Дети ночи: Ненависть в цепях дружбы

— Да! — улыбнулась Лазель. — Кровь оборотня с добавлением нашего эликсира. Ну ты, наверняка, знаешь о нем.

— Тот самый, который позволяет крови сохранять тепло и свежесть на протяжении лет?

— Именно. Ну, как говорится, за нас!

Они чокнулись бокалами и почти одновременно пригубили их содержимое. Что-то подобное Алекса пробовала лишь однажды, очень давно, когда еще путешествовала вместе с Менестрес. Вкус был очень своеобразный. Нет, в том, что это кровь, не оставалось никаких сомнений. Но она была немного другой, живее что ли... И, что удивительно, вызывало легкое опьянение. Алекса почувствовала это где-то после третьего бокала. Когда она сказала Лазель, та заливисто рассмеялась и сказала:

— Еще бы! Кровь оборотня или вампира почти всегда вызывает такой эффект, в этом ее ценность. Еще?

— Спасибо, нет. Я и так не была особо голодна, а теперь...

— Ну, как хочешь. Кстати, у меня для тебя есть подарок.

— Да? У меня тоже.

— Я сейчас, — Лазель упорхнула, как порыв ветра. Вот она сидела рядом, и ее уже нет. Она вернулась всего несколько мгновений спустя. В ее руках был небольшой сверток, который вампирша протянула Алексе.

Она приняла сверток и нетерпеливо развернула. Увидев его содержимое, она так и застыла. Лишь через некоторое время Алекса вышла из ступора и, не сдержавшись, расхохоталась. На ее коленях, среди оберточной бумаги лежал кинжал. Тот самый кинжал, который она помогла исправить в кузне Петра. Ну как тут не рассмеяться?

— Что с тобой? — удивленно спросила Лазель, присаживаясь рядом. — Тебе не понравился подарок?

— Нет, что ты, подарок замечательный, просто... — и она рассказала подруге историю, связанную с этим кинжалом. К ее концу они хохотали уже обе, да так, что аж слезы выступили.

С трудом снова обретя возможность говорить спокойно, Алекса достала свой подарок и вручила его Лазель, сказав:

— А вот это мой подарок тебе.

Открыв коробочку, вампирша увидела аккуратный перстень, в котором серебро и золото слились в вечном танце, образуя чеканный узор, повторяющий родовой знак Лазель, переплетенный с солнцем и луной.

— Это просто великолепно! — выдохнула вампирша. — Еще никому не удавалось так точно отобразить знак нашего рода! Спасибо!

Она поцеловала Алексу и тотчас надела перстень.

Так получилось, что они уже сидели не на диване, а на распростертой перед камином медвежьей шкуре, которая была просто огромна. Алексе нравилось ощущать под рукой шелковистый мех. Во всем этом было что-то первобытное. Они неспешно разговаривали обо всем и ни о чем. Но в словах и не было необходимости. Даже без них между этими двумя возникло некое духовное родство. Может, под влиянием момента, может еще из-за чего, но сейчас, в данный момент это было так.

Наблюдая за игрой огня, Алекса неожиданно даже для себя самой спросила:

— Скажи, а когда ты меняешь облик, ты не боишься, что не сможешь измениться обратно?

— Это невозможно. За всю историю нашего клана подобного не было ни разу. Страха нет абсолютно, скорее эйфория.

— Но при изменении тела должно быть чертовски больно!

— Я бы не сказала. Захваченная экстазом изменения ты не чувствуешь ни боли, ничего. Да и не такой это долгий процесс, — просто ответила Лазель, будто они обсуждали, как растут цветы на лужайке. Вдруг в ее глазах загорелся задорный огонек, и она сказала, — Я покажу тебе.

— Что? — удивленно переспросила Алекса.

— Я изменюсь при тебе, и ты все увидишь. Я хочу этого, — голос ее уже был абсолютно серьезен, а выражение лица такое, что Алекса не смогла отвести взгляда. На нем читалось страстное желание открыться, открыться именно ей. Вампирше даже стало не по себе от такой откровенности. И она посчитала, что не вправе отказать ей в этом. Она сказала:

— Хорошо.

