Пошли к стеллажу с луками. Федор мечтательно покрутил в руках "гастрофет" — здоровенный механический лук, который для зарядки требовалось упирать специальной аркой себе в пузо, и потом напрягать дугу пербором специальных рычагов. Болт такого гастрофета мог пробить насквозь двух-трех бездоспешных человек. Бил он и кольчугу. И только самую тяжелую пластинчатую броню гастрофет не всегда пробивал, но врагу от того было не легче, поскольку стрела ударом в доспех ломала ребра, и мяла внутренности в смятку. Гастрофет был могуч, но великоват, и долог в натяге.
— Есть хиропульты размером поменьше, — Предложил Мю.
— Нет, подумав ответил Федор. — Мешкотна перезарядка. Не для одинокого воина такое оружье. Я с луком хорош, да и то...
Лук изыскался царский, составной, могучий, с футляром на восточный манер, где и сам лук и стрелы возились вместе. В комплекте были стрелы с узкими бронебойными, да широкими живопырными наконечниками изумительной выделки. Цвет оперенья у стрел был разный, чтоб не вынимая из колчана, по кончикам сразу видеть, какую стрелу брать под дело. Несколько шелковых тетив прилагалось. Федор примерился, напрягся, накинул шелковую тетиву на ушко, натянул. Превосходный был лук!
— Эх! Не возьму, — с сожалением сказал Федор. — Без коня с большим щитом, да с луком, да с прочим скарбом — мешкотно. Обойдусь дротиками. Вот рюкзак бы еще заплечный... — Вспомнил он.
Рюкзак тоже отыскался. Толковый. Цельношитый из толстой шкуры, с толстыми мягкими лямками, с рамой из гнутых веток, распределяющих по спине нагрузку. Отдельные ремешки позволяли его крепить и к конской сбруе, как переметную суму. Добротный рюкзак.
— Ну, теперь идем в особый отдел. — Сказал Мю.
"Особый отдел" оказался стеллажами в самом дальнем от входа конце.
— Гляди, — привлек внимание Федора Десмонд, показав на стеллаж, где лежали какие-то трубки разного размера. Наиболее крупные были длинной в локоть, и диаметром в посох. А самые мелкие в мизинец длинной, чуть толще стилуса, которым скребли по дощечкам для письма. — Секретные стрелометы! — похвалился Мю, взяв одну из трубок в руки. — Сделаны по циньским образцам. Поворачиваешь кольцо здесь, жмешь на вот эту бляшку, и... — вжикнуло, — и в стенке стеллажа засела небольшая металлическая стрелка.
— Ловко, — удивился Федор, осмотрев стрелу. — Что же её бросает?
— Пружина внутри трубки, сделанная лучшими кузнецами. — Объяснил Мю. — Будешь брать?
— Не-а, — отмахнул рукой Федор. — Неглубоко вонзилась-то. И летит, видать, недалеко. Доспех не пробьет, в кольчугу глубоко не воткнется. Бездоспешного, разве, ранить только.
— Сущеглупый, — снисходительно ухмыльнулся Мю. — Дак ведь мы эти стрелки мажем самым сильнобыстрым ядом. Как попадет такая стрелка в человека, тут он синеет, — и славу ему поют. Ну-ка, погоди!.. — Мю обернулся к маячившим на почтительно расстоянии слугам, и распорядился, — приведите свинью!
Слуги исчезли, и — минуты не пробежало, откуда только взяли — вскорости притащили ошалелую, откормленную поросятину, и привязали её к стеллажу в одном из проходов.
— Смотри, — предупредил Мю, — куда более осторожно взяв еще одну трубку с отельной полки. — Сейчас ты увидишь, что делает этот ужасный и необоримый яд!..
— Э-ээ, погоди, — Федор протянул руку к Мю, аккуратно не касаясь трубки. — Не губи зазря животину. Верю я что ужасный яд. Потому и не возьму. Вещь мне не привычная. Не дай бог, протечет со стрелы. Или просто пусканешь неудачно, оцарапаешься... Ну его, я уж по старинке... Воткну стрелу в землю, или в труп многодневный, перед пуском, — и довольно.
— Хм... — Мю — Поставил ужасающий стреломет на предохранитель, и вернул на полку. — Тогда другой вариант. — Есть у нас яд не убивающий, а как бы сказать, расслабляющий.
— Это как? — Не понял Федор.
