Детонация

Можно было, конечно, переехать жить в общежитие при Федерации, чтобы не тратить ежедневно по часу на транспорт. И в тамошней школе программа была составлена с учетом соревнований. Но уезжать от бабушки, единственного родного человека, Южику казалось неправильным и малодушным. Да и к тому же, он любил и ценил её, заменившую ему обоих родителей несколько лет назад.

Нет-нет, все были живы. И даже здоровы. Просто, чтобы продолжить обучение наследника и выплатить ипотеку, им обоим, и отцу, и матери, пришлось уехать работать: маме — в столицу школьным учителем, а отцу — на север на нефтедобывающую вышку.

Маму он видел каждый день в сети по часу — они болтали обо всём на свете и непременно о бесконечной выносящей мозг ерунде. Такая демонстративная, натужная повинность. И разговоры эти всё больше становились похожими на неинтересные обоим отчёты, а общих тем давно не было. К сожалению мамы и разочарованию Южика. Воспрявшая было на первых порах в столице, она вдруг неожиданно сдала и будто бы постарела. Он видел, она старается, но никак не успевает за его стремительно меняющимися интересами. Он и сам не всегда мог угнаться за собственным любопытством.

Но подвиг родителей он ценил. И относился к их решению с уважением, хоть и не понимал, почему действовать пришлось так радикально. Ясно же было, что заработка отца должно было хватать. В натяг, но хватать.

Благодарность предкам сын выражал отсутствием сомнительных историй и скромным членовредительством. Родители, кажется, были довольны. Во всяком случае, градус претензий отчётливо стремился к минимальному. Что юношу несомненно ободряло.

Сейчас Южик ехал на занятия в Федерацию Фехтования — лучшую школу фехтования во всём юго-восточном регионе, где он давно уже не просто подавал надежды, а вполне успешно их воплощал. Одно золото в чемпионате среди кадетов и юниоров, два серебра и множество мелких наград — как раз то, что другие называли призванием.

Южик же был уверен, что дело в упорстве, скорости и тактике боя. Изучить, просчитать, обмануть противника — порождало бешенный азарт и он, нащупав однажды путь, сначала долго присматривался, медлил, а после начал действовать.

Он даже не был лучшим в общей подготовке. Зато имел "холодную" голову и железный характер, что берегли его от типично юношеских глупостей и ошибок — ринуться сломя голову в бой и непременно словить удар, пренебрегая защитой. В общем, саблист из Юджина получился. Осталось теперь, чтобы так же хорошо получился математик, экономист, юрист или программист. И перспективы эти Южа огорчали. Потому что душа не лежала ни к чему вышеперечисленному, и он мучительно прикидывал варианты, ответственно продумывая очередной бой. С родителями. Он даже в шутку обозвал его в прошлом году "Сражением за Независимость Юджина Партнова". И впервые за много лет ему не доставало ни наступательной логики, ни скорости и вариаций контратак, ни защиты. От этого Юж был временами зол, раздражителен и несдержан.

Хотя, несомненно, у несдержанности была и другая причина, но к претензиям предков и возможной учебе она не имела никакого отношения.

Весенние дожди в Родном ничем не отличались от осенних. Дождь Южик не любил. Весенний ещё и потому, что совсем недавно обнажившиеся было представительницы прекрасной половины человечества, стремительно начинали прятать голову, грудь и ноги в бесформенных куртках и брюках, оставляя несостоявшегося эстета размышлять о гипотетическом и, возможно, прекрасном наедине с воображением. Поэтому Юж смешно вытягивал шею, высматривая, и отвлекаясь от погодных условий.

Сегодня его занятия были с группой, в которой тренировалась Оксанка — мираж и наваждение этого года нашего чемпиона. Оксанка обычно медленно поднимала взгляд на Юджина и неспешно отворачивалась. Всегда. Юж голову сломал, что же это значит. Три тренировки в неделю с сентября. Три поворота головы за семь дней. Три взмаха ресниц, три взгляда серых глаз. О чём мечтал кадет юношеской сборной Союза по фехтованию, догадаться нетрудно. Особенно после того, как осенью впервые за последние два года проиграл бой. Девчонке.