Лазель встала и стала расстегивать многочисленные застежки своего платья. Алекса так и осталась сидеть, прислонившись спиной к дивану и сцепив руки на колене согнутой ноги. Она не сводила глаз с подруги. Та уже расправилась с одеждой и стояла, обнаженная, распуская волосы. В конце-концов единственное, что осталось на ней, это медальон, золотая цепочка которого обвивала тонкую шею, и перстень — подарок Алексы.

— В одежде менять облик очень неудобно, особенно в женской, да и платье портить не хочется, — прокомментировала она свои действия.

Закончив с внешним видом, Лазель присела на шкуру рядом с Алексой, но не слишком близко, оставляя место для маневра.

— И что теперь? — спросила вампирша.

— Смотри.

Лазель закрыла глаза, положив руки на колени. Тотчас Алекса ощутила, что поток исходящей от нее силы усилился. Как если бы легкий ветерок стал вихрем, эта сила коконом окружала Лазель, и вряд ли давала о себе знать за пределами этой комнаты. Алекса ее чувствовала, так как находилась совсем рядом.

Вдруг эта сила стала как-то плотнее, Лазель словно впитывала, втягивала ее обратно в себя. И в то же время ее кожа пришла в движение, как вода от брошенного камня, и вместе с тем создавалось ощущение, что она светиться изнутри.

Черты лица и тела стали меняться. Чуть более резкие линии, плечи стали шире, женская грудь исчезла в грудной клетке, но появились половые признаки мужчины. Алекса видела, как перекидываются оборотни, как из человека поднимется зверь. Во всем этом было нечто общее, но далеко не все. То, что она видела сейчас, казалось таким естественным, плавным.

Всего минуту назад рядом с ней сидела девушка, теперь на том же месте находился юноша. Юноша вампир. Вот вихрь силы вокруг него совсем стих, и он вздохнул и открыл глаза. Их взгляд потряс Алексу гораздо больше всего остального. Казалось, сама душа Лазель раскрылась через них. За какой-то миг слишком многое отразилось в них и слишком честно. Доверие и боязнь отвергнуть своим видом, сила и опасение, и еще что-то такое завораживающе-затягивающее, для чего просто не было названия.

Лазель неуверенно улыбнулся (мужской род теперь подходил ей... ему гораздо больше) и тихо сказал:

— Вот так. Теперь ты видела все.

— Да... — так же тихо, словно боясь спугнуть что-то или кого-то, ответила Алекса. — Это... это поразительно! Это действительно надо увидеть, чтобы поверить до конца!

— Я удивил тебя... но не шокировал, — в голосе Лазель, который стал чуть ниже и глубже, послышалось облегчение.

— Это в самом деле удивительно, но шокирующее — нет. Шокирует что-то совершенно невообразимое, неприятное или ужасающее. А все это кажется мне вполне естественным.

— Спасибо, — как-то уж очень серьезно сказал Лазель.

— Да не за что. Я не привыкла лгать или лукавить и говорю, как есть.

— Это-то меня и радует, — улыбнулся вампир. — Да, мне, наверное, надо одеться. Прости, я сейчас.

Лазель легко, одним плавным движением, которое больше всего свидетельствовало о его нечеловеческой природе, поднялся на ноги и вышел из комнаты. Алекса смотрела ему вслед, наблюдая как движутся мышцы под кожей стройных ног и ягодиц. Она поймала себя на мысли, что сейчас воспринимает Лазель как мужчину так же легко, как несколько минут назад воспринимала ее как женщину.

Вампир скоро вернулся. Теперь на Лазель тоже был камзол, изумрудно-зеленый, чуть темнее глаз. Склонившись над Алексой, которая опять сидела на диване, он спросил с лукавой улыбкой:

— Ну, нравлюсь я тебе таким?

— Тебе одинаково хорошо и в платье, и в камзоле, если ты об этом, — улыбнулась в ответ вампирша.

