-В смысле, да. К кадетам и застывшим в воздухе пулям. Несколько я смог остановить, но боюсь, кадеты успеют сделать еще один залп.
-Врешь ты все... — произнес Азелон. Во рту стремительно пересохло, — как можно остановить пули? Даже монахи так не умеют, а ты... ты же не монах! И этот твой, в капюшоне, тоже мало похож на монаха. Думаешь, изобразил фокус с исчезновением и ловлей кинжалов, значит всемогущ? Значит, запугивать можно? Не выйдет! И не такое видали! А мертвеца живого хочешь? Чтоб самый настоящий, недавно умерший? Вот один монах оживил, а ты сможешь? Или зелье какое-нибудь приворотное, чтобы на меня все девки без разбору бросались?..
-Могу, — перебил Шиджилл.
Слова застряли в горле. Азелон впился глазами в спокойное лицо собеседника. Шутит или нет? Безумец какой-то, дурак!
-Что — могу? Зелье?
-Мертвеца показать могу, — сказал Шиджилл и вновь небрежным жестом поправил шарф на горле, — а приворотное зелье тебе не нужно. На тебя и так все девки бросаются без разбору, — он помолчал немного, потом тонкие губы разлепились, — уходишь?
-Подожди, — Азелон прижал потер висок и коснулся кончиком языка верхней губы, — мертвеца... покажешь?
-Покажу, — кивнул Шиджилл и указал рукой куда-то за спину Азелона, — знакомься. Это Шайтан.
Глава 005.
1.
Перед дверью отеля стоял швейцар в костюме, при шляпе, из-под которой выбивались в разные стороны пучки каштановых волос, и смотрел на меня, будто голодный волк на ягненка.
-В отель только по пропускам или приглашениям, — бурчит он, — вы здесь проживаете?
-Нет, — вынимаю из кармана пластиковый пропуск, от которого все еще слабо пахнет одеколоном Паршивца, и сую швейцару под нос.
Взгляд его делается более приветливым. Он шумно засопел носом, но просто так сдавать позиции пока не собирался. Натура у него, видимо, такая.
-По какому вопросу?
-Ты умеешь читать? — спрашиваю, — видишь подпись? А что написано, прочел? Свободный доступ, блин! Можно без вопросов! Отодвинься, дай пройти!
В душе я, конечно, таких парней понимаю. Ответственность и все такое... а самое главное — скука. Стоит такой швейцар дни напролет у дверей, смотрит на пустынную улицу, на людей, курит иногда и скучает. А скука характер человека портит, подтачивает, как ржавчина металл. Скука заставляет такие вещи делать, какие нормальный человек никогда бы в жизни не совершил. А тут, значит, появляется некто вроде меня, и сразу, понимаешь, у подобного швейцара появляется в жизни цель — скуку развеять. Продлить момент до бесконечности (ну, или хотя бы до конца своей смены). Остается посочувствовать, что я так быстро все его попытки пресек. Скука снова взяла его цепкой хваткой, где-то там, за моей спиной.
К слову сказать, по моему нынешнему виду не скажешь, что я в друзьях Паршивца хожу. В представлении швейцара, друзья у Паршивца все без исключения в белых рубашках с накрахмаленными воротничками, туфли за сто кредитов каждый и по пять перстней на пальцах — золотых! Да и не ходят, извините, а ездят на личных интермобилях с откидным верхом.
А я как выгляжу? Джинсы с растянутыми коленками, и футболка серая — узкая на спине и слегка не по размеру. Вытянулся я в тюрьме, подрос, так сказать. Если прибавить ко всему этому шрам на шее и запаянные скретчеты на висках — неплохая картина выходит. "Сбежавший уголовник" называется, но не как "Друг Паршивца нашего, батюшки".
Но пропуск есть пропуск. В общем, обогнул я швейцара, толкнул дверь и вошел в холл.
Ни разу здесь не был. Когда я отправился в места не столь отдаленные, Паршивец владел небольшим отелем на западе Такера, в старом спальном районе, который, кажется, уже снесли. Теперь, вот разошелся, разжирел. Тут один холл, пожалуй, больше будет, чем старый отель в целом.
На полу — огромный зеленый ковер, ворсистый. Под потолком — рекзаторы воздуха, работают бесшумно. Большую часть холла занимают кресла и странные растения с большими разлапистыми листьями и огненными цветами на самой макушке. Аквариум огромный на всю стену. А еще едва уловимый запах табака...
Я огляделся — и точно — обнаружил неподалеку стеклянное ограждение с надписью "Регистратура". Из окна регистратуры выглядывала молоденькая девушка. Девушка курила и разглядывала меня ленивым взглядом, делая вид, что таких, как я, шляется здесь по тысяче человек за день.
Холл, к слову сказать, был пуст. Никак не могу взять в толк, на чем бизнес Паршивца держится? Туристов в Такере днем с огнем не сыщешь. Раньше, понятное дело, проще было. А сейчас? Неужели на одних государственных делегациях кредиты стрижет?
Я подошел к регистратуре и облокотился о зеркальную стойку. Девушка приветливо улыбнулась — работа у нее такая.
-Привет, — говорю, — Паршивец где обитает?.. То есть, тьфу, этого, Романа Антоновича где найти? Главного вашего.
Да уж, неловко себя чувствовать в таком холле с такими коврами, особенно после заключения. Тут хочешь не хочешь, а разовьется боязнь открытых пространств. Невольно задумываешься — а где же моя маленькая камера три на три метра со всеми удобствами под рукой?..
Девушка стряхнула пепел куда-то под стол:
-Роман Антонович знает о вашем визите?
-А как же. Он сам меня и позвал, — отвечаю, — я только что с кругосветного путешествия. Вот, даже переодеться не успел. Пришлось срочно брать аирмобиль и лететь сюда. И все из-за вашего Романа Антоновича! Позвонил, чертяка, сказал, что, мол, без меня не справляется, совета просит.
-С самого настоящего кругосветного путешествия?
Я киваю:
-У вас пепел сыплется, — улыбаюсь. Конечно, улыбка у меня не ослепительная и далеко не белоснежная, но для легкого флирта вполне сойдет, — так скажите мне, где обитает проклятый Роман Антоныч?
-Конечно, — она спешно докуривает, листая свободной рукой журнал, — по расписанию, с одиннадцати до двенадцати должен заниматься бумагами, потом спуститься в ресторан... у нас сегодня свадьба одного постоянного клиента... — смотрит на часы, — если занимается бумагами, значит в своем кабинете. Третий этаж, потом сразу налево. Такие большие двери с позолоченными ручками. Там увидите.
-А толстый швейцар у входа случаем не по поводу свадьбы?
-Сашка что ли? Нет, они с Женькой посменно работают. Но Сашка тупица, — подхватывает девушка, — работает хорошо, но туго соображает. Будьте уверены, без пропуска никто в отель просто так не войдет. У него какой-то там пояс по единоборствам. Он мне один прием показал — закачаешься.
-Есть у меня парочка знакомых единоборцев, — говорю, — хорошие люди, но по-нашему совсем говорить не умеют.
-Из заграницы?
-Из-за нее, родимой.
Девушка докурила и раздавила окурок о дно фарфоровой пепельницы.
-Ладно, дорогая, меня Роман Антоныч ждет.
-Меня Наташей зовут, — говорит она.
-Самых красивых девушек в мире зовут Наташами, — отвечаю.
Милая девушка. Не будь я женат... но сердце навсегда принадлежит другой. Тоже Наташе, между прочим.
Лестница укрыта красной дорожкой, которая, правда, закончилась на пролете второго этажа, обнажая щербатый бетон со следами голубой краски на нем. Добравшись до третьего этажа, я отворил дверь и оказался в длинном коридоре с множеством дверей. Прямо напротив входа висело зеркало в полный рост, и я непроизвольно уткнулся носом в свое собственное отражение. Ну, да, смотреть, собственно, не на что. После тюрьмы я все еще похож на сбежавшего уголовника... ну, или на путешественника, не кушавшего неделю.
Я огляделся и сразу обнаружил нужную мне дверь с позолоченными ручками.
