— И чо теперь делать?
— А я те доктор? Соображать давай. Одно скажу — в Салониках делать нехрен. Надо искать место глухое и тихое, где к нам никакая падла не докопается, мля. Так-то вот, господин новорусскосибирский валенок!
И Саня с досады совершенно некультурно плюнул мне под ноги. Обнаружив, что что-то идет не так в нашей беседе, в диалог включилась Катерина, и быстро перетерев на немецком тему с Сашкой, заявила —
— Я знаю такое место!
С этого момента у нас все поперло вдоль да наперекосяк, абсолютно непредусмотренным и незапланированным образом, обрастая по пути как снежный ком, всякого рода неожиданностями, но ко всеобщему таки удовольствию.
— На Хиосе есть маленький военный запасной аэродром. Мы с Теодором иногда садились там, когда летали в гости к дяде. У дяди Димитриоса километрах в пяти большой дом на берегу. Он живет вдвоем с женой, его дети выросли и разъехались и как раз сейчас там никто не гостит. А дядя всегда рад меня видеть. Он меня очень любит и балует. И тетя Мария тоже.
У меня как компьютер в голове сработал и я выдал:
— Так. На Хиосе я знаю всего два аэродрома. Один так и называется 'Хиос', а в верстах двадцати другой, маленький. Называется Олимбой. Код ИКАО — LG56. Полоса — 10/28. Длина ВПП — 1015 метров, ширина — 27 метров, высота над уровнем моря — 200 метров. Покрытие — асфальт. Не освещается. И ничего кроме полосы там нет. Даже радио. Все.
— А ты откуда все это знаешь? — изумился Сашка.
— От верблюда. В этот год отдыхать там собирался, поближе к осени, вот и облетывал те места в симуляторе из любопытства. Я на Олимбой этот раз сто садился. Ну, и запомнил.
— Так ты еще и 'симулянт' в придачу? Интересно. В стороне от трасс, никому не мешаем, никому глаз не мозолим, границ не нарушаем. А чо, годится. Когда перебираемся?
И тут меня мысль посетила, умная — спасу нет. Вдохновение снизошло. Я немедленно возгордился, какой я умный, и раскомандовался. И меня все сразу стали слушаться. Сначала. Я в Сашку палец упер —
— Так, ты сейчас звонишь жене, велишь ей трусы и плавки в чумаданы скидывать, все что нужно даме для культурного отдыха на морском побережье. Ну, и тебе пусть сандалики захватит. Потом договариваешься с диспетчерами, чтоб коридор дали... А где твою супругу удобнее подхватить будет? Ты ведь с Дюссельдорфа прилетел?
— Да. От аропорта до Эссена 25 км всего.
— Значит утрясаешь коридор до Дюссельдорфа и обратно. Или в Эссене тоже полоса есть? Оба вместе будете. Она отдыхать, а ты — вкалывать.
Сашка иронически осмотрел мое одухотворенное тело и вылил на него ушатик освежающего:
— Слышь, фюрер мирового авиапролетариата! Ты про границы между государствами слышал? Это такие линии на глобусе. И это тебе будет айнц! Самолет твой приписан к какому порту?
— Аэроклуб города Фессалоники.
— Правильно. И летает он под греческим флагом. Это будет тебе цвай! В воздушном пространстве Греции полеты частных самолетов производятся по упрощенной процедуре, то есть в уведомительном порядке. Подал флайт-план, уплатил за взлет-посадку, за услуги управления воздушным движением и валяй. Лети себе с богом. Но не дальше границы Греции. Это тебе будет драй. Ты пальчики-то не забывай загибать, а то со счету собъешся. А для международного перелета другая процедура. Чтобы до Германии долететь придется пересечь штук пять границ, если лететь над Евросоюзом. Болгария, Румыния, Венгрия, Австрия и Германия. Надо получить разрешение на пересечение каждой границы. Для этого опять же если у тебя есть шенген, а он у тебя есть, иначе бы в Грецию не пустили, подаешь флайт-план не позднее чем за два часа до вылета... и, наконец пройти таможенный и пограничный контроль. Это тебе будет фир. И при вложении некоторого ощутимого количества бабла можно такое разрешение получить. Кончились пальчики? А главное долго это. Рейсовым самолетом гораздо быстрее и проще получится. Все понял?
— Все равно звони жене! — настырно сказал я. — К утру она сюда долетит из твоего Дюссельдорфа? Мы ее здесь подхватим и айда на Хиос!
