Обратимость

— Саша.

— Где ты была? Где ты, черт подери, была? Аня! Где? — вопит мне на ухо он и сильнее стискивает в руках.

— Прости. Тут такое было. Саша, папа, он...

— Что?

Поднимаю взгляд на брата, чувствую, как глаза покрываются пеленой и шепчу:

— Не знаю. Я не знаю, где он, что с ним. Папа сказал мне бежать, и я убежала.

Саша убирает руки с моих плеч и неврно вытирает ими лицо. Я никогда еще не видела его таким разбитым, испуганным. Он старается держать спину ровно, четко говорить, но ничто не скрывает ужаса в его глазах, который так и заражает меня, будто вирус. Да, опасный, смертельный вирус, проникающий глубоко под кожу. Страх. Паника. Не знаю, что именно горит во взгляде брата, но это нечто настолько тяжелое и нещадное, что подгибаются колени.

— Кто это сделал? Ты их видела?

— Да. Это какие-то люди. А точнее, это..., — оглядываюсь, нахожу темно-серую Камри Рувера и прикусываю губу: рассказать или не рассказать. Стоит или не стоит. Вдруг я только сильнее напугаю его? Ах, к черту этот вопрос! Более всего меня волнует, вдруг Саша кинет меня, когда узнает, что я натворила. Вдруг он не сможет смириться?

— Кто?

— Дело в том, что, — сглатываю, — все изменилось. Я кое-что узнала, и теперь понятия не имею, как мне быть. — Пытаюсь аккуратно подбирать слова. Но есть ли в этом смысл, когда собираешься сообщить о том, что ты не родная сестра и о том, что ты способна вытворять поразительные вещи? Убираю назад волосы и предпринимаю очередную попытку. — Папа рассказал мне нечто ошеломляющее. Ты не подумай, ничего плохого. Хотя. Я не знаю. Просто. Сложно сказать, это так странно.

— Аня, — Саша скрещивает на груди руки, — что он тебе сказал?

— Ты не поверишь.

— Почему?

— Это касается меня. Моего детства. Господи. — Оглядываюсь, будто ищу поддержки. Может, сейчас вообще неподходящее время? Да, надо поговорить с ним позже. В другом месте. Где никого не будет рядом. Так и сделаю.

— Он рассказал, что тебя удочерили? — Моя челюсть едва не падает. Я расширяю глаза и смотрю на брата не столько шокировано, сколько обижено. Он знал? Он знал и молчал?

— Ты в курсе?

— Мне было шесть. Неужели ты думаешь, что я не заметил появление четвертого человека в семье? — Сужаю глаза. Я хочу спорить, кричать, рвать и метать, ведь жизнь не просто ускользала из моих рук, она испарялась, забирая с собой остатки всего обычного и нормального. Но я успеваю только открыть рот, как вдруг Саша продолжает. — Это безумная новость, но сейчас она не так важна. Пойми. Я знаю, ты в шоке. Но отец.... Где он? Ты так и не объяснила, о каких людях идет речь?

Собираюсь вновь ответить что-то невразумительное, но неожиданно чувствую рядом чье-то присутствие. Оборачиваюсь. К нам движется Рита. Она высоко держит подбородок, рассекает длинными руками воздух. Думаю, если бы Саша сейчас не был так озабочен исчезновением отца, он бы определенно отметил ее красоту. Пусть грубую. Зато необычную.

— Рувер осмотрелся, — остановившись в нескольких сантиметрах от моего лица, сообщает шатенка и облизывает губы, — пусто. На заднем дворе чьи-то следы. Он думает, твоего отца увезли насильно.

— Но что, если следы оставила я, когда убегала?

— Надеюсь, у тебя не сорок третий размер обуви.

— Извини, — неожиданно вставляет Саша и, махнув рукой, привлекает внимание Риты. — Ты наш детектив?

— Что?

— Расследуешь дело нашего отца.

— Нет.

— Не удивительно. Слишком молода для этого.

Рита закатывает глаза, и это не предвещает ничего хорошего. Поэтому я тут же подпрыгиваю к брату и отрезаю:

— Она спасла меня. Помнишь? Оттолкнула в сторону, когда машина едва не проехалась по моим конечностям.