Его всё подмывало подойти и прямо спросить: "Оксанка, что всё это значит?" Но потом он просто-таки видел, как она хохочет ему в лицо: "С дуба рухнул, Партной?" или ещё что-нибудь похуже. Намного хуже. Да и Лёнька, его приятель, тоже саблист, уверял, что девчонки не имеют в виду под этим совершенно ничего! Ну вот абсолютно точно! — твердил Лёнька. А спрашивать такое — чистое самоубийство, потому как никогда не знаешь, что действительно у реснитчатой особи женского пола на уме, и насколько твой вопрос её встревожит. И Южик не знал, что лучше: чтобы вопрос её встревожил или оставил равнодушной? Поэтому ресницы при его появлении по-прежнему взлетали, а следом его взору представал затылок с собранными в длинный, высокий русый хвост волосами.

Сегодня Юджин спешил на встречу с ресницами сквозь непогоду и вечерний транспортный коллапс, мечтая о манящем и, наверняка, невозможном. Он почти уже видел, как Оксанка сама подходит к нему и предлагает сходить вечером в кино или боулинг. Нет. Кино всё-таки лучше. Это потому что с намёком сразу. А боулинг — это только для друзей. И возьмёт так его за руку тонкими и сильными пальцами — он знает, они сильные, ему ли не знать — и пойдут они совершенно точно сразу на самый последний ряд, немного смущаясь, но непременно на последний. Так размышлял Юж, глядя в окно маршрутки на мокрую мостовую старого, глубоко провинциального в прошлом городка.

Сейчас, когда столица приблизилась на четыреста километров, маленький Родной преобразился, всхорохорился, распрямил плечи. Вспомнили градоначальники, что и промышленностью не обижены, и что рядом святые места — есть куда туристов привлечь. А то, что город — крупнейший в регионе железнодорожный узел, откуда движение в пяти направлениях идёт, так это только на руку и в подспорье. И городок расцвёл, заблагоухал, покрылся новою черепицею, бессером и брусчаткой. Умылся и отчистился от бездорожной грязи.

Только вот то, что увидел сейчас в окно маршрутки Юж, нашего мастера спорта отнюдь не обрадовало, а заставило его сначала на сидении приподняться, следом съёжиться и некрасиво плюхнуться обратно.

Лёнька стоял на остановке с огромным зонтом-куполом и прижимал к себе свободной рукой Оксанку, что-то втолковывая изменщице и вертихвостке.

Юджину мучительно расхотелось появляться сегодня на тренировке и встречаться глазами с ресницами, а то, что они непременно будут, он нисколько не сомневался. Он даже мог оправдать и понять Лёньку: кто может устоять перед такой вероломной силой? Но её? А как же ресницы? И затылок с хвостом? Его, Юджина затылок с хвостом, три раза в неделю?! Пять уже месяцев?!

Оплеуха реальности была назидательна и беспощадна. Юж почувствовал себя крошечной букашкой, запертой в маленькой, прямоугольной коробке в чужом холодном пространстве под дождём, где он был сейчас совершенно один. И прошлое в лице родителей было в безопасной недосягаемости, хотя ему отчаянно сейчас хотелось, чтобы они были бы рядом. А такое желанное будущее или параллельное настоящее болезненно выкатило на дорогу противоюжевые шипы, если такие бывают. Наверняка, бывают. Ведь стоит же сейчас на остановке Лёнька и обнимает Оксанку. Крепко.

Главное, чтобы они сейчас в эту маршрутку не сели. Посчитав её слишком заполненной людьми. Юж попросту не смог бы сейчас с ними поздороваться и тем более, болтать о чём-то. Съёжился на заднем сидении и закрыл в отчаянии глаза, чтобы не видеть, и если войдут, то не знать.

* * *

Он увидел это спустя ещё четыре дня. Точно в прямом эфире. В последнее время он отчего-то следил за новостями куда пристальней, чем раньше. Сказать по правде, раньше совсем не следил. Оперативная сводка была куда подвижней и предметней коммерческих проектов. Но без них было тоже никак не обойтись временами. Поэтому среди прочего в любом оперативном штабе шёл мониторинг и новостных каналов в каком-нибудь из экранов. Так и здесь, на юге, в Аникии, он уже был готов отдать команду о передислокации, когда его глаза выхватили вдруг знакомую тонкую фигурку на мониторе.