— Есть утренний рейс. К девяти утра сюда прилетает. — Сашка хмыкнул и достав мобильник отошел в сторонку.
Тут на глаза мне попался сеньор Чезаре, и мой палец уперся в ему в живот:
— Чезаре — ты с утра заправляешь птичку под пробки, а сейчас бежишь отпрашиваться у своего начальства в неоплачиваемый отпуск. В деньгах не потеряешь. Будешь отдыхать на Хиосе, присматривать за птичкой и наш договор исполнять. Все понятно? Исполнять!
— Но, синьоре Виталис, у меня тоже жена... и дети...
Полет моих валькирий прервала Катерина.
— Виталос, синьору Чезаро не надо ни у кого отпрашиваться. Синьоре Чезаро мой служащий. Теодор нанял его специально для того, чтобы обслуживать 'Караван'. Синьоре Чезаро едет с нами. Не так ли, синьоре Чезаро?
— Так. Ладно. Детей скока? Трое? Чтоб завтра к утру с заправщиком, багажом, супругой и детками был на этом месте. А сейчас домой — бегом марш! Исполнять!
И с Катюхой надо бы устаканить до полной определенности...
— Кирия Катерина! Как мне кажется, я невольно доставляю вам совершенно излишние хлопоты. И вношу в вашу жизнь элемент беспокойства. Полагаю это явной неделикатностью. Так ли уж необходимо, и не станет ли для вас тягостным пребывание в моей компании? Не будет ли благоразумнее для вас, кирия, остаться дома? Согласны?
— Нет!
— Как, нет?
— Я лечу с вами!
— А приличествующий знатной даме багаж?
— А где ты изыскал знатную даму? Я вполне обойдусь одним чемоданом. Все необходимое для меня найдется у дяди Димитриоса. Дом на охрану возьмет полиция, я позвоню. Монморанси возьму с собой. Ты милый, видишь еще какие-то проблемы?
— Кать, а Кать. Может все-таки останешься? Зачем тебе маяться с нами? Я там из самолета не буду вылезать. Почти.
Совершенно неожиданно из прекрасного правого глаза Катерины выкатилась огромная горючая слезища. Потом следующая, из левого, и не хуже. Потом из обоих сразу по нескольку штук в бодром темпе.
— Это не важно. Я хочу быть рядом. С тобой. Просто... возьми меня... с собой! Я вам кофе варить буду и гамбургеры стряпать. Должна же быть на борту стюардесса!
По правде сказать, я растерялся. Едва с женщиной познакомился, как до слез довел бедняжку. Что ж я за слон-то такой, неуклюжий.
— Да сколько хочешь, столько и поехали!
Катя моментально просияла и бесстыжим манером зависла на моей шее изящно оттопырив ножку. Понятное дело, с поцелуями. Ладно бы только Сашка, он ее и не знает фактически. Но вот синьор Чезаре уронил челюсть столь низко, что по-моему на нее наступил. Взял я ее на руки, и в самолете спрятал от глаз нескромных, завидущих. Новый мне рекбус-кроксфорд разгадывать теперь. Да она че, ексель-моксель, влюбилась что ли?! Пипец! В меня! Ага! Прямо з пэршего взгляду! 'Я буду груб и смел с миллионершами, лишь дайте только волю, мужики!'.
— Теперь, мое золотце, давай что-то с Сашкой решать. Отвезешь его в 'Авалон'?
— Конечно. Это же совсем рядом с 'Македонией'.
Вернулся Александр и сообщил, что жена его прилетит утренним рейсом. Сказал, что поругала его сначала, а потом обрадовалась, что вместе будут. Потом деловито залез в кабину, включил рацию и в нескольких словах обкашлял с диспетчерами утренний коридор на Хиос. Махнул мне рукой и объявил, что есть 'добро' на вылет. И меня сразу жаба придушила. Вот почему в России-то так нельзя? А? Потом мы в диспетчерскую службу с ним сходили. Сашка там быстро бланк полетного плана заполнил, отдал готического, что по раскраске, что по телосложению, вида девице, спросил где тут можно за керосин рассчитаться. Показали нам нужное окошко, я и проплатил за услуги и керосин. Когда шли назад, Сашка спросил:
— А кто хоть она тебе? Фрау Катерина?
— Продавщица. Я самолет у нее купил.
— А мне показалось...
