Оцифрованный человек 2

Это всего лишь простое нагромождение букв, сложившееся достаточно удачно, чтобы не сильно резать слух.

Они машут мне рукой, а я не могу пошевелиться. Я не чувствую своего тела. И вижу, как медленными черными трещинами, вездесущими и словно бы появляющимися из ниоткуда, покрывается эта картина, так приятно греющая сердце. Черты лица женщины и девочки начинают плавиться, как воск, и медленно стекают вниз.

В конце концов, трещины захватывают этот мир, и картина разлетается множеством осколков. Ее уже не собрать.

Мне восемь лет. Я сижу в слишком большом для меня кресле, забравшись в него с ногами, и читаю. Это книга из библиотеки отца. Он не любил, когда я забирался в его кабинет просто так, и единственной причиной, по которой он пускал меня в свою обитель, были книги. Различные научные трактаты из самых разных областей человеческой науки, собранные в хаотическом порядке человеком, бывшим своеобразным гением.

Отец много работал. И те редкие моменты, когда он бывал дома, он предпочитал провести за книгами. Он гнался за знаниями, которые должны были послужить некоей цели, поставленной им перед собой.

Дети для него были самой незначительной частью его жизни. Но даже этого было достаточно, чтобы требовать от нас максимума. Если учиться — то быть лучшим. Если тренироваться — то до кровавого пота. Если драться — то до смерти. Его дети должны быть идеальными. Так он считал. И совершенно не считался с нашим мнением.

И все же я любил его. Той детской любовью, что находит оправдание любому плохому поступку, выстраивая его на хороших деяниях. Я считал, что должен оправдать чаяния отца.

И потому каждый раз, когда он возвращался домой, я проникал в его кабинет, брал книгу из стеллажа и, читая, краем глаза наблюдал за ним.

Мальком Гладуэл: "Гении и аутсайдеры: Почему одним все, а другим ничего" — было написано на обложке. Но это меня не волновало.

Зато волновала высокая худая фигура мужчины с вьющимися медно-рыжими волосами, обрамляющими угловатое лицо, который, нахмурив лоб и сжав тонкие губы, вычерчивал что-то в пухлой тетради, которая, как я знал, была его рабочим журналом. Я никогда не заглядывал в него. Это было под запретом. Но даже простой вид отца, погруженного в работу и не обращающего на меня никакого внимания, грел мою душу.

Он оторвал взгляд от рабочего журнала и поднял его на меня. Я поспешил уткнуться в книгу, найдя глазами строчки, на которых остановился.

"Таким образом, к 20 годам у лучших студентов в общей сумме набиралось до 10 000 часов занятий. У средних студентов количество часов составляло 8 000, а будущие учителя музыки репетировали не более 4 000 часов".

Правило 10 000 часов. Я лишь пожал плечами и продолжил читать, украдкой поглядывая на отца, который, убедившись, что я не отлыниваю, снова углубился в свою работу.

И снова знакомые трещины. Но черты лица не плавятся. Тени становятся острее и глубже, затягивая мир вокруг меня и возвращая в черноту.

Мне пятнадцать лет. Я стою на крыльце школы и наблюдаю, как амбал из параллельного класса зажал в углу школьного двора трех маленьких девочек, на вид — третьеклассниц, не старше. Он что-то требовал от них, нависая над ними своей громадной тушей.

Я знаю этого парня. Своеобразный гений, прямо как мой отец. Прекрасный художник и, как это ни парадоксально, великолепный математик, увлекающийся современными технологиями и программированием, но отвратительный человек, не признающий иных авторитетов, кроме собственного слова.

Его звали Альберт Фокс. Через десять лет он откроет человечеству новые виртуальные миры. Двадцатипятилетний гений, перевернувший представления человечества об индустрии развлечений. Но сейчас это всего лишь хулиган, задирающий тех, кто слабее его.

Картинка расплывается, и я снова проваливаюсь в темноту.