— Расслабляет, снизу. Тоже почти мгновенно. Уж так человека снизу чистит — что сразу он не боец, и долго ему еще будет не до тебя. Ну а если сам ненароком уколешься... Пострадаешь полденька, а все ж будешь живой. Только воду не забудь хлобыстать, а то этот процесс сильно обезвоживает.
— Ну-ка, продемонстрируй. — Заинтересовался Федор.
— Сей момент...
Мю добыл с другой полки почти неотличимую, маленькую трубку, направил её на свинью, нажал пуговку, и... — Со свиньей случилось ужасающее, и с таким напором, что окатило и ближайшие стеллажи. Животина верещала, будто её режут заживо мелкими ломтями, и билась в конвульсиях, которые грозили её разорвать. Пошел и ожидаемый неблагоуханный дух.
— Гм... — Прокряхтел Федор, огладив щеки — Милосердней, если б ты её сразу ядом погубил. Экий ужас... В людей-то таким и стрелять страшно, простит ли Христос сие изуверство... Ладно... дай, пожалуй, таких, штуки три. Только маленьких, чтоб спрятать в поясе.
— Держи, — снабдил его Мю. — Может и пригодиться.
— Не приведи Господь. Только если совсем отчаянно будет дело, или подлеца какого встречу, который в аду всем брат, — только тогда использую я столь бесчеловечное оружие. — Дал себе обет Федор, засовывая трубки в поясные карманы.
— Есть у меня и кое-что еще более впечатляющее, — пообещал Десмонд, и увлек Федора подальше, от зловонного духа, и несчастных слуг, которым теперь предстояло приводить в порядок животное. Подведя Федора к отдельно стоявшему стеллажу, он снял с него толстую металлическую трубу, длинной в руку. Глянув на трубу, Федор увидел, что она искусно сделана в виде бронзового дракона. Передняя часть была в виде свирепой распахнутой пасти, а задняя, где должен был быть хвост, — оканчивалась ручкой на штыре, навроде как у корабельных помп, которыми на море откачивали с кораблей воду — только маленькой.
— Что это? С сомнением спросил Федор.
— Хиросифон, — Значительно произнес Десмонд. — Он же "Хиропироверхоманион".
— Хиро-пиро... — С трудом попытался произнести Федор.
— Или если говорить точнее, как его назвали наши механники, — "РПО Мелисса"28, что означает "Ручница Пожаро-Окатывающая".
— А почему "Мелисса"? — Уточнил Федор.
— Гм... Не знаю. — Пожал плечами Десмонд. — Так создатели назвали, заблажило им. Может быть, — не прими за обиду, — чтоб простые солдаты могли не мучиться со словами вроде хиро-пиро.
— Толково, — согласился Федор. — Ну а что он делает? Слышал я про штуки под названием "сифон". На наших кораблях, да еще каросифоны, — на телегах при регулярной армии. Те штуки огнеметами были, и такое делали, что не приведи на себе испытать. А этот твой зачем?
— Так это и есть огнемет, — радостно рявкнул Мю — только маленький. Ну-ка смотри!
Десмонд схватил бронзового дракона, и побежал в самый дальний конец помещения, где на пустом месте было установлено соломенное чучело в виде человека, вроде тех, какими крестьяне пугают ворон на полях, и стал перед ним метрах в трех. Мю перехватил дракона поближе к пасти, и чиркнул встроенным в нижнюю челюсть небольшим колёсиком Видать, там был установлен кремень и кресало, потому что заискрило, и в пасти дракона зажглась как бы маленькая лампадка. После того Мю схватился за заднюю рукоять на штыре, резко отвел её назад, — раздался всасывающий свист, и рукоять высунулась из драконьего тела. А затем Мю резко толкнул рукоять обратно вперед. Фукнуло! — из пасти дракона вылетело ослепительное пламя. Федор в испуге отшатнулся. А пламя уже, будто огненный змий, пролетело вперед, объяло всего соломенного человека. Жарко и жадно затрещало, фигура горела, будто её поразил сам бог, или, вернее по пламени — диявол.
— Ромейский огонь... — благовейно прошептал Федор.
— Так и есть. — Довольно заметил Мю. — Гнев богов в руках человека. Пугающе мощное оружие.
— На сколько он бьет? — Несколько оправившись спросил Федор.
