Зеленая кровь

А тут еще ус дрыгнул — и внутри зазвенело тоненько, динь-дили-динь, бим-мм, бим-мм! Локкер чуть не подскочил — но ничего не шевелилось, только звенело, и он снова лег в тепло, поближе к пещерке для костра. Все в порядке. Какое-то развлечение для Хозяина — слушает, наверное, как оно звенит и цыкает. Приятно, если знать, что безопасно. Успокаивает и в сон клонит.

Пришел Хозяин, принес ведро с молоком. Поставил рядом.

— Попей и отдыхай, ладно?

Ладно. Локкер коснулся носом его руки. Приятно — от его тепла носу щекотно, а если он гладит, то щекочет шерстинки по хребту. Хорошо. Ты сильный и добрый, я понял.

Я тебе нравлюсь.

Но перекидываться не буду пока, ладно? Я тебя не боюсь, нет, но у тебя в доме живут... всякие разные. Я пока побуду так, на всякий случай.

Локкер сунул мордочку в ведро и стал пить молоко. Вообще-то, уже не очень свежее — наверное, на холоде у них стояло, чтобы не скисло — но вкусно. Локкер уже сто лет молока не пил. Пусть даже старое и холодное — все равно вещь!

Хозяин на него посмотрел — взгляд по шкуре прошел, как прохладный ветерок — и сказал:

— Ты, наверное, оставайся на ночь прямо здесь. Тебе тут нравится?

Локкер облизал молоко с губ и кивнул.

— Спи, если хочешь спать, — сказал Хозяин. — Я припоминаю, что вы, лоси, звери дневные?

Локкер кивнул еще раз. И посмотрел на ведро — молоко там еще осталось.

— Пей и спи, — сказал Хозяин. — Все устроится.

И ушел. Если бы Локкер еще не был таким усталым...

Он допил молоко и снова лег около огня. В пещерке горели толстые бревна, березовые — кора на них закрутилась в трубочки и рассыпалась, а им самим еще целую ночь догорать. От огня волнами шло тепло, грело бок. Локкер задремал — но вдруг услышал шорох живого существа.

Еле-еле слышный. А потом — как об подоконник ударились мягкие лапы.

Локкер вскочил. На подоконнике стояла большая рысь и смотрела на него. У нее были желтые глаза, как у той, в лесу.

Младшая Ипостась не может кричать и звать на помощь. Она может только драться. И Локкер, дрожа от усталости и смертной обиды — и здесь враги — набычился и нацелился рожками.

А рысь прыгнула с подоконника и очень красиво, прямо в полете, перекинулась, приземлившись уже на человеческие ноги. И Локкер первый раз в жизни увидел Старшую Ипостась страшных лесных Глаз — совсем молодая тетенька, вся в пятнистом меху, в кожаных шнурках с меховыми шариками, волосы с двух сторон закручены в рысьи кисточки. Глаза по-прежнему большие, желтые, раскосые — но лицо совсем не злое. И грустно улыбается.

Никто-никто из хищных зверей не нападет в Старшей Ипостаси. Локкер выпрямился, посмотрел на рысь с усталым удивлением, а она мягко подошла поближе.

— Храбрый лосенок, — сказала тихонько и нежно. — Ты бы меня победил, храбрый зверь. Ты молодец, кто не боится — тот имеет право жить...

Ее тон вдруг так ярко напомнил Локкеру маму, что Старшая Ипостась сама собой сменила Младшую — телу только и осталось, что подчиниться. И Локкер обхватил себя руками за плечи и отодвинулся, потому что хотелось ткнуться лицом ей в живот и заплакать.

А рысь присела рядом на корточки, сказала почти что маминым голосом:

— Меня зовут Манефа, маленький зверь. Теперь я буду тебя защищать. У меня котята были... помладше тебя... а теперь вот никого нет...

И Локкер не выдержал. Он все-таки обнял ее за шею и заплакал. И сказал:

— Тетя Манефа, у меня маму и сестричку медведи съели... а я — Локкер...

А она тыкалась носом ему в ухо и урчала — тепло, щекотно и совсем не страшно.