Мне двадцать восемь. Я лежу в капсуле, увитый проводами, и смотрю сквозь прозрачное стекло на серое от усталости и изрядно осунувшееся лицо Фокса. Он поправляет очки, сползшие на нос, и, что-то вводя на планшете, смотрит прямо на меня. Будто ждет чего-то.

Я киваю — и все мое тело сводит судорогой. Острейшая боль пронзает каждую клетку моего тела, сводя с ума и, казалось, выжигая напрочь мой мозг. Я царапаю ногтями внутреннюю сторону капсулы, рву голосовые связки в крике и чувствую, как вот-вот взорвутся мои глаза. Что-то липкое и вязкое течет по моему лицу из глаз, ушей, носа... казалось, каждая пора моего тела сочится кровью.

Я не помню, сколько длится эта агония. Может, мгновение. Может, год. Сейчас это неважно. Больше ничего нет. Только я и боль, рвущая мое тело на мириады клочков. И тьма.

Но вот боль уходит, будто кто-то смилостивился и прервал мои мучения, подарив мне столь желанную, милостивую и освободительную смерть. Перед глазами вспыхивает радуга. Она причудливо изгибается, образуя все новые и новые совершенно невероятные, фантастические и абсолютно уникальные, неповторимые узоры и очертания. И, боже, это самое красивое зрелище, которое я когда-либо видел!

В тот момент я, убежденный атеист, был готов поверить в Бога и Рай. Но реальность быстро вернула меня в чувство. Ну... не совсем в чувство.

Первой была эйфория. Она охватила меня с ног до головы, стоило мне почувствовать, как трава щекочет голые ступни. Я увидел потрясающий луг, уходящий далеко за горизонт. И надпись, висящую перед моими глазами:

"Добро пожаловать в этот мир!"

Удалось.

И снова трещины. И снова звук бьющегося стекла. Но картинка не исчезает. Уходящий в бесконечность зеленый луг. Прохладный ветер, играющий в волосах. Теплое солнце, не слепящее, но греющее. Рай на земле. Но что-то было неправильно. В этом раю, который принадлежал только мне, был кто-то еще. Черная клякса с двумя медленно пульсирующими алыми угольками глаз.

Клякса оформилась в худую фигуру, завернутую в черные одеяния и опирающуюся на узловатый посох.

— Чудесное место, — произнес Нельденер, оглядываясь вокруг. — Очень... умиротворяющее.

— Что происходит? — вырвалось у меня. Самые старые воспоминания, только что пережитые мной, растворились в пустоте, и прошлое стремительным потоком прошило меня. Последним, что я запомнил, был устремившийся ко мне поток тьмы, сорвавшийся с навершия посоха Нельденера. А после него — пустота.

Маг оставил мой вопрос без ответа. И у меня появилось четкое ощущение, что этот самый ответ он прекрасно знал.

— Знаешь, ты меня удивил, — сказал он все тем же ничего не выражающим голосом, от которого почему-то мурашки бежали по спине. Взгляд алых угольков скользил по окружающему нас пейзажу и, наконец, остановился на мне. — Я многого от тебя ожидал, но никак не такого... впечатляющего прогресса. Да, определенно не такого. Впрочем, это хорошо.

— Что с моими друзьями? — спросил я. Но игровой интерфейс не отзывался. Пропало абсолютно все. Как будто я вновь нахожусь в реальном мире.

— Я остановил их. Мне нужно было кое-что сделать, а вы мне мешали. Убивать вас... Слишком долго. К тому же, мне было любопытно посмотреть на тебя в, так сказать, приватной обстановке. Все это, — маг развел руками, — всего лишь фантазия, порожденная твоим разумом. Хорошо быть тобой, не так ли?

Почему-то на слове "тобой" Нельденер сделал особый акцент. И в его голосе, доселе безэмоциональном, впервые прозвучало что-то, похожее на насмешку.

— В общем, увиденным я более-менее доволен. Хотя темпы твоего развития несколько обескураживают, — произнес маг. — Но остальное вполне и вполне неплохо.