— И как вы встретились вновь? Тебя опять пытались...

— Да. Господи. Слишком долго вы тяните резину, — неожиданно вспыхивает Рита, вплотную подлетает к Саше и отрезает, — твою сестру ищут. Точнее мою сестру, но это неважно. У нас нет времени на разговоры. Хочешь знать, кто именно ей угрожает? Венаторы. Кто же это — спросишь ты. Это охотники за теми людьми, чьи способности выходят за рамки обыденности. Конкретно Аня может ускорять частички времени, и я думаю, как раз-таки это сыграло роль позапрошлой весной, когда ее обнаружили. Если тебе интересно, твой отец что-то скрывал. Именно поэтому его оставили в живых и увезли, а не убили. Прямо здесь. Если мы поторопимся, то успеем скрыться до того, как кто-то из венаторов вновь придет сюда для зачистки. И как мне кажется, это здравая мысль, ведь ты не хочешь, чтобы от твоего дома не осталось и того, что сейчас держится на честном слове. Правда?

Саша молчит. Он хорошо держится, смотрит Рите прямо в глаза, не отрывается. И сначала я думаю, что таким образом он бросает ей вызов, мол: что еще расскажешь? Но затем я понимаю, что он попросту дико растерян, и единственное, что сейчас еле-еле держит его на ногах, так это странные, широкие глаза смуглой незнакомки.

Наконец, он восклицает:

— Что?!

Это "что" наверно слышит весь поселок. Я хватаю брата за руку и крепко ее сжимаю. Говорю:

— Все хорошо. Не кричи, пожалуйста.

— Ты ей поверила?!

— Пришлось.

— Что значит пришлось? Она больная!

— Но это правда, — настаиваю я и дергаю Сашу на себя. Теперь мы стоим достаточно близко, чтобы огородиться от людей, от шума, от их глаз. От реальности. Вновь сжимаю руку брата и шепчу, — это сложно понять, но я действительно умею делать странные вещи. И папа знал об этом. Я не просто так оказалась в вашем доме, не просто так стала частью вашей семьи. Он принял меня. Знал, что я не такая, но принял. И ты тоже должен смириться.

— С чем? — его голос дергается. — С чем смириться?

— С тем, во что верил отец!

— Он бы никогда не повелся на эту чушь. Папа мог отличить реальность от больной фантазии. И это, поверь мне, это именно отклонение. Психическое! Если не полное!

— А как ты объяснишь документы этой девушки в его приюте? Как ты объяснишь то, что мы родные сестры? А что ты скажешь на счет того, что папа хранит в шкафу с кастрюлями огромное ружье? И знаешь, такое чувство, будто он действительно не в первый раз им пользовался. А историю про дядю Сережу? Оказывается, папа посвятил всю свою жизнь приюту именно из-за того, что случилось тогда, восемнадцать лет назад.

— Это бред, Аня. Люди не могут управлять временем.

— Могут. — Облизываю засохшие губы и придвигаюсь к брату еще ближе. Чувствую, исходящий от него, запах моторного масла, мяты, и повторяю. — Могут, и я это видела.

— Ты не знаешь, что видела.

— С чего вдруг?

— Просто потому что это нереально!

— Мне не зачем тебе лгать! Я волнуюсь за папу не меньше твоего.

— Да? Именно поэтому ты сбежала, оставив его?

Отстраняюсь, словно Саша только что ударил меня по лицу. Я так хочу заорать, так хочу сказать, что он ошибается, но в глубине души, в самых ее недрах, я понимаю — он прав. А правда бьет еще больней. Стискиваю зубы и изо всех сил приказываю себе держаться, не сломится под напором чувств. Но вина такая дикая. Она прожигает меня, проходит через все мое тело, и уже через несколько секунд не остается ничего, кроме беззащитной, повинной девушки.