— Зависит, с какой силой и скоростью толкнешь внутрь насос. У меня получается метра на три. Ты парень здоровый, у тебя и на все пять может выйти.
— А зарядить его снова можно?
— Можно. Но для этого надо секрет огнесмеси знать. Не простая это, видишь, смесь. Ко всему на что попадет, липнет. И это главный секрет, который знают только особо доверенные государевы люди. Всяк иной, кто попробует проникнуть в этот секрет — умрет. Не только с нас с тобой. С члена царской семьи голову снимут, если они попробуют сунуть свой нос в этот секрет. Так что в путешествии такой сифон зарядить нельзя. Использовал — вези домой, или выбрасывай. В сифоне секрета нет. Весь секрет в огнесмеси.
— Ясно... Дашь?
— Раз показываю, — дам. Сколько тебе?
— Две. Нет, три!
— Бери три.
Федор сграбастал трех драконов, к которым были приделаны удобные сыромятные ремни, для удобного подвеса на плечи.
— Ну что, — вроде все. — Прикинул Мю. — Есть у меня еще пояса, с деньгами, да драгоценными каменьями в них зашитыми.
— О! — Обрадовался Федор. — Давай!
— Не могу. Это мне крепко запретили тебе давать. Сказали, будет с тобой специальный казначей. Вот ему пояс и вручить.
— Приставили ко мне попа — пожаловался Федор. — Ему пойдут деньги. Чую, заморит он меня. Сам знаешь, какие попы жадные.
— Мд-а уж... — Цокнул языком Мю. — Все понимаю, — но приказ нарушить не могу. Не велено тебе давать денег. Впрочем... Есть у меня одно спецсредство. Посильнее греческого огня будет, подороже денег. Погоди-ка...
Десмонд убежал между стеллажей, и довольно долго отсутствовал. Наконец он вернулся, и гордо протянул какой-то сверток Федору.
— На, держи. Только потому отдаю, что глянулся ты мне. Не чураешься технических новинок, как некоторые.
Федор благодарно взял сверток, и начал его разворачивать. Внутри свертка, однако, ничего не оказалось. Тогда Федор сообразил, что видимо, в самой этой развернутой ткани что-то и заключалось. Он начал вертеть ткань так и сяк. Ткань была приятная на ощупь, гладкая, цвета навроде... кожуры сливы, только ярче и насыщеней. Федор еще пару раз повернул ткань, неожиданно она разошлась, рука провалилась и прошла сквозь ткань, — нет, не сквозь ткань, а сквозь отверстие. И наконец Федор сообразил, что держит в руках нечто вроде... Пододёжной набедренной повязки, только не скрутку как у простолюдинов, а специально сшитые на манер штанов без штанин... Федор подозрительно глянул на Мю.
— Это же... труселя?
— Так и есть! — Довольно подтвердил Десмонд.
— А... В них что-то зашито?
— Нет, ты что. Зачем бы.
— Я... Тогда не понимаю... Зачем они мне?
— Ох, ты село-деревня... — покачал головой Десмонд. — Во-первых, это ткань из чистого циньского шелка.
— И чего?
— Это значит, что с такой ткани любая вошь соскальзывает. Не будут тебя в походе кусать всякие гниды за причинное место. Но главное не это. Главное, как шелк окрашен. Это же финикийский пурпур29, дурень!
— И чего?
— Да ты что? Не видел, что одежду такого цвета могут позволить себе только самые влиятельные люди? Эта ткань стоит в десятки раз дороже золота! Дороже соболей из русских земель! Не будь ты императорским агентом, — тебе бы такую ткань даже подержать в руках не удалось никогда. Мне запретили давать тебе деньги. Но я могу дать тебе ткань. — про это мне никто ничего не сказал. А главное, ты можешь спокойно носить эту драгоценность на теле. Пояс-то с золотом найдут при любом толковом обыске. Всяк дурак знает, что именно там прячут деньги. Но прощупав штаны, кальсоны могут и не снять.
— Они... правда так дорого стоят? — Уточнил Федор.
— Дороже всех твоих фантазий.
— Так я... Могу при случае отрезать от них кусочек, и что-то купить?
— Ты что, совсем бум-бум? — Десмонд постучал по деревянному стеллажу, — кому потом нужны маленькие лоскуты? Тут отдавать целиком. На крайний случай, половиной — из половинок потом какой-нибудь мастер женский шарф, или ленту в волосы сделает... Эта вещь не для мелких сделок. И я тебе её не для того даю, чтоб ты в таверне мог кружку сивухи заказать. Это — на серьезный случай. Подкупить охранника, коли попадешь в плен, а может, даже перекупить ихнего командира. Или подарок влиятельному вельможе. Сообразил?