Хольвин слышал их голоса из приемной, сидя у себя в кабинете и пытаясь разыскать какую-нибудь дельную информацию о лосях в ветеринарном справочнике лесных копытных животных. Он уже собирался попросить какую-нибудь пожилую добрую суку присмотреть за малышом. Услыхав, что делает кошка, сперва здорово перепугался за малыша и хотел вмешаться, но потом передумал.

Кошки, если хотят ухаживать за детьми — чудесные мамаши. Вне зависимости от того, кто ребенок — котенок или птенец. Или вот лосенок, например. Слава Небесам, сиротку пристроили.

Пока кошка вылизывала и успокаивала лосенка в гостиной, рассказывая ему те сказки, которые кошки испокон веку рассказывают своим детенышам, и которые так поражали лосенка, что он не мог уснуть и слушал, невзирая на усталость, стая во дворе все никак не могла угомониться.

Щенки принюхивались к лосиным следам, втискивая носы между каменных плит и раздувая пыль в разные стороны. Псы постарше бегали туда-сюда вдоль ограды, втягивая тревожные запахи лесного тумана и холодного ветра — опасались, как бы еще какой зверь сюда не пришел. Только старик Трезор, вожак Стаи, и телохранители Хольвина, Джейсор и Крафт, не участвовали в общей суматохе, развалившись на газоне у парадного входа и наблюдая за упражнениями молодежи.

К ним время от времени подсовывались щенки — поделиться результатами исследований. Локкер слышал их голоса со двора:

— Дед, а он хищный!

— Ну с чего ты взял? — Трезор зевнул. — Нюхай хорошо.

— Я нюхал. Кровью пахнет.

— Охламон. Нюхай еще. Нюхай и думай.

Щенок мотал головой, выкусывал блоху и плелся назад. Его компания стучала когтями по брусчатке, трясла языками, обменивалась мыслями:

— Ну ничего уже не вынюхаешь! Все затоптали, гады...

— И кошка проходила... и Хозяин...

— Это не тем мясом пахнет, которое он ел. Это он по нему ходил — по мясу. Или — по крови.

— С ума сойти...

— Столько запахов притащил — шерсть дыбом встает... У тебя тоже встает?

— Встает.

— Ну вот...

— Не пихайся, я тебя съем!

— Только попробуй... Рр-р-р!

А небо тем временем уже начинало белесо светлеть. На востоке загорелась заря, голубые огни потускнели. Окно в кабинете Хольвина давно погасло, и большая часть обитателей дома тоже легла спать. Не спали лишь сторожа и еще кое-кому из младших в стае не спалось от приступов жестокого любопытства.

Собаки вообще существа любопытные.

Локкер проснулся поздно и долго не мог понять, где это он находится. Он никогда раньше не ночевал под крышей — на лес было совсем не похоже.

В высокие окна ярко светило солнце — на мохнатое-пятнистое, которое тетя Манефа, добрая рысь, называла "ковер". Огонь догорел; в пещерке для костра лежал один пепел. Рядом никого не было.

Локкер встал, перекинулся на всякий случай и пошел к двери.

Дверь оказалась незапертой — открылась, когда Локкер толкнул ее головой. На лестнице тетя Манефа тоже не обнаружилась, пришлось спускаться одному. Внизу Локкер остановился.

Та дверь, в которую его вчера провел Хозяин, была закрыта — Локкер слышал, как за ней по камням бегают собаки. Зато в конце длинного коридора оказалась еще одна дверь, раскрытая, в приятное место, похожее на лес — и собак там не было.

Славно.

Локкер вышел туда, где под ветром шуршали листья и чирикали птицы. Местечко оказалось забавное. Деревья здесь росли какие-то незнакомые; много ярких цветов цвело между большими камнями, как на болотных кочках — и цветы были вроде бы ненастоящие. Травка оказалась коротенькая и мягкая, тоже какая-то ненастоящая, смешная травка, хоть на вкус ее пробуй.

Около двери, ведущей в дом лежала большая куча сухой травы — мама называла это "сеном". Такие кучи лоси иногда видели на лугах неподалеку от деревень. Иногда зимой лосята шалили — заметив в "сене" сухую ветку, вытаскивали ее оттуда, разбрасывая кучу в стороны. Мама сердилась, говорила: это люди себе собирают, им нужно, а вы балуетесь. Вам что, есть нечего? А Лорис кричала: "Нигде нет листиков, а эта с листиками! Мы хотим с листиками!", — и Локкер поддакивал.