Срываюсь с места и бегу. Не знаю куда. Наверно, просто подальше отсюда. Слова брата вертятся в голове, всплывают перед глазами, и я с таким рвением пытаюсь избавиться от них, что только сильнее в них тону. Как в зыбучий песках. Оказываюсь в лесу. Непроизвольно. Если бы разум хотя бы немного соображал, ноги бы ни за что не привели меня туда, где воспоминаний гораздо больше, чем в любом другом месте. И, тем не менее, я здесь. Вокруг эти высокие сосны. Орут птицы. И я бы с удовольствием зажала уши, абстрагировалась от всего вокруг, но у меня даже не получается подумать об этом. Я просто тупо иду вперед. Ничего не вижу. Ничего не слышу. Сильно царапаю ладонь о какую-то острую ветку, и не обращаю на это никакого внимания. Просто брежу о папе, представляю перед собой его светло-голубые глаза и упорно сдерживаю слезы.

— Так и продолжаешь самоубиваться?

Его голос доходит прежде, чем я чувствую запах сигарет. Останавливаюсь. Оборачиваюсь. И ничуть не удивляюсь, увидев в нескольких метрах от себя Рувера. Одна рука в кармане, другая — держит сигарету. Если бы я сейчас не старалась выкинуть из головы все мысли о брате, я бы непременно сравнила их манеру вести себя вальяжно и безответственно.

— Что тебе нужно?

— Ничего. Просто увидел, как ты устраиваешь концерт и решил не пропустить его развязку.

Покачиваю головой:

— Хорошо. А теперь уходи.

— Аня.

— Я серьезно! — мой голос звонкий, свирепый. — Уходи.

Рувер откидывает в сторону сигарету. Поднимает на меня взгляд и медленно выдыхает.

— Ты сделала то, что должна была.

— О! Будешь меня успокаивать?

— Хватит себя жалеть — ты гораздо выше этого. Да, в словах твоего брата есть определенный смысл, однако глупо упрекать человека в том, что сам бы ни за что не сделал.

— Да, я не злюсь на Сашу, понимаешь? — Глубоко втягиваю воздух в легкие и непроизвольно закрываю глаза. — Я злюсь на себя.

Слышу, как свистит ветер, и тут же вспоминаю свист пуль. Я бросила папу тогда, когда он во мне нуждался. Но что бы я смогла сделать? Как бы я смогла ему помочь? Я ведь ребенок, я ничего не умею. Не драться, не дать отпор. Ни физически, ни морально я бы не выдержала такую бойню, а только бы принесла проблемы. И да, возможно, это лишь оправдания. Но ведь в них есть смысл! Папа сказал бежать — и я убежала. И не потому что я труслива, не потому что он мне не дорог, а потому что это было единственным здравым решением, которое я могла принять в тот момент.

Все мое существо горит. Столько слов вертится в голове. Столько этих слов пытается меня оправдать. И всего три подрывают целую систему — ты просто струсила.

Вдруг чувствую, как что-то теплое касается моей руки. Открываю глаза и вижу, что Рувер прикладывает пальцы к небольшой ранке на моей ладони. Вблизи этот парень совсем другой, и почему-то он кажется мне до боли знакомым. Он полностью закрывает меня своим телом, плечами. И выглядит спокойным, отнюдь не зазнавшимся идиотом. Лицо слегка загоревшее, ресницы такие же черные, как и вьющиеся волосы. Наши глаза непроизвольно встречаются в тот самый момент, когда тепло на моей ладони превращается в колики, и порез магическим образом стягиваться.

Я ошеломленно вскидываю брови. Смотрю сначала на крошечную, белую полоску, затем на Рувера, и вдруг вижу, как уголки его губ предательски дергаются.

— Так это ты, — шепчу я и замираю. — Это ты залечил мою рану, и... Шарф. Тогда на остановке. Ты поднял его.

Парень не отвечает. Выпускает мою руку, достает пачку сигарет и спрашивает:

— Будешь? — Я мотаю головой. — Отлично. Терпеть не могу курящих женщин.

— Но ты ведь знал, что я откажусь.

— Знал. — Улыбается он. — Но все равно решил проверить.

Рувер поджигает сигарету и, кивнув, уходит. А я смотрю ему в след и думаю, что, возможно, даже в парнях, названных в честь немецких, крошечных речек, есть что-то хорошее.

Хотя, может, и нет.

ГЛАВА 5. ПРАВДА.

Приходится вернуться. Выхожу из леса и тут же встречаюсь с взволнованным взглядом Риты. Она покачивает головой и отворачивается — неужели я уже успела ей надоесть? Чисто теоритически, мы знакомы пару часов.