— Звук, — произнёс глухо, прежде чем понял, что сказал вслух.

Терридан коротко тронул плечо радиоинженера. Парень рывком снял наушники, добавил громкость.

"...вы сейчас видите за моей спиной, — порывисто показывала Карри на разрушенное здание сзади. Надпись в углу сообщала, что это прямой, мать его, эфир с востока. — Сепаратисты уничтожили опорный пункт полиции. Трое стражей порядка погибли на месте, когда взорвался заминированный автомобиль. Одного удалось спасти. Вопреки привычной, отработанной годами схеме, провокация этим не закончилась, — она громко говорит, перекрикивая жаркий ветер, который путает её светлые тонкие волосы. Ты с ума сошла? Что же ты делаешь там? — Две вооружённые группы людей прорвались через блокпосты, и наша съёмочная группа стала свидетелями перестрелки в центре Охаша, — короткие кадры стрельбы на экране. Это мог бы быть любой другой город. Но нет, это, дрэк его подери, был именно Охаш, Грэм знал это наверняка, как и то, что зачистка там ещё не проводилась. Данные пятнадцатиминутной давности. Всё произошло только что. Как тебя угораздило, Карри? — Такие действия могут означать и провоцировать сразу... — протяжный свист — грохнул выстрел, Карри чуть вздрогнула. И без того бледное и собранное лицо стало ещё серьёзней, и, кажется, злее. Она плотно сжала губы. Ни капли испуга, ужаса в глазах, никакой суеты, только холодная решимость.

Уходите! Ну же... убирайтесь оттуда! Ты в этом белом для них, как лазерный маркер для кота... Набрала воздуха в лёгкие, прижала пальцами наушник и оглушительный взрыв забил экран взвившейся пылью. Камера резко задёргалась, а потом и вовсе упала, ударилась о землю, взбив ещё пыли и чуть затуманив объектив — он всё ещё смотрит туда, где должна быть она.

— Карри! — надсадно кричит кто-то. — Карри! — и видно на мутном, перевернутом боком изображении, как бежит, падает с ней рядом, пригибая голову, кудрявый парень в весёлой рубашке и жилетке с надписью "Пресса". И ни одной бронировки! Ни на нём, ни на ней! Дрэк!!! Только два доступных места для укрытия — бетонный блок и широченное дерево, которое, возможно, их спасло. Успеют ли? "Фьить, фьить", — свистит коротко в микрофон. В её, тот, что приколот на ней, микрофон! Она приподнимается на локтях, кричит отчаянно, то и дело вжимая голову в плечи. Очереди одна за другой: — Я в порядке! В порядке! Дилл! Диллан!

В состоянии шока человек боли не чувствует. Она без защиты, и они под обстрелом! Кудрявый — опытный. Встать не дал. Осмотрел грамотно. Молодец. Видно, что переживает. Всё-таки вывернулась, и рванули оба ко второму парню. Она медленно поворачивается и... кровь на тоненькой белой рубашке видно слишком хорошо... Смотрит мрачно, точно в объектив. Помехи... сильнее и сильнее.

Потрясённая диктор в студии, которая была теперь на экране, просто смотрела в камеру, мучительно собираясь:

— Вы только что видели, — нетвёрдым голосом произнесла девушка, — Как наша съёмочная группа попала под обстрел в Охаше. Напомню, это был прямой эфир, — девушка порывисто вдохнула, — Каррия Огнец, Роберт Слай и Диллан Сушевский. Ребята... мы молимся за вас, — она замолчала, пытаясь взять себя в руки. — Простите, — и камера переключилась на ведущего-мужчину.