Туда-то мне и нужно.
2.
Паршивец сидел на диване у огромного окна, положил ноги на пуфик, и бешено стучал по клавишам портативного виромата, лежащего на коленях. Из колонок доносился рев двигателей, грохот выстрелов и взрывов. Увлеченный Паршивец, потный, раскрасневшийся, в расстегнутой до пупка белой рубашке, не поднимая головы, махнул рукой. Присаживайся, мол.
Центр кабинета занимал огромный стол — этакий динозавр, устроивший себе здесь место для ночлега. Вероятнее всего динозавра доставили сюда при помощи крана, потому что я не мог представить себе количество грузчиков, которым бы хватило силы затащить его на третий этаж. А в лифт громадина определенно не залезла бы. Три табурета с мягкими сиденьями я поначалу не заметил. Зато бросился в глаза книжный шкаф в котором валялись книги. Именно валялись — беспорядочно, одна на одной, кое-как. Я ясно представил Паршивца, открывающего стеклянную дверцу, выхватывающего из кучи нужную книгу, листающего страницы, что-то выискивая. А потом, найдя (или не найдя) он швырял книгу обратно и со звоном захлопывал стеклянную дверцу. Паршивец предпочитал хаос порядку. В хаосе, говорил он, всегда можно найти что-то новое, тогда как в порядке все уже давно украдено до нас.
-Присаживайся, я через минутку, — говорит Паршивец, сцепив зубы, и лупит по клавиатуре с такой силой, что она трещит. Что-то в динамиках оглушительно взрывается.
-Играть в рабочее время...
Табуреты, стоящие здесь, наверняка разработали специально для посетителей. Сидеть на них неудобно, постоянно хочется встать и ощущение такое, что вот-вот упадешь. Я поерзал немного, потом приметил за "динозавром" офисное кресло и пересел в него. Что ни говори, о своем заде Паршивец заботился больше, чем о заде своих посетителей.
-Блин! Паскуда! Сволочь! Нет, ну ты видел!
Портативный виромат с треском захлопнулся. Паршивец швырнул его на диван — в мягкие подушки — и воздел к потолку могучие руки:
-Пристрелил, представляешь? Я только из-за угла сунулся, а он там! Как пальнет!
Сейчас Паршивец был не в кабинете. Он лежал в узком коридоре, где пахло порохом и горелой одеждой, кем-то подло подстреленный из-за угла, и отчаянно не хотел умирать. В свое время и я с головой уходил в вироматные игрушки, изображал крутого Слона и умудренного опытом полководца, пилота космического корабля, злобного мифического монстра с мечом и оралом. Почему-то мне всегда нравились стратегии. Нравилось, как говорится, управлять и властвовать. Думаю, до сих пор где-то в глубине моего сознания таится миниатюрный диктатор, изредка вылезающий из укромного уголка и диктующий свои правила игры. В такие минуты я просто невыносим.
Глаза Паршивца тем временем немного прояснились:
-Ты чего опоздал? — спрашивает. На лысой макушке блестят капельки пота, — все уже собрались, между прочим.
Виновато пожимаю плечами:
-Проспал.
-Проспал! Если бы ты работал у меня, Грозный, я б тебя через двадцать минут к стене, на колени и объяснительную писать заставил! Знал бы у меня как опаздывать! В военные годы за опоздание знаешь что делали? Палец отрубали, вот что! По самый локоть!
Закончив эмоциональную тираду, Паршивец убрал ноги с пуфика, поднялся и протянул потную ладонь:
-Ну, Грозный, здравствуй. С возвращением в ряды софтеров.
-Да я и не уходил, — отвечаю, — так, отлучился ненадолго... А ты, я вижу, разжирел! Швейцар на крыльце, девчонки красивые в регистратуре сидят, один стол чего стоит.
-Дерево! — Паршивец стучит кулаком по лакированной поверхности, — таких столов во всем Центрополисе всего два. Второй у мэра Бритта!
-Так я и думал. Хорошо, что не у Президента.
-Ты мне не веришь? — спрашивает Паршивец сладким голосом маньяка-садиста, — тебе, может, квитанцию об оплате показать?