Потираю о ноги потные руки. Подхожу к шатенке и отрезаю:

— Мне не следовало уходить.

— Не следовало

— Нужно было взять себя в руки.

— Нужно было.

Замолкаю. Неуверенно осматриваю побитые окна, осколки. Затем переминаюсь с ноги на ногу и спрашиваю:

— Полиция уже уехала?

— Мы не просто так разговаривали с тобой о безопасности, — игнорируя мой вопрос, чеканит Рита и вновь пронзает меня недовольным взглядом. — Ты дала слово.

— Мне надо было проветриться.

— Аня. Необходимо научиться контролировать свои эмоции. Ты два года жила в иллюзиях, тешила себя надеждой, будто отказавшись от проявления чувств — ты усмирила их. Это ложь. Чтобы управлять собой, нужно себя побороть.

Ну, почему? Почему я вечно попадаю именно в тот момент, когда кто-то хочет научить меня жизни? Ох. Закатываю глаза и раздраженно складываю на груди руки: буду просто молчать. Да. Лучший способ спастись от разговора — игнорировать его.

— И не игнорируй меня, — говорит Рита. Она вздыхает, поправляет вьющиеся, каштановые волосы и прикрывает глаза. Такое ощущение, будто ей действительно не по себе. Но как это возможно? Почему она держится за меня так же сильно, как я пытаюсь ее оттолкнуть?

Вновь исследую ее лицо. Широкие скулы, глубоко посаженные глаза. Кажется, будто ее черты грубы и просты, но это совсем не так. Ее внешность необычна — чего только стоят широкие брови и вздернутый нос — и оторвать от нее взгляд безумно сложно. Я так и смотрю на Риту, забывая о правилах приличия. Раз уж она моя сестра, то мне дозволено исследовать каждый сантиметр ее лица. Исследовать каждую морщинку около ее глаз. Исследовать каждый завиток ее шоколадных волос. Не так ли? Вдруг в нас все же есть что-то схожее?

— Что? — устало спрашивает она и вгоняет меня в краску. Я отвожу взгляд в сторону. — Ты пыталась просверлить во мне дыру?

— Пыталась привыкнуть.

Глупый ответ, но Рита почему-то кивает.

Неожиданно чувствую странное покалывание в шее. Хмурю лоб, оборачиваюсь и вижу Рувера. В кожаной, темно-коричневой куртке он рассекает воздух, лениво шагая в нашу сторону, и на ходу добивает очередную сигарету.

— Темнеет, — говорит он.— Не стоит ехать в приют сейчас.

— В приют? — Смотрю на парня. — Зачем?

Он не отвечает, будто ответ очевиден. Однако я в полной растерянности. Они собираются исследовать папин кабинет, но что они хотят там найти? Улики? Секреты? Ох. Что-то мне подсказывает, что у отца их навалом. По спине пробегает холодок. Одергиваю джинсовку и угрюмо горблюсь: как бы хотелось просто очнуться дома.

Осматриваюсь и понимаю, что к нам подходит Саша. Он специально избегает моего взгляда. Пытается казаться спокойным — что вполне странно для нашей ситуации — и держит в карманах руки. Остановившись в нескольких сантиметрах от моего носа, он талантливо выстраивает между нами невидимую стену и поворачивает к Рите.

— Что вы собираетесь делать?

Его вопрос не просто удивляет меня. Я вскидываю брови и замираю: неужели мне не послышалось? Неужели он собирается помочь? Непроизвольно беру брата за руку и спрашиваю:

— Ты хочешь...

— Я не с тобой говорю.

— Что за ребячество?

Он не отвечает. Вновь устремляет взгляд на Риту и кивает:

— Ну?

В груди у меня все переворачивается. Я никогда еще не чувствовала такого негатива, такого недоверия и злости. Почему он пытается меня оттолкнуть? Почему считает виноватой? Я стискиваю зубы и резко перевожу взгляд на дерево, дом, машину, небо. Куда угодно, лишь бы не видеть его затылок.

— С чего ты решил, что я возьму тебя с собой? — Скрестив на груди руки, тянет шатенка и пожимает плечами. Глаза Риты такие яркие, что даже в свете фонаря видна их изумрудная, блестящая радужка. — Мне не нужна обуза.