— А вообще? — в его глазах продолжали плясать веселые искорки, но голос стал серьезен.

— О чем ты?

— А ты как думаешь? — их лица находились прямо друг напротив друга, между ними расстояние было меньше ладони.

— Я думаю, не ударило ли тебе в голову мужское начало, — шутливо ответила Алекса.

Лазель громко рассмеялся, потом, наконец, отошел от спинки дивана и сел уже рядом с вампиршей. Изящным жестом поправил кружева манжет, и только потом сказал:

— По-моему, тебе не очень по нраву то, что я стал мужчиной.

— С чего ты взял?

— Предположим, подсказала интуиция.

— Вовсе нет. Просто дай мне чуть привыкнуть. Прости, если чем-то обидела тебя.

— О, ты не можешь меня обидеть. Во всяком случае, не этим.

Говоря это, Лазель взял ее за руку, и было что-то в этом прикосновении, что Алекса пристальнее всмотрелась ему в лицо. То, что она там увидела, ее слегка озадачило: нежность, переходящая в нечто большее.

Алекса не знала точно, что отразилось в этот момент на ее лице, но то, что последовало потом, она никак не ожидала. Лазель склонился ближе и поцеловал ее почти целомудренным поцелуем. Почти. Для Алексы это было настолько неожиданным, что она и не подумала отстраниться. Да и не захотела. В конце-концов было приятно.

Наконец, Лазель отстранился сам. Их взгляды встретились, и он первым отвел глаза, сказав:

— Прости. Наверное, мне не стоило этого делать.

— Не извиняйся. Все нормально, — ее слова были искренны. Алекса была не из тех, кто готов делать трагедию из простого поцелуя. Ну, может, не совсем простого.

Остаток ночи они больше не касались этой темы, говоря обо всем другом, но не об этом. Потом, с рассветом, вернее чуть позже, Алекса вернулась к себе. Похоже, им обоим нужно было о многом подумать.

* * *

Алекса, проснувшись следующим вечером, честно пыталась уложить в голове все то, что произошло прошлой ночью. И гораздо больше ее мысли занимало не перевоплощение Лазель, а то, что случилось потом. Хотелось, конечно, свалить все на стечение обстоятельств, но думать так значило лгать себе. А Алекса была не из таких.

Сидя на подоконнике, она думала о том, где же все-таки та грань, миновав которую дружба переходит в нечто иное. Вампирша просто не знала, как ко всему этому относиться. И дело было не в том, что Лазель как бы девушка. Она стала Алексе добрым другом, и не хотелось этого терять. Алексе всегда трудно давались привязанности. Что же до большего, тут ее сердце молчало, не желая давать ни малейшей подсказки.

Устав от бесплотных размышлений, Алекса соскочила с подоконника, решив, что хватит терзать себя. С самокопанием можно повременить, и пока лучше чем-нибудь отвлечься. Она решила написать письмо Рамине, своему птенцу, да мало ли еще дел.

И все равно, долго не думать об этом не удавалось. Только забудешься, и мысли Алексы снова соскакивали в старое русло. "Да что ж с тобой такое? — спросила она сама себя. — Ты давно уже не ребенок и видела на этом свете едва ли не все. Что же тебя тут так зацепило?" Но ответа на все эти вопросы, как и следовало ожидать, не последовало.

Неужели их дружбе пришел конец? — в который уж раз задавалась вопросом Алекса. Четырежды она собиралась пойти и все, наконец, выяснить, но каждый раз что-то ее останавливало. Она ненавидела себя за эту трусость. Ведь это было так на нее непохоже!

Но через две ночи Лазель пришла сама. Она снова была в своем истинном облике, правда в мужском платье. Стоило лишь глянуть в окно, чтобы понять почему — снега намело в несметных количествах, да и ударили сильные морозы. В женском платье пешком далеко не уйдешь, а Лазель пришла именно пешком.

Увидев ее на своем пороге, Алекса первая приветливо улыбнулась и протянула руку со словами:

— Привет! Проходи скорее, на улице холод страшный!