Все это походило на какой-то странный сон. Я совершенно не понимал, что происходит. Почему вдруг всплыли эти старые воспоминания? Почему именно они, в общем-то, ничем не примечательные? Ну, кроме последнего, естественно. Я точно знал, что в моем прошлом были и более яркие события, но почему-то именно "знал". Вспомнить о них мне не удавалось.

— Что вообще происходит?! — я чувствовал, как разум медленно, но верно захватывает что-то, похожее на совершенно мне не свойственную истерику.

— Ничего, — ответил Нельденер и растаял в воздухе. А в следующий момент земля сотряслась. Глубокие черные трещины пересекли окружающий мир, будто выгравированный в камне или сложенный из стекла — какой угодно, только не реальный.

— Тебе предстоит сражение, Энли. Советую к нему подготовиться, — голос Нельденера звучал, казалось, отовсюду. А в следующий момент все пропало, и я осознал себя стоящим на коленях на черной выжженной земле. Меч лежал совсем рядом со мной, но я не мог не то что потянуться за ним — даже пошевелиться. Все тело будто оцепенело.

— Убить их? — чуть в стороне послышался глухой бас, принадлежавший, видимо, тому гиганту в доспехе, сопровождавшему Нельденера.

Игровой интерфейс вернулся, а вместе с ним и контроль над телом. Я поднял голову и осмотрелся. Мои спутники замерли в неестественных позах — видимо, магия Нельденера застала их в момент атаки. Я был единственным, кто сидел на коленях, как оказалось, прямо перед магом в черных одеяниях.

Нельденер отвернулся от меня и зашагал прочь. Пройдя мимо стоящего неподвижно гиганта, он едва заметно кивнул.

— Можешь попытаться, — бросил он. — Думаю это будет весело. На всякий случай — прощай.

— Прощайте, Владыка, — прогудел великан, доставая из-за спины двуручник, в котором я не без удивления узнал уже знакомый мне Меч Бездны, принадлежавший ранее Магистру Первородных, с которым мы с Шэной сразились в пещерах под Белым Древом.

Медленно поднявшись на ноги и взяв в руки меч, я наблюдал за тем, как Нельденер дошел до границы поселения зомби и взмахнул посохом. В следующий момент земля содрогнулась. Из-за свинцовых туч вниз спикировал огромный костяной дракон. Приземлившись перед магом, он подставил Нельденеру крыло для подъема и оскалился в нашу сторону. Маг ловко вскарабкался вверх и, устроившись верхом на драконе, приказал:

— Сжечь.

Дракон взмахнул костяными крыльями, в принципе не способными к физиологическому полету, и взлетел. Поднявшись на определенную высоту, он завис и выдохнул широкую струю алого пламени явно магического происхождения. Пройдясь ей по деревне, он выжег к черту все здания и всех зомби, заодно образовав своеобразный полукруг вокруг нас с Черным Рыцарем и прямой коридор за границы поселения, бывший скорее насмешкой, чем действительно выходом. Впрочем, другого варианта все равно не оставалось.

Дракон вместе с Нельденером уже скрылся за тучами, а мы по-прежнему стояли друг напротив друга. Взяв наизготовку меч и приготовившись к бою, я изучал своего противника.

Это действительно был гигант. Его рост был не меньше двух с половиной метров. Широкие плечи и массивная фигура закованы в полный латный доспех, усеянный шипами. На плечах трепыхался короткий оборванный плащ. Истрепанный капюшон скрывал его лицо. На поясе висела хищного вида секира.

— Мне жаль, что нам придется столкнуться в бою, наследник, — внезапно прогудел гигант и свободной от меча рукой откинул назад капюшон, обнажая белое, как кость, лицо с черными глазами, украшенное сетью мелких шрамов. Седые волосы казались полуистлевшими. Лоб украшал обруч с инкрустированным в него тусклым сапфиром.