От воспоминаний было сначала смешно, а потом грустно и захотелось плакать. Локкер печально обошел кучу "сена" кругом — веток было не видать. Поиск веток навел на мысли о еде, и Локкер подумал, что хорошо бы перекусить. Он попробовал на вкус цветы — может, сладкие, как кипрей, или сочные и горчат, как одуванчики — но оказалось, что трава травой, ничего особенного. Локкер подумал, что Хозяин держит тут такие цветы не для еды, а смотреть.

Локкер подошел к дереву. Дерево было невысокое и раскидистое. Локкер понюхал серебристо-зеленые мягкие листья и отломил веточку на пробу. Вот это было да! Один восторг, а не завтрак.

Локкер вздохнул и принялся, не торопясь, кормиться. Он успел съесть не так уж много — во всяком случае, не столько, чтобы наесться — как вдруг у него под самым ухом залаяли так, что он подскочил.

Громадный черный пес, впрочем, не собирался нападать — он перекинулся, став хмурым дядькой в грубой мохнатой куртке, мохнатых штанах и мокасинах. Локкер посмотрел на него — и тоже перекинулся, из вежливости.

Но пес не перестал сердиться.

— Ты чего это делаешь?! — прорычал он раздраженно. — Ты почему яблоню портишь, зараза рогатая?

Локкер растерялся.

— А это не едят? — спросил он виновато.

— Тебе козы сена принесли! — рявкнул пес. — Своего, между прочим. А ты тут деревья ломаешь!

У Локкера даже слезы на глаза навернулись. Ему было стыдно и невозможно сказать, что сено-то он как раз и не ест — не любит траву, да еще и сухую. Получается, что его приютили, а он тут все делает не так... козы же не виноваты, что не знают про сено. Они же сами его едят, а с лесными зверями никогда не встречались. Им — что лоси, что олени, что — вообще коровы...

Пес хотел еще что-то сказать, но тут из дома выскочила Манефа и выручила лосенка из беды.

— Ты что к нему пристал, Тенгиз?! — закричала она еще издали. — Дерева ребенку пожалел?! Ему сам Хозяин разрешил пастись в саду! Хольвин мне сам сказал — ты слышишь?

Пес зарычал, оскалив страшные белые клыки, которые ничуть не изменились при смене Ипостасей.

— Кошка! А тебе какое дело?

Манефа подлетела, схватила Локкера за плечи, быстро взглянула, все ли с ним в порядке — и заслонила от пса собой. И очень страшно зашипела:

— Это мой лос-сс-сенок! С-слыш-шишь?!

— Кошачьи дети, — буркнул пес ругательным тоном и почесал в затылке.

— Простите, — робко сказал Локкер, высовываясь из-за кошки. — Я не знал, что яблоню есть нельзя. Она вкусная...

Он ожидал, что пес рассердится еще больше, но тот отчего-то расхохотался, а за ним рассмеялась и Манефа. Локкер сконфузился вконец.

— Во хохма! — гавкнул пес, все еще смеясь. — Пойти ребятам рассказать...

И ушел туда, на каменный двор, оставив Локкера и Манефу одних.

— А я тебя ищу, лосенок, — нежно сказала Манефа, приглаживая Локкеру волосы и вытирая его мокрые щеки. — Я тебе завтрак принесла... как чувствовала, что псы все перепутают. Не перекидывайся — там человеческая еда. И не расстраивайся по пустякам — объешь ты эту яблоню, если она тебе нравится. Хольвин разрешил — а псы разве что понимают!

Локкер улыбнулся, все еще чуть-чуть конфузясь, и кивнул. Хольвин беззвучно хохотал, глядя в окно...

Хозяин.

Локкер очнулся от тревожного сна.

Серый и мутный предутренний свет сочился в окно, прикрытое зеленой шторой, и всю комнатушку красил в зеленое — только не в такое, как трава, а в болезненную зелень лишайников на сухой ели. За окном слабо грохотал едва проснувшийся город. В комнатушке было тепло и душно; на диване прикорнула Лилия, молоденькая Хозяйка, не знающая, что она — Хозяйка, смешное существо, взлохмаченное, глазастое и на тоненьких ножках, как олененок. Тео не было. Нехорошо.