— Да уж, — кивнула Лазель.

Ее рука оказалась холодной, как ледышка, будто в ней вовсе не было жизни. Алекса побыстрее повела ее к камину, говоря при этом:

— Ты что, совсем не питалась? У тебя сердце почти не бьется, да и бледная как смерть!

— На таком холоде никакое питание не поможет! — буркнула Лазель. — Ты не против, что я зашла?

— Нет, конечно! Как ты могла такое подумать! — воскликнула Алекса. — Я как раз сама к тебе собиралась. Давай сюда плащ.

Только сейчас она получила возможность как следует разглядеть наряд Лазель. Черные штаны из кожи уходили в высокие сапоги до колен. Ярко-алая рубашка, просторная, но практически без кружев, поверх которой было надето что-то вроде кожаной куртки.

Удивленно поведя бровью, Алекса сказала:

— Оригинальный выбор одежды!

— Именно. И ветром не продувает, — кивнула Лазель. Она уже согрелась, и снова выглядела как человек. Смертельная бледность исчезла без следа.

— Отогрелась? — заботливо спросила Алекса. — Может, тебе принести одеяло?

— Нет, не нужно. В конце-концов я же не могу простудиться! Просто кровь немного застыла. Сейчас все нормально. Спасибо за заботу.

Они сидели возле камина так же, как и многие вечера до этого. Но сегодня что-то было не так, разговор как-то не клеился. Наконец, Алекса не выдержала этой неопределенности и сказала:

— Думаю, нам нужно поговорить.

— Ты права, поэтому я и пришла. Просто не думала, что начать этот разговор будет так непросто, — Лазель несколько нервным жестом убрала с лица выбившуюся прядь волос.

— Клятвенно обещаю внимательно выслушать! — улыбнулась Алекса. Но улыбка умерла на ее губах, когда она столкнулась с чрезвычайно серьезным взглядом подруги. — Прости.

— Тебе не за что извиняться, — покачала головой Лазель. — Абсолютно не за что. Скорее наоборот.

— То есть?

— То, что произошло той ночью, в Рождество... все это случилось не просто под наплывом чувств, не совсем спонтанно, — она снова посмотрела в глаза Алексе, хоть ей это было и нелегко.

— Если тебя это волнует, то я не вижу в этом ничего такого, просто все произошло несколько неожиданно, — ответила вампирша, положив свою руку Лазель на плечо. У той в глазах промелькнуло что-то похожее на надежду, и она продолжила:

— Но дело не только в этом. Понимаешь... я очень к тебе привязалась. Ты стала мне хорошим другом. Я... — Лазель пыталась подобрать нужные слова. — Я не думала, что кто-то сможет заполнить пустоту в моей душе, которая осталась после гибели Эмили.

— Ты тоже стала для меня близким другом. Даже удивительно, что мы знаем друг друга так мало.

— Но ты для меня уже больше, чем друг. Алекса, ты... ты мне очень нравишься, — Лазель не в силах больше сдерживаться, вскочила, сделала два шага, остановилась, потом снова подошла к Алексе, которая тоже встала.

Они стояли так близко и неподвижно. На лице Алексы отражалась растерянность, нежность, желание хоть чем-то помочь. Для тех немногих, которые завоевали ее дружбу, она была готова в лепешку расшибиться. Но Лазель нужно было нечто иное. Она осторожно провела пальцами по лицу вампирши, словно боялась, что от неосторожного прикосновения оно рассыплется, как хрупкий фарфор, и тихо, практически одними губами, произнесла:

— Я люблю тебя.

Алекса подозревала, что разговор может завести их в подобное русло, и все-таки растерялась. Растерялась потому, что сама в своих чувствах запуталась окончательно. Для Лазель грань между дружбой и нечто большим оказалась пройденной, а для нее? Полные любви зеленые глаза смотрели на вампиршу, ожидая если не ответа, то хоть какой-то реакции, а та находилась в полной рассеянности.

Лазель не выдержала и, отведя глаза, сказала:

— Прости, не стоило, наверное, мне начинать этот разговор.