— Крестись, если кажется, нехристь лютеранская!
— Сам ты татаро-монгольский магометанин! Я в православной церкви крещен.
— Ты ж тевтон!
— И чо? Мы как при матушке Екатерине в Поволжье заселились, так вот с тех пор и православные.
— А в Сибирь давно угодили?
— А ты будто не знаешь. Да как Отец Народов решил, что нам в Поволжье нефиг отсвечивать, так мы и Сибирь освоили.
Потом помолчав, тему сменил:
— Нам если часов в десять с утра вылететь, то по прогнозу запросто можем в грозу угодить. Ее или обходить или перепрыгнуть можно попробовать. 'Караван' машина хорошая, одно плохо — салон не герметичный. Если на высоту погода загонит, придется в масках сидеть. Зря твоя продавщица с нами напросилась. И детки ещё...
— А вот в этом месте могу тебя приятно удивить. Сей пепелац адаптирован для высотных полетов, ежели я правильно перевел с англицкого. И намордники нам не понадобятся вовсе, поскольку салон с наддувом. На шести тысячах давление в салоне как на трех.
— Да ты че! Правда что ли?
— Нет, это не есть правда. Я злонамеренно лгу тебе с целью извлечения профита из твоей доверчивости. Я тебе Мавроди из МММ? Чезаре! — завопил я, поскольку мы уже к самолету пришли. — Скажи ему, что зыс плэйн адаптид фор хай альтитьюд флай!
— Си, синьор, хи ис адаптид! — и захихикал. Видно я, чо-то не так ляпнул. Да пошли они, басурмане эти.
— Ну ты скажи! — Восхитился Сашка — слышал что такое делают, но не встречал. Это ж, лайнер, у тебя какой-то просто!
— А тож! Фуфла не держим! — Горделиво ответил я и приосанился.
— Это ж мы часа два выиграть сможем! Сразу тысяч на шесть залезем и если гроза не наваристая, то можем и над ней проскочить! Клево! — Сашка полез обратно в кабину осваиваться с нововведениями.
А потом Катя его в 'Авалон' увезла, я самолет уже закрыл и сидел с Морсом на лавочке у ангара. Молчали. Мыслили позитивно. Вернулась Катя быстро. Уселись мы в машину, поехали в таверну к Димитриосу. Там и Зойка уже тусовалась, на месте уже. Я Сашке позвонил, узнать как он устроился. Сашке в 'Авалоне' одному было скучно. Зойка как про него узнала, оживилась необычайно и на 'Оппеле' своем за ним смоталась мухой. Не поленилась. Поужинали сами, накормили оглоеда шерстистого и отправили 'мерса' окарауливать. Он там на посту вверенном и придрых.
А мы сидели в уюте, 'Самену' тянули полегоньку. Зойка меня расспрашивала обо всей моей жизни и Катерине перетолмачивала. Скрывать и стыдится мне нечего. Я все как есть и рассказывал, да байки авиационные травил. Зойка ржала в голос, Катя улыбалась, Сашка ей басни мои переводил, с комментариями. Потом тоже историю из авиационных хохмочк поведал. Теперь ржал я. Особенно потому, что был ее непосредственным наблюдателем. Поржал над тем, как все переврала народная молва, и Сашке фамилии действующих лиц уточнил. Он-то бомбер, а дело в нашем ТАПе происходило. Ну и правильную версию ему изложил. А Сашка насторожил ушки и уточнять полез:
Ты мне лучше вот что расскажи. Ты по жизни вообще кто? В профессиональном смысле?
— Ачинское АВТУ. Техник-лейтенант. Хотел в Барнаул поступать, да медики за повышенную лохматость бровей срезали. Ну, меня в Ачинск и сосватали, не отходя от кассы.
— Да ты чо! А я как раз Барнаульское ВВАУЛ оканчивал. Командиром СУ-24М стал, до капитана дослужился.
— А я думал ты и вправду — гауптман! А ты офицер Советской армии! И в Германии живешь!
— Офицер Российской армии. В отставке. Значит, ты авиатехник? Ну и слава Богу! Хоть с теорией и матчастью проблем не будет. А то мне тут один инженер-лесовед, как-то попался. Вот это была песня!
— Чо, неграмотный такой?
— Нет, туповатый просто. Но с амбициями!
— А чо из армии ушел? По Европам заскучал?
