Деревянный Меч и Та Которую Любит Небо

-Если бы думал головой, а не причинным местом, то у нас не было бы всей этой головной боли — сварливо сказал Гван — Если бы твои агэнаяры не схватили эту дуру, то лумарг бы не встретился с ней и не пришёл бы в Келен-Коннот — сказал и тут же испугался сказанного. Но талдфаган и жрец пропустили слова старика мимо ушей — их больше беспокоила собственная судьба, нежели чужие грехи.

-Так я и делаю хоть что-то! — повысив голос, ответил Нардхор отцу — Мои люди уже отправились искать их!

-Заткнитесь вы, оба — прекратил в зародыше семейную ссору Видар. Жрец Четырёх в душе презирал этих инородцев — и папашу, и сынка. Но волей случая (и дернула его нелёгкая дать этим горским ублюдкам яд, заботливо хранящийся в тайном приделе храма на всякий случай) он оказался крепко привязан к ним. Верховный жрец подождал, пока Гваны успокоятся, и добавил — Нардхор предлагает единственно верный путь: искать беглецов самим и заткнуть им глотки.

-Жрецы Ветров могли бы тоже помочь — сказал Гван.

-Нет — отрезал Видар — У меня слишком много недоброжелателей среди служителей Неба. А известие, что я дал своим подчинённым приказ, отличный от приказа ард-дина, быстро повернут против меня. Особенно сейчас, когда этот щенок Кувандас распоряжается, словно уже ард-дин.

Глава пятая. Свободные аганы, сыновья свободных отцов

Прежде чем в дом

войдёшь, все входы

ты осмотри,

ты огляди —

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли.

Речи Высокого

I

"Мир вам, почтенные" — приветствовал гиалиец землепашцев.

Старик, оторвав руки от сохи, прикрикнул на быка "Тпру, проклятый!" Два подростка, тянувшие поводья, встали, вытаращив на чужаков голубые глаза.

"Будь здоров" — ответил старик на приветствие. В голове мужика шла напряжённая работа.

И в Эсхоре, и у аганов Даргед волей-неволей подглядывал мысли окружающих трупоедов: это не очень хорошее, с точки зрения Единого Народа, действие позволяло избежать многих неприятностей. Постепенно, ещё на берегах Тхоувара, изгой научился слышать (или видеть — всё равно, язык не владеющих Даром не в силах передать ощущения от соприкосновения с разумом другого существа) мысли людей, отсекая эмоциональный фон. Вне эмоций мысли были не всегда понятны. Не зря же гиалийцы в мысленном общении друг с другом использовали нераздельный Поток, в котором в едино сливались ощущения и мысли и чувства, этими ощущениями вызванные. Но зато ограничение на одних мыслях позволяло избежать потрясений из числа тех, что отвращают многих из исконных обитателей Бидлонта от всякого общения с трупоедами.

Во дворце аганского ард-дина Даргед довёл своё изобретение до возможного в его положении совершенства. Теперь изгой мог понимать мысли окружающих, не рискуя захлебнуться в волне их чувств.

Просто обидно, что до такого додумался он, Исключённый Из Перечня Живых. Ведь это открытие так и пропадёт вместе с ним. А должно было стать достоянием Единого Народа. Много чего можно было бы избежать — начиная от мелких недоразумений при встречах гиалийцев с трупоедами, которые в последствие выливаются в нелепые предрассудки с обеих сторон, и, кончая трагедиями вроде Великого Кумраша — трупоедского царства в западной части Бидлонта, которое стражам-эларифам пришлось залить кровью несколько веков назад.

Крестьянин настороженно глядел на мужчину и стоящую рядом с ним женщину. Гиалиец рассеяно слушал мысли агана — по мере того, как они возникали у того в голове: "Чужаки... незнакомые... но всё равно аганы... Вроде благородные... только почему пешком... девка красивая (при этой мысли в голове у смерда возник образ жены — малоприятной карги, если, конечно, память не лгала старику)... Сообщить... как велели..."

Последние мысли гиалийцу не понравились — Интересно, что этому старику "велели". Но виду Даргед не подал. Сейчас он пожалел об ограниченности своих возможностей — если бы можно было воспринимать общий мыслепоток трупоеда, то быстро стало всё известно. Но спасибо и на том, что имеем.