— Мне тоже, — прошептал я, отстегнув плащ и ножны. Они еще не упали на землю, когда я сорвался с места и метнулся на встречу Рыцарю.

До него оставалось не более пяти коротких шагов, и Рыцарь уже вскинул меч для защиты, когда я ушел в Пространственный шаг. Выйдя из него за спиной противника, я обрушил на него меч, однако гигант оказался неожиданно быстрым. Ему хватило скорости не только развернуться и блокировать мою атаку, но и тут же контратаковать. Массивный меч, в его руках подобный пушинке, со свистом рассек воздух в том месте, где еще мгновение назад было мое тело. Отскочив, я, ни на что особо не надеясь, метнул в него несколько метательных ножей. Почти все они бессильно звякнулись, столкнувшись с доспехом Рыцаря, и только один просвистел в опасной близости от уха гиганта.

И снова мы замерли друг против друга. Первый раунд окончился ничьей. Ни одна из атак — ни моя, ни его — не достигли своей цели.

Я снова атаковал. Стремительно сократив расстояние между нами и стараясь войти в максимально близкий контакт, туда, где он не сможет эффективно орудовать своим двуручником, я обрушил на него град ударов, метя в уязвимые места. В ответ Рыцарь перехватил меч одной рукой и, сорвав с пояса секиру, принялся орудовать ей, перехватывая мои удары и переводя их в контратаку. Однако даже для него управляться с Мечом Бездны одной рукой не получалось достаточно эффективно, поэтому секира вернулась на пояс, а Рыцарь, успешно увеличивший между нами расстояние, пошел в наступление. И теперь уже я был вынужден скакать вокруг него бешеным зайцем, уклоняясь от стремительных атак, самые опасные принимая на отводящие блоки.

Уйдя от очередного удара пируэтом, я снова сорвался в Пространственный шаг, сокращая расстояние и атакуя Рыцаря с бока чередой быстрых, но слабых ударов, больше предназначенных для проверки максимальной скорости его движений, чем для реального нанесения какого-то ущерба. И это дало неплохой результат, однако осознавать его пришлось уже в полете, в который меня отправили ударом латного сапога.

Пропахав спиной землю, я хотел тут же вскочить на ноги, но вместо этого пришлось срочно перекатываться вбок. В место, где я только что лежал, вонзилось черное лезвие Меча Бездны. Уйдя от этой атаки, я тут же вскочил на ноги и едва увернулся от кулака, закованного в массивную латную перчатку. Для того, чтобы восстановиться после полета и сориентироваться, пришлось разрывать дистанцию, метнув кинжал из материализованной маны и уходя в Пространственный шаг.

Уже там, застыв на огненной границе арены и чувствуя, как магическое пламя издевательски нагревает спину, я быстро обдумывал полученные результаты.

Несмотря на свою скорость, Черный Рыцарь все-таки двигался медленнее меня. Его габариты и тяжелые латы просто не давали ему возможности двигаться так же стремительно. Но тем не менее его скорость поражала. Ее было достаточно, чтобы блокировать не все, но три четверти моих атак точно.

Зато его атаки были очень сильными. Каждый удар, приходившийся в землю, оставлял в ней глубокие рытвины, которые усложняли мне передвижение, создавая риск оступиться. Принимать атаки на жесткий блок я не рискну. Даже простое отведение его меча в сторону едва не вырывало оружие из моих рук — такая сила была вложена в каждое его движение.

Далее. Латы обеспечивали отличную защиту и сильно снижали урон, наносимый ему моими атаками. И рассчитывать на критические удары не приходилось — мой меч был слишком длинным, чтобы эффективно атаковать немногочисленные уязвимые места доспеха на максимально близкой дистанции.

Зато моя последняя атака, больше рассчитанная на отвлечение внимания, принесла совершенно неожиданный успех. Кинжал из материализованной маны пробил насквозь латный наруч Рыцаря вместе с его рукой! Похоже, защита от магии у этих лат была совершенно никакой. Это мой шанс!