Не то, чтобы Локкеру особенно хотелось видеть Тео. Конечно, он живой — других в Службе Безопасности быть и не может — и даже время от времени от него шло настоящее тепло... но он был слишком нервный и жестокий для Хозяина. Слишком нацелен на уничтожение, сильнее, чем на сохранение жизни — такие вещи здорово чувствуются. Будто важнее уничтожить банду мертвяков, устроивших где-то там незаконный притон, чем спасти Рамона. Неприятно. Но...

Он знает город. И все-таки, с оговорками, но — друг.

Локкер тронул Лилию за плечо.

Она, как все люди, просыпалась слишком долго, жмурилась, зевала и терла глаза кулаками. Потом стащила со спинки дивана китель, с трудом попала в рукава и сказала:

— Ну и мятая же я! Ужас... Псиной пахну, да?

— Ты сейчас пахнешь приятнее, чем вчера, — сказал Локкер. — Мы химии не любим. А псина — нормальный запах. Рамон, к примеру, всегда так пахнет.

Лилия прыснула.

— Хорошо, что у тебя на лице нет краски, — сказал Локкер. — Я видел человеческих женщин, у которых на лице, как у горных коз перед боем — слой грязи, только разноцветной и пахнет неживым. Зачем себя раскрашивать?

Лилия уже хохотала, уткнувшись носом в ладони. Потом подняла на Локкера веселые, совсем не сонные глаза.

— Пойдем кофе пить.

— Давай Тео найдем, — сказал Локкер. — Еда потом. Сначала узнаем, приехал ли Хольвин.

Ему очень хотелось видеть Хольвина. Подойти, положить голову на плечо, сказать, что все еще исправится, почувствовать себя в команде... Лилия неопределенно покрутила рукой в воздухе.

— Рано еще. Хольвин же за городом живет...

— У него машина. Она ездит быстро.

— Ладно, пойдем.

Вышли из комнаты отдыха. Прошли по длинному тусклому коридору, где Локкеру не нравилось и где сновали туда-сюда неприятные люди, которые кого-то разыскивали. Потом Лилия открыла дверь, и за дверью оказался крохотный закуток с жалюзи на узком окне, со столом для компьютера и грязным потеком на стене и части потолка. У компьютера обнаружился Тео с усталой и сосредоточенной миной. Может быть, он не спал или чуть-чуть подремал в компьютерном кресле.

— Хольвин еще не приехал? — спросил Локкер.

— Звонил, — сказал Тео. — Он как всегда. Ничего не объяснил, злится, раздражается. Сказал, что задержится... Лось, тебе Рамон снился?

— Да. Он жив, но ранен, — сказал Локкер, вспоминая, видел ли хоть раз Хольвина злым или раздраженным. Как всегда?

— Хорошо бы успеть до вечера. Иди сюда.

Локкер подошел. Лилия просунулась к нему подмышку, чтобы тоже видеть. Тео развернул к ним монитор.

— Вот карта Северного Района. Это тебе говорит что-нибудь?

Локкер внимательно посмотрел на экран, на кубики и брусочки, подписанные цифрами, на полоски с названиями улиц — и кивнул.

— Да. Это карта. Это город. Дома. Я понимаю. Мне Рамон рассказывал.

Тео вздохнул.

— Эх... я же не об этом. Ты можешь прикинуть по карте, где может находиться место... ну, то место, которое тебе снится?

Локкер удивился.

— Рамон же совсем не так это видел, — пояснил он терпеливо. — Он же видел все настоящее. Дома настоящие. Кусты акации. Стену, такую красную, грязную. Железную будку, на которой рожицы нарисованы. Он там все нюхал. Если попросить какую-нибудь собаку понюхать — я могу сравнить, что она скажет и что Рамон думал...

Тео снова вздохнул и почесал голову двумя руками. Локкер почувствовал, что у человека от долгого сидения и рассматривания все тело затекло — и Тео тут же непроизвольно потянулся.

— Ты устал, — сказал Локкер сочувственно.

— Наплевать, — буркнул Тео мрачно. — Я просто счастлив, что нам теперь, не знаю, сколько времени кататься по району и разыскивать эту твою стену с рожицами, грязную будку и дурацкую акацию. Шик-модерн! На это месяц уйдет!