"Откуда, благородные, путь держите?" — полюбопытствовал крестьянин.

"С запада, из земель белых радзаганов" — ответил гиалиец — "Меня зовут Даговорг, сын Тиландаса, а это жена моя, Вариальви, дочь Гунахора".

Смерд неопределённо хмыкнул, не то выражая недоверие, не то поддерживая разговор.

-Чьи здесь земли? — спросил Даргед — Деревня далеко?

-Гунворги мы, нфола Варихора. Я Вейяхор, сын Бардэхора. А деревня вон за той рощей — махнул крестьянин — Недалече, не умаетесь.

-Спасибо — поблагодарил гиалиец, ловя себя на мысли: а не всадить ли этому трупоеду метательный нож в глотку, а потом прикончить двух сопляков.

Ему стало жутко от таких мыслей, которые два-три года назад бы даже и в голову не пришли. Но видение было отчётливым: торчащий в горле старого гунворга нож, тёмная струйка крови, стекающая по дряблой старческой шее. И разум, разум сына Единого Народа, выкованный за тысячелетия, отточенный в соприкосновении с сознанием сотен тысяч соплеменников, действует заодно с животной подлостью, пережитки которой вместе с остатками столь же животного ужаса достались гиалийцам от общих с трупоедами предков. И теперь его холёный рассудок подсказывает, что надо убить этих крестьян, старший из которых замыслил что-то недоброе.

"Разум сказал — совесть заплакала" — к месту вспомнилось изречение Далага Самого Первого Убийцы, попавшееся в рукописи по истории Ранних Веков. Молодой Даргед живо интересовался личностью первого из соплеменников, исключённого из перечня живых. Но никаких сведений, кроме короткого и сухого изложения событий, связанных с Пробуждением Единого Народа и последующим после этого бегством первых гиалийцев в Мир На Закате, да горстки приписываемых Убийце цитат не сохранилось. Впрочем, нет — были ещё отчёты Далага о трёх возглавляемых им экспедициях по материку.

Основательно поработали предки, стирая всякую живую память о первом Убийце из своего единого сознания, доверив только бумаге мертвые факты. И теперь, по прошествии тысячелетий уже точно не скажешь, что произошло в 14 году Великого Переселения (или Бегства, как иронично добавил чей-то звонкий голос, сохранившийся в общей памяти с той поры), кто был прав, и были ли правые в той непонятной истории на заре мира.

Даргед шёл по едва заметной тропе, огибающей рощу. Дандальви трусила за ним. Гиалиец сосредоточенно молчал, пытаясь представить, что их ожидает в деревне. Дочь ард-дина что-то напевала себе под нос. Поле, где Вейяхор с внуками вновь взялся за пахоту, уже скрылось из виду. Впрочем, Даргед при желании мог услышать, о чём старый трупоед думает, даже с такого расстояния. Вот только смысла в этом никакого. И так всё ясно — уносить ноги отсюда быстрее надо. До гунворгов вести из-за Серебряных Стен уже дошли.

Гунворгская деревня встретила чужаков дремотной тишиной. Собаки лениво взрыкнули на незнакомцев, да и остались лежать в тени мазанок, как лежали — гиалийцу даже не пришлось прибегать к своему умению подчинять зверей. У первых хижин не встретилось никого. Только ближе к центру поселения, на площади, образованной перекрещением улиц, Даргед увидел потомков Варихора. Гунворги, числом до полусотни, занимались починкой земледельческой снасти. Не было заметно, чтобы кто-то из них особенно спешил. Аганские мужи, свободные сыны свободных отцов, положив рядом с собой топоры, ножи и прочий инструмент, предавались единственно достойному вольных мужей занятию — обсуждали дела племени.

Заметив гиалийца с Дандальви, аганы умолкли. Пожилой дядька, сидящий на деревянном чурбаке, обратился к ним: "Приветствую вас, путники на земле рода Варихора, Убийцы Вепря. Я местный староста, Гванахор, сын Арнархора".