-Верю, — говорю, — отчего не верить. И квитанцию мне не надо. Во что играл?
-Прохладно как-то, — говорит Паршивец. Его пальцы тянутся к пуговицам на рубашке, — пойдем, Грозный, погреемся.
Еще несколько минут уходит на поиск пиджака (начальник не должен появляться на глазах у подчиненных в расстегнутой рубашке и голой волосатой грудью), который обнаружился под креслом, за столом. Каким образом он там оказался Паршивец говорить отказался. Потом Паршивец перенес портативный виромат с дивана на стол, любовно погладил его по темной крышке и только после этого последовал за мной в коридор.
Мимо как раз проходили двое мужчин. Вернее, один облокотился о другого и едва волочил ноги. Второму, в общем, приходилось отдуваться за двоих. Голова первого болталась из стороны в сторону, свободная рука безвольно свисала вдоль тела, а еще он что-то неразборчиво бормотал.
-Свадьба еще не началась, а некоторые уже укушались! — Комментирует Паршивец, провожая взглядом парочку. Оба прошли в конец коридора и скрылись за последней дверью.
-По-моему, он не пьяный. Ты видел его лицо? Белый как мел.
-Пьянству бой, а наркотики никто не отменял, — говорит Паршивец и тянет меня по коридору мимо двери, ведущей на лестницу, — сейчас столько деградирующих личностей в отеле, ты не поверишь. Приезжают в Такер и думают, что им тут все можно. В основном к нам кто едет? Ученые и военные. Ученые еще ничего, они делом занимаются, хотя каждый второй выпить любит больше, чем с реактивами возиться. А военные, Грозный, все как один за халявными заработками наехали. Зарплата в Службе Охраны Ниши высокая, риска для жизни немного. Вот и едут целыми вагонами. Потом сунутся один раз в Город, кибер-элементалиев постреляют и ходят, грудь вперед. И кто им только пропуска к нам выписывает? Слышал, на днях Слоновий ресторан разнесли?
-Не слышал. В тюрьме был, наверное.
-Офицеры нажрались, говорят, как свиньи, и полезли к посетителям документы проверять. А те из бывших софтеров, из местных. Ну, завязалось. Говорят, ни одного целого окна не осталось, ни одного целого стула, а Слонов потом на краю города нашли, где свиные свалки.
-Мертвых?
-Пьяных, голых и без оружия! — говорит Паршивец, — так им и надо. Я бы вагоны с военными под откос пускал километров за пятнадцать от города. Чтобы даже горелым мясом не пахло, вот как.
Наконец, мы остановились у самой последней двери в коридоре. На ней не было ни таблички с номером, ни дверной ручки — только черная замочная скважина на уровне пояса. Паршивец, испустив тяжелый вздох, порылся в карманах брюк и вытащил связку ключей.
-Все собрались, говоришь?
-Я их запер, — отвечает Паршивец, старательно выискивая в связке нужный ключ, — меры безопасности, понимаешь?
-А если кто-нибудь захочет в туалет?
-Потерпит, — говорит Паршивец тоном настоящего начальника.
Номер оказался маленьким, одноместным. Из разряда: "слева окно — справа кровать". Плюс ядовитого цвета обои, табуретка у батареи и автомат для доставки и разогрева пищи. Автомат был ярко-красный, половина кнопок на нем отсутствовала, а окошко, куда доставлялась еда, перетягивали крест-накрест две клейкие ленты.
-Разувайся, — велит Паршивец и первым стягивает ботинок.
Пол в комнате бетонный, от одного вида меня бросает в легкую дрожь:
-Ты уверен? — замечаю в углу еще несколько пар обуви.
-Увереннее не бывает. Табличку на крыльце видел? "Соблюдайте чистоту" написано.
-Не видел я никаких табличек. Только швейцара.
С вздохом разуваюсь. Помимо своих многочисленных странностей, Паршивец еще и маниакальный чистоплюй. Только избирательный. Книжки, например, в шкафу он нормально расставить не может, зато от каждой пылинки в обморок падает. И по бетонному полу босыми ногами... жуть!