— Сообразил.
— Ну, одевай тогда.
Федор оглядел себя, вздохнул, — и начал снимать с себя многочисленную сбрую, в виде ремней сифонов, колчана, пояса... Процесс одевания пурпурного неприкосновенного запаса вышел долгим.
* * *
Глава девятая.
На следующее утро, после сытого завтрака, слуга — силой императорского повеления — пригласил Федора следовать за ним. Федор быстро оделся в верхнюю одежу, надел оленьи туфли, чтоб не грмыхать по дворцу броне-сапогами, перепоясался мечом, — и воспоследовал. Слуга и привел его в небольшую залу, в западной части дворца, пропустил его в проходе, а сам остался у двери снаружи. Еще не вступив внутрь Федор услышал шум воды. Шаг за порог вынес новоявленного доместика в залу, белого мрамора, с небесно-лазоревыми стеклянными изразцами на стенах и потолке. Журчал же устроенный в центре залы небольшой фонтан с низким бортиком, журчание которого ласкало слух, и упокаивало душу.
Но внимание Федора привлекли не небесной красоты металлические цветы на лазури, не упоительный фонтан, — а двое мужчин, что оказались в комнате раньше его.
Оба были священниками. Первый был, судя по одеже, ромейским прямоучительным-ортодоксальным священником. Его зеленое, цвета темной травы, долгополое одеяние скрывало почти всю фигуру, но не могло скрыть ни высокого роста, ни худобы, ни узких плеч. И лицо у него было худое, со впалыми скулами, чего не могла скрыть — тоже худая, хоть и густая борода. На лбу у него лежала хмуро-задумчивая складка между бровей, похоже, никогда уже и не расправлявшаяся. Волосы его скрывал такой же зеленой ткани клобук. И единственно, что выделялось в его одежде, это большой бронзовый нагрудный крест, свисавший с шеи на цепи. На том кресте был мастерски изображен сам спаситель, претерпевавший муки до вознесения. Второй же поп, был в чужацкой одежде. Его ширококостное, с хорошо наетыми щеками, и вторым подбородком, лицо, щурилось глазами-щеками, которые заплыли, однако скорее не от сытой жизни, а от хитрого разума. Выражение лица святого отца было полно благости, которая Федору показалось несколько постной. Поп сей был одет более цветасто. На ноги его спускалась длинная серая рубаха, с широкой красной оторочкой, на которой были вышиты квадратные кресты, перемежавшиеся символом какой-то завитушки. Поверх же была одета неяркой красной краски накидка, которую так же украшали красные кресты, но уже вышитые каждый на специальном светлом круге. На груди чужацкого попа тоже был крест, но без спасителя, и наложенный на слитую с ним воедино бляху кругляша-медальона. Голову попа украшала круглая шапочка, передняя сторона которой была поднята выше чем остальные, как небольшой утес, на котором среди кругляшей-бляшек тоже был прикреплен металлический крест. В руках у попа был пастуший посох, с верхним концом загнутым в завиток.
Все это Федор уловил своим наметанным военным оком с первого взгляда. А со второго взгляда, углядел он, что оба святых человека попали в комнату не сильно раньше его, и видимо, до того не были знакомы. Ни тот ни другой не воспользовались скамейками у фонтана, не вели беседы, но и не игнорировали друг друга, наоборот, пялились перехлестывая взглядами, теперь перескакивая глазами еще и на Федора. Краем у Федора пробежала мысль, не специально ли всех троих ввели в комнату почти одновременно? В зале было несколько одинаковых дверей, видимо попы попали в зал через них. Федор вспомнил, что ведущий его слуга идучи по дворцу то притормаживал, то ускорялся, перекидываясь короткими безмолвными знаками с другими слугами. Если троих специально ввели в комнату синхронно, то служба у слуг василевса была поставлена не хуже, что выучка лучших отрядов гвардейского войска. Может, даже и лучше. Ведь солдаты в тагме совершают маневры одновременно, у друг друга на виду, а вот как можно одновременно привести трех людей с разных сторон? Разве только зная маршрут, и помня путь по каждому до секунды.