-Даговорг, сын Тиландаса — назвался гиалиец — Племя белых радзаганов, род Лунагуна.

-Вариальви, дочь Гунахора — произнесла Дандальви своим пронзительным голосом.

Гунворги загалдели, представляясь. Даргед воспринимал их голоса как монотонный гул, занятый попыткой проникнуть в мысли собравшихся. В разноголосице десятков несинхронизированных мыслей трудно уловить что-либо осмысленное. В основном мелькали вопросы: что за люди, куда путь держат, какие новости несут. Один раз отчётливо прозвучало: "Жрец Четырёх велел сообщать обо всех непонятных чужаках". Изгнанник с трудом сохранил невозмутимое выражение лица.

-Вейяхор, сын Бардэхора, сказал мне, куда занесла нас судьба — добавил гиалиец.

-А, этот сквалыга — пренебрежительно ответил Гванахор.

В голове старосты промелькнул целый рой мыслей: "Старый хрыч, и куда столько сеет... Загоняет он внуков, да и невестку тоже... Не могли горцы его самого вместо сына изрубить... Конечно, шесть ртов в семье... Да разве сородичи не помогут что ли... По себе о людях судит, хрен старый..." Одновременно Гванахор успел подумать о лежащем между деревней и рекой общинном поле, которое пахать самое раннее дней через десять, и о том, что на верху, где сквалыга вздумал пахать отдельно от всех сородичей, не допустите Морские Владыки (вот, Нечестивый попутал, конечно же, Четыре Брата), хлеб может запросто выгореть как в прошлом году.

-Есть, поди, хотите? — спросил староста.

-Спасибо — ответил гиалиец, с ужасом подумав о возможном мясе.

-Хлебните пока браги — предложил Гванахор — Сейчас скажу бабе своей, чтобы стол накрыла.

С этими словами он поднялся и зашёл в ближайшую хижину. Почти сразу же вернулся. "Сейчас, бабы чего-нибудь приготовят" — пояснил староста — "Ну, чего нового в мире?"

-Да много чего — пожал плечами гиалиец. Он прекрасно понимал, что трупоедов в первую очередь волнует исчезновение дочери ард-дина, но язык не поворачивался говорить о самом себе — Я не встречал людей уже пять дней. Когда мы уходили из дома, по слухам, в Серебряные Стены пришёл первый караван из Эсхора.

-Что слышно о колдуне, который похитил дочь Бардэдаса? — спросил Гванахор.

-Никто не видел ни его, ни княжну с тех пор, когда они исчезли ночью из Серебряных Стен — ответил гиалиец, тщательно подбирая слова.

-Да княжны, уж и в живых нет давно — сказал молодой аган, сидящий на голой земле, вытянув ноги — Лумарг, верно, её уж для колдовства какого употребил.

-Больно много ты знаешь о лумаргах, Гванэрхас — осадил парня старейшина.

-Можно подумать, ты знаешь больше моего — усмехнулся тот.

Завязался спор. Одни трупоеды подобно Гванэрхасу считали, что от княжны остались одни белы косточки, другие вслед за старостой выражали неопределённый оптимизм. Гиалиец молча прихлёбывал брагу, внимательно прислушиваясь к спорящим, попутно осторожно прикасаясь к их сознанию.

Услышанное и подслушанное развеселило Даргеда и одновременно успокоило: трупоеды считали, что он похитил Дандальви, и если дочь ард-дина до сих пор жива, он насильно удерживает её. Потому никому из аганов не могло прийти в голову, что лумарг и украденная им княжна стоят перед ними.

За спором не заметили, как подоспел ужин. Женщины принесли несколько блюд с варёными корнями, облитыми конопляным маслом, и поставили их прямо на землю. Аганы потянулись за клубнями. Староста кивнул, исподлобья взглянув на гостей — присоединяйся, дескать. Гиалиец уловил его мысль: "Дожили, гостю даже куска свинины нет..."

При других обстоятельствах Даргед, отправляя в рот дряблые, прошлогодние корни, посочувствовал бы нищете простых аганов, но сегодня весенняя бескормица, эта вечная гостья трупоедских жилищ, обернулась неожиданной удачей — не пришлось придумывать, почему он не ест любезно предложенного хозяевами мяса.