— Нет, под сокращение влетел. Не нужны Расее боевые пилоты более. Ну и помыкался потом. Батя мой на Украине пенсионерствовал уже. Я к нему подался. С работой — голый васер. Там, на Украине с немкой познакомился. Она по линии ОБСЕ подрабатывала переводчицей. Ну, и поженились вскоре. Так вот при супруге в Германию и угодил. Переучиться пришлось на линейного пилота. Пятьдесят косарей истратил. Хорошо, родня немецкая отыскалась и помогла. Сейчас уже неплохо зарабатываю, и рассчитался с долгами. Ох, сколько я с языками намаялся, это мрак какой-то! Но преодолел! Хошь анекдот? В Эссене на симуляторе экзамены сдавал, в одном экипаже с пилотягой немецким. Он с "Торнадо" на пенсию вышел и тоже на гражданского пилота переучивание проходил. Вот мы с ним в один экипаж и угодили. Получилось кино и немцы! И вот уже пять лет тут летаю. На инструктора год назад обучение прошел. Теперь вас, балбесов обучаю.
Я ему тоже поведал опупею мою, как из армии меня "ушли", как маршрут Владивосток — Новосибирск осваивал. Как по небу тосковал и на мотодельтике кувыркался с подружками-раскладушками. Как решил плюнуть на все и "Караван" купить. Да, типа, по северам порыскать в поисках приключений на ощущалово.
Только про самое главное я умолчал. Про тот мир. Меньше знаешь — крепче спишь. Мы всей компанией долго еще сидели в таверне этой, винцо потягивая. Медленные танцы с Катериной танцевали. Ленив я для быстрого скока. И шептались с Катериной обо всем и ни о чем, понимая друг друга через раз на полтора, уточняя затем непонятное. И дотанцевались. Катенька, воровато оглянувшись на подружку, прижалась ко мне в танце со всей уже откровенностью и что-то важное мне на ушко зашептала, горячо и быстро. На греческом. Ничего-то я не понял, но она еще и ухо мое прицеловывала при этом. Кончился танец, я на место кирию проводил и сам сел. Сашка с Зойкой тоже подошли. Сашка веселится, как гиббон, анекдоты меня не веселящие выдает один за другим, вроде как зенитный автомат "Шилка". Зойку с хохоту ноги не держат уже почти. В Сашке она опору ищет. И, похоже, находит. Я же в глубокую задумчивость впал. Вот, сижу и гадаю — "ЧТО БЫ ЭТО ЗНАЧИЛО?!".
Снова после хип-хопов медлячок залабали. Катя меня не дожидаясь проявила здоровую инициативу и вытащила в круг. Опять прижалась потеснее всем рельефом, и опять мне на ушко непонятное гонит. Руки мне на шею бубликом закинула и несдержался, нескромный я. Втихаря в угол потемнее утанцевали мы, и там целоваться с ней принялись. Вот в углу этом самом на ушко она мне и шепнула:
— Мон амор!
Вот по-французски я понял, приплыл, и в осадок тихо выпал. Простое такое французское слово она мне сказала, очень тихим голосом. Нихрена се! Она че, серьезно?! Ну все! Валидолу мне! Валерианны! Не откажусь и от корвалола. Инфаркт с миокардом отмачивать. Или мне лучше уже сразу аминазиньчика принять? Галопередольчику? Разрушает канал связи с космосом, блокирует чакры... способствует трезвости мышления... самое оно...
Я ей на пальцах объясняю, что такого быть не может по определению. Кто она и кто я? Две сильно большие разницы! А она мои слабые попытки объяснить ей всю нелепость происходящего приняла за подлое недоверие, огорчилась страшно и тихо-тихо закапала на меня солененьким. Теперь мне еще и бюст промочить норовят. Переходим к водным процедурам, мои дорогие маленькие радиослушатели. Ой ты мама, мама дорогая! В самом-то деле! Проводить мелиорацию пришлось поцелуями, жаркими и страстными. Я по-французски-то не силен однако. По-русски ей сказал, что тоже, мол, души в ней не чаю. Аналогичным образом. И чувства питаю самые возвышенно-нежные к кирии Катерине. Потом для бащей доходчивости объявил Катюне английский эквивалент вышеизложенного. Едва успел я Катю в порядок слегка привести, только осушил ее горе, только убедил ее в полной взаимности чувств, только пуговку ей верхнюю на блузке застегнуть успел, как Сашка нам подвернулся.