивана и разглядывая мое лицо. Ну, погоди же... исследователь. Я притянул его к себе, расстегивая ширинку — кто бы сомневался, что он всегда готов — и князь не сопротивлялся, неверяще замерев. Улыбаясь, я прикоснулся губами к его напряженной головке.

— Что же ты творишь — "Рам," — прошептал Эремийон, сгибаясь. Я ткнул Тиля лицом ему в пах, и тот принялся самоотверженно лизаться. Эремийон тихо засмеялся, содрогаясь, а я несколько раз сильно провел рукой между ног малыша, заставляя его кончить вместе с нами.

Глава 15-16: Сдвоенная. Магия духа.

Путь рейнджера.

Я притащил из ванной влажные горячие полотенца и принялся вытирать Тилю заляпанную мордочку. Он только хлопал на меня сонно закатывающимися глазами. Отрубиться ему мешали действия Эремийона — тот с жестоким детским любопытством на лице тыкал в него пальцем и щипался. А Тиль послушно раздвигал перед ним бедра и выставлял попку, только чуть вздрагивал и прижимался ко мне. Маленький звереныш. Я рассеянно огладил податливое шелковистое тело, защищая таким образом от посягательств, и наклонился поцеловать, когда малыш вдруг с писком подскочил, едва не врезав мне лбом по носу (я ловко увернулся), и рванулся в сторону.

За ним, мотая лапами, с жужжанием бросился полуметровый мохнатый паук. Эремийон засмеялся, радостно хлопнув себя по колену. Я тоже фыркнул, не удержавшись — пацан был такой забавный, когда голышом вскочил на спинку дивана, словно испуганный котенок. Это было лишь слабое заклинание воды, кажется, такие называли анимационным... злые шутки. Князь перехватил мою руку, готовую погасить паука:

— Развейте его сами, Линтилар, это вода, ваша стихия, и вам это сейчас под силу.

Мальчик протянул к пауку дрожащие лапки, напрягаясь, и тот, утробно ворча, вцепился ему в коленку. И завибрировал конечностями к его съежившемуся достоинству. Тиль завопил, свалился с дивана и на четвереньках обежал его вокруг. Финишировал он, уткнувшись лицом в мои колени, а паук со смачным шлепком разбился о поджавшиеся ягодицы. Меня окатило ледяными брызгами.

— Какая полезная привычка — встречать опасность голой задницей — "Выпусти его из своей ауры, Никрам".

Я приласкал мокрую попку, суша и согревая, а потом осторожно высвободился и отошел к окну. Тиль провожал меня испуганным взглядом, стоя на коленях в луже воды. Я заставил ее испариться.

— Простите... — прошептал он.

— За что вы извиняетесь, юноша? — ласково спросил Эремийон. В нем практически не осталось света целителя, стихии воды и воздуха в его ауре вновь бешено закрутились в блекло-фиолетовую воронку, а сила мага разума перестала быть теплой. Она воспринималась как ветвящийся разряд молнии.

— Я ни на что не способен...

— Не сожалейте об этом. Ваша глупость и беззащитность доставляют мне истинное удовольствие. Вы просто не представляете себе, как приятно видеть такого юного и красивого мага воды униженно ползающим у моих ног.

Он приподнял подбородок Тиля, заставляя смотреть себе в глаза.