Гиалиец скосил глаз на Дандальви: дочь ард-дина героически жевала безвкусные корневища, стремясь придать лицу довольное выражение. Привыкшей к совсем другим блюдам княжне можно было только посочувствовать.

Насытившись, Даргед отодвинул плоскую деревянную тарелку. "Спасибо, хозяева" — поблагодарил он.

Дандальви вслед за гиалийцем отодвинулась от блюда и тихо сказала: "Благодарение этому столу и этому дому".

Ну вот, голод гости утолили, наступает время обстоятельного разговора. Теперь потомки Варихора Убийцы Вепря начнут расспрашивать: кто да зачем пожаловал в их деревню.

Гиалиец украдкой скосил глаз в сторону своей возлюбленной. Дочь ард-дина выглядела внешне невозмутимой.

-А куда ты, почтенный Даговорг, путь держишь? — начал староста.

-На Змеиную реку, к ботогунам — ответил Даргед.

-Путь не близкий — посочувствовал аган — А чего пешком, да ещё и с женой? Муж ты вроде бы благородный, родичи не могли разве "секущих" дать, хотя бы на время путешествия.

-Мы с Вариальви женились против воли сородичей — полуправда-полуложь сама собой лилась с уст гиалийца — Потому решили отправиться к ботогунам. Есть там у меня побратим.

-Давно в бегах? — почти дружелюбно полюбопытствовал староста. Никакого сочувствия нарушивший волю родителей у него не вызывал, но страх, внушаемый аганам собственной знатью, был посильнее заветов дедов и отцов: сейчас эта парочка прячется от родных, а завтра гнев отцов поутихнет, глядишь, они дадут добро на брак, и эти двое могут припомнить осуждающим их простолюдинам.

-Десять дней — ответил Даргед, прикинув расстояние отсюда до ядра земель белых радзаганов.

-Ну ладно, ночуйте, раз пришли. У нас хором нет, но место найдётся. Можете у меня, можете в Доме Ветров — отстранённо предложил староста.

-Лучше в Доме Ветров — быстро сказала Дандальви.

-Хорошо, храм вон на том холме. Жреца нашего Ардахором кличут. Скажите, что это я вас послал.

Аганы начали расходиться. Их распирало любопытство — каждому хотелось узнать историю влюблённых, окончившуюся бегством от родных очагов. Но необходимость соблюдения "приличий" заставляла их сейчас игнорировать этих двоих, пошедших против воли сородичей. Согласно стародавнему закону, гости получат кров над головой и кусок хлеба, но не более того: никто не обязывает развлекать чужаков. Хотя среди присутствующих находились и такие, кто не прочь был переломать "радзагану паршивому" кости, а его "сучку" пустить по кругу. Хвала Ветрам, как говорят эти трупоеды, что буйный молодняк был в явном меньшинстве. Иначе пришлось бы поубивать здесь кучу народа. За себя или Дандальви гиалиец не боялся: местные аганы не казались чересчур опасными в сравнении с дружинниками князей.

II

Храм Ветров был простенький: на слегка подровненной вершине холма стоял открытый навес, под ним идолы Четырёх Братьев, вырезанные местным умельцем со всей возможной тщательностью, которая, увы, не могла заменить талант. Часть навеса была занята закрытым задним приделом Дома Ветров, где находилась храмовая сокровищница и необходимые в отправлении обрядов предметы. Там же была, как понял Даргед со слов старосты, и комната для гостей.

Служитель Ветров нашёлся рядом с дымящимся жертвенным очагом, что располагается, согласно традиции, возле изваяния Восточного Брата, прародителя аганов. Как и все потомки Рула он был высок — даже чуть выше Даргеда. Из-под обычной для жрецов туники торчали жилистые ноги. Лицо слуги Четырёх было загорелым и обветренным, руки свидетельствовали о далеко непраздном образе жизни: видно здесь, среди бедных прихожан приходилось трудиться самому, не особо надеясь на подношения. Изгнаннику вспомнились холёные лица и нежные руки жрецов в Келен-Конноте. Сравнение было не в пользу последних.