Кто-то коснулся плеча Грэма. Кажется, он всё это время не жил: не моргал, не дышал и даже сердце не билось. Тэрридан оказался за монитором напротив. Грэм только сощурил глаза. Тэрри еле заметно кивнул. Лэррингтон по-прежнему стоял перед монитором с новостями. На экране появилась жёлтая лента с сообщением "Съёмочная группа НК-1 попала под обстрел в Охаше. Подробности уточняются". Какие к Дрэку подробности? Какие ещё им нужны подробности?! Полторы тысячи километров. Он не волшебник. Надо было лично приехать и настоять. Но когда бы он смог это сделать? Он даже дома ещё не был. Дрэк...

— Установить связь с попавшей под обстрел группой журналистов нам пока не удалось. Подробности в следующем выпуске, — сурово, но оптимистично пообещал ведущий в конце новостного блока и, не улыбаясь, ушёл на рекламу.

Можно ли не дышать целый час? Теперь Лэррингтон знал — можно. Ровно столько сворачивали штаб и коротко отчитывались подчинённые. Дэвриг подходил пару раз за уточнениями. Грэм только на долю секунды умоляюще сдвинул брови и Мэк, кивнув одними глазами, взял ответственность по нужному ему вопросу на себя.

Через час этого странного, обездвиживающего разум тумана, в котором растворились ощущения и даже мысли, Тэрри протянул ему папку, где лежал один единственный листок. И три короткие строчки на нём:

"Объект эвакуирован. Незначительная контузия. Состояние удовлетворительное. Госпиталь Аперта. Вылет в столицу два часа. Раненому оперативная помощь".

Грэм не знал, чего больше он теперь ощущал: облегчения или злости? Безусловно, разжались тиски, что делали дыхание сдавленным и голос колючим. Но какого дрэкова лешего её туда понесло? Какого вонючего беса она не надела долбанную защиту? Три комплекта! Распорядился лично, чтобы было по одному дома, на работе и в автомобиле. Всегда под рукой, где бы ни была. Почему? Так унизительна его естественная, ни к чему не обязывающая забота? Он захлопнул папку и не смог разжать зубы, чтобы поблагодарить вслух. Сделал это одними глазами. Отвернулся к стене, мучительно приводя лицо в человеческое состояние. Сейчас бы он с удовольствием с кем-нибудь подрался.

Только ведь не с кем. Мэка он бить не станет. А молодняк сам рисковать не решится. Домой. Там он побьёт Рэмана. Тот, наверняка, будет доволен.

— Поднимайте вертолёт. Нас ждут в Совете, — бросил короткий взгляд в новостийный монитор, там были фотографии Карри и двоих её операторов. Того блондина с тугими кудрями в весёлой, яркой рубашке и темноволосого, красавчика. Они лыбились наглым дуэтом, неожиданно зля и раздражая. Не могли сами съездить? Обязательно надо было девицу с собой тащить? То, что их спасли — неприкрытое чудо. Боевики в лучшем случае не оставляют живых. А в худшем — забирают в рабство. Грэму вдруг немыслимо, до зуда в ладонях, захотелось поднять в воздух бомбардировщик и залить долбаный Охаш и всю окраину, и ближайших соседей — рассадник террора, живым огнём.

Всё-таки она возмутительно безрассудна. А если с ней что-нибудь случится, с такой маленькой, отчаянно смелой, невероятно нежной и живой, он себе не простит. Как уже не сможет простить Лакру. Сейчас он не мог не пытаться спасти её. Был один способ её защитить. Но это, несомненно, просто бред его уставшего и перекачанного стимуляторами мозга. Да и не согласится она ни за что. Хотя, это реальный способ уберечь её от Рэмана и Союза. Хоть она этого и не понимает.

И у неё, наверное, будут восхитительные дети, мелькнуло неожиданно в голове. Он вдруг напрягся и замер прямо в дверях. Они не предохранялись. Такая поразительная беспечность их обоих, доверие, с которым она вручила ему себя, опьянили и выключили мозг окончательно. А сейчас от сознания того, что возможная мать его гипотетических детей только что была под обстрелом, вдруг сделалось совсем нечем дышать. Грэм потерянно обернулся, ища глазами того единственного, кто мог бы его успокоить. Тэрри дождался пока они останутся одни, пропуская к выходу офицеров, и только тогда очень тихо и ровно заверил: