Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Нам пора, — сказала Лукреция, входя в гримёрку.
Они выпили по стопке водки и вышли на сцену. Их уже узнавали. Это было приятно и весьма неожиданно. Этот клуб был куда больше, чем те, где "Opium Crow" раньше доводилось играть. В этот раз Макс даже не боялся смотреть в лица людей, которые столпились возле сцены. Надо было что-то сказать.
— Здравствуйте, — выдал он сквозь силу. — С вами группа "Opium Crow", мы проведём с вами ближайшие полчаса.
Приветствие оказалось сухим и скомканным, Герман сразу понял это и заиграл вступление. Это была новая песня "Бездна". Нервная и дёрганая наркотическая баллада. Клавиши солировали. Макса не покидало ощущение, что Лукреция словно сражается с ним. Ноты взрезали мозг. Он старался петь громче и сильнее. Герману казалось, что сейчас он выплюнет свои лёгкие, орошая зал потоками крови. Закончил Макс, почти сходя на театральный шёпот:
Мы сладость вдыхали небрежно
В просторах загона манежа.
Наш мир покрывался несвежей
Кровавой коркой тоски.
Германа интересовало, не сорвал ли он голос к чертям. Следующая песня показала, что нет. Они заиграли заводную и мрачную "Свободу". Никто не ожидал от Макса такого цинизма и злости.
В целом, сегодня "Crow" играли лучше, чем на репетиции. Подогретые алкоголем и энергией зала, они почти забыли про лажу. Они погружались в неистовый транс, впервые ощущая себя единым целым, живым инструментом, все части которого служат для одной цели. Это было редким, можно было сказать, единственным абсолютным согласием данного состава группы. Наверное, все они знали, что играют в таком виде в последний раз, и это ничуть их не огорчало.
Зал с радостью принимал новую песню, даже порождая лёгкий слэм перед сценой. Какая-то девушка в первом ряду стащила с себя футболку, оставшись в одном лифчике. Макс мельком взглянул на неё. Их глаза встретились.
Послышались первые аккорды "Insane". Кое-кто в зале уже знал эту песню. Послышались одобрительные крики. С сумасшедшей бас-гитарой Дани эта песня звучала ещё жёстче и безумнее. Вообще с его появлением звучание группы весьма изменилось. В процессе выступления он умудрялся курить или прыгать по сцене, как дикая обезьяна, что никак не влияло на качество его игры. Этот парень был мастером своего дела, прирождённым басистом. И публике он нравился куда больше, чем его предшественник, возможно, благодаря своему внешнему виду. Сегодня он обвешался цепями и звенел при ходьбе, как кентервильское привидение.
"Опиум" Макс и Герман спели вместе, прильнув к одному микрофону. Воронёнку казалось, что, если бы это продлилось чуть дольше, то концерт пришлось бы доигрывать со стояком. Непередаваемое ощущение губ Макса в опасной близости. Его горячее дыхание. Его налакированные волосы, щекочущие щёку. Пришлось абстрагироваться и думать непосредственно о песне, но она тоже вдруг начала казаться безумно сексуальной. Герман вздохнул с облегчением, когда она закончилась.
Макс краем глаза следил за той самой девушкой у сцены. Всё выступление она продолжала извиваться и танцевать. Они отыграли без происшествий ещё пару песен, закончив выступление коротким джемом.
Потом все собрались в гримёрке, чтобы выпить и обсудить свой выход.
— Ну я считаю, что нормально, хотя можно было бы и лучше, — сказал Герман. Он по-прежнему относился критически к собственной музыке.
— Если бы кто-то не лажал, то было бы идеально, — хмыкнула Лукреция, покидая гримёрку.
Макс был в слишком хорошем настроении, чтобы с ней собачиться.
— Кстати, пойдём послушаем следующую группу? Забыл, как они там называются, — предложил Макс.
— Ладно, пошли, — согласился Герман, хватая пиво.
В зале было темно и накурено. Лучи прожектора сновали туда-сюда по раскрасневшимся потным лицам людей на танцполе. Вскоре на сцене появились те самые ребята. — Здравствуйте, мы — "Pretty Kitty"! — прокричал в микрофон Кристи.
Сейчас он выглядел ещё более дико, чем в гримёрке. Начёс из бесцветно-белых волос делал его выше сантиметров на двадцать. Макияж уже изрядно потёк. Канареечно-жёлтая куртка выделяла его на безликом чёрном фоне. Он играл на ярко-розовой гитаре и пел так, словно ему оторвали яйца. Другие музыканты тоже отличались весьма ярким и эксцентричным внешним видом в стиле 80-х. Их встретили громкими аплодисментами, криками и нездоровым смехом.
Их музыка оказалась весьма сырой и неровной, но в то же время обладала достаточным драйвом, чтобы завести толпу. Многие уже знали их песни и охотно подпевали.
— Они мне нравятся, несмотря на то, что это полное дерьмо, — констатировал Герман.
И это по его шкале считалось весьма высокой оценкой для начинающей группы. В целом, они подавали бы большие надежды, если бы не культурный барьер между дикой Россией и цивилизованным миром.
В толпе мелькнул силуэт той самой девушки. Она так и не думала одеться. Макс устремился за ней в коридор, туда, где музыка не была столь громкой. Возле стен стояли люди, потягивая своё пиво. Кто-то из них даже пытался заговорить с Максом, но ему было не до этого. Он увидел её, она стояла одна, прислонившись к кирпичной стене.
Макс смог разглядеть девушку лучше: высокая блондинка с пирсингом в носу, с идеальной фигурой, почти не прикрытой одеждой. На груди красовалась татуировка со змеёй и цветами, узор в таком же стиле оказался у неё на плече. Макс не знал, что сказать, он был слишком трезв, чтобы знакомиться с девушками. Но она заговорила первой, едва он подошёл.
— Привет! Вы классно сыграли, — начала она с дежурной фразы.
— Спасибо, — ответил он. — Ты классно танцевала.
— Я знаю. Я часто здесь танцую go-go. Кстати, меня зовут Полина.
Макс коротко представился. Их бутылки звякнули соприкасаясь. Они и дальше болтали о чём-то бессмысленном, пока Макс не предложил переместиться в гримёрку. Дальше у кого-то нашлась трава и очень много текилы. Мир завертелся в неистовом водовороте.
Полина затащила Макса в кабинку в сортире под предлогом нюхнуть спидов. Алмазные дороги взорвались битым стеклом в мозгу. Он не помнил, как её рука оказалась у него в штанах.
Затем последовал грубый и грязный трах где-то за гранью реальности, сопровождаемый стуком в дверь. Макс обычно не использовал презервативы, но тут включилась природная брезгливость. Эта тёлка ассоциировалась у него всё с тем же клубным сортиром.
Они вышли из туалета вдвоём в весьма растрёпанном виде. Более того, все и так догадались, что они там делали. В гримёрке творился угар с участием "Pretty Kitty" и какими-то совсем левыми людьми.
— Пока тебя не было, я нассал тебе в пиво! — воскликнул Дани.
— Идиот. Я давно его выкинул.
— Чёрт, в чье же пиво я тогда нассал? — проговорил он растерянно, размазывая грим по лицу.
— Очевидно, в своё.
Потом кто-то пытался поджечь дверь при помощи дешёвого лака для волос, но эту затею пришлось быстро оставить, так как вмешался кто-то из оргов.
Герман сидел на диване и с равнодушным лицом беседовал с двумя толстыми девахами. Он читал им нудные лекции о музыке в России, они делали вид, что слушали его. Они хотели вовсе не этого, а ему было совершенно наплевать на всякую физиологию. Он утопал в виски и собственной крутости.
Неадекват вечера возрастал. Макс совершенно не помнил, как попал домой. Полина была рядом. Какая-то вялая возня в темноте на полу.
Ближе к утру удалось погрузиться в некое подобие сна, но это быстро закончилось, потому что амфетамины ещё не до конца отпустили бренное тело Макса. Пришлось отправиться на кухню, где Дани с каким-то чуваком всё ещё продолжали пьянствовать. Они уже и лыка не вязали, но продолжали вести войну с водкой. Солнце назойливо скреблось в окно. Воскресенье, восемь утра. Идиотское безумное счастье перемешалось со страхом и отвращением. Скорей бы она ушла, скорей бы все ушли или умерли.
Водка с утра немного успокаивала. Макс пил её залпом из бутылки, надеясь, что его скоро отпустит.
— Наша жизнь — отражение всего, о чём мы поём, или же наоборот? — спросил он у пустоты.
Дани же внезапно отозвался, заявив, что вообще не может воспринимать тексты. Он упал в глазах Макса ещё на пару пунктов.
— А где Герман? — спросил Макс просто для приличия.
— А к нему сейчас лучше не соваться.
— Ну и хрен с ним.
На Макса напало неистовое желание с кем-то поговорить. Он вернулся в комнату Элис. Только без неё эта спальня не казалась отдельным миром. Здесь были просто мёртвые стены и мёртвые рисунки. Максу даже показалось, что он скучает по ней, но не может поймать даже её тень. Мир изменился за какую-то неделю.
Полина лежала между стеной и кроватью на расстеленном одеяле. Макс понял, почему они всю ночь провели на полу. Должно быть, ему не хотелось осквернять ту кровать, где он был с Элис. Он понял, что становится сентиментальным и не успевает за собственными мыслями.
— Как мы дошли до всего этого? Почему мы стремимся сделать свою жизнь похожей на старые фильмы про рок-н-ролл? Почему мы не можем быть самими собой? — спросил внезапно Макс.
— Детка, ты есть тот, кто ты есть, — ответила Полина. — Ты рок-звезда, неужели ты этого не видишь?
— Это лишь образ, игры и фальшивка. Нам не вернуть прошлое, но мы никогда не повзрослеем. Это мёртвая точка. Это тупик. Мы не наиграемся. В тридцать мы будем теми лысеющими придурками в потёртой коже, что играют никому не нужную музыку в тех же клубах. Мир вокруг будет меняться, а мы нет. А нашим друзьям будет всё так же двадцать и они будут смотреть на нас сверху вниз, потому что они будут думать, что у них есть будущее. Будущее — это всё, чего я боюсь.
— Прекрати, ты классный, — сонно отвечала она.
Макс не верил ей и не верил сейчас никому. Просыпались люди, они ходили туда-сюда, здороваясь и прощаясь друг с другом. Никто из них не знал, реальны они или же являются просто галлюцинациями, но через некоторых из них видны были стены. И всё вокруг словно дымилось, поджариваясь на зимнем солнце. Тоска надвигалась, не хотелось вообще ничего. Вскоре появился Герман и попросил всех, кто здесь не проживает, покинуть квартиру. Макс пожалел, что дал Полине свой номер, но ради приличия записал и её телефон.
Даже, когда все ушли, он не смог спокойно заснуть.
— Не пойму, чего ты связался с Сиськой?
— С кем? — переспросил Макс.
— Та тёлка — это стриптизёрша из "Мартовского кота". У неё классные сиськи, стопроцентный силикон. Я тоже её трахал, как и все, кому доводилось выступать в том клубе. Вот теперь она добралась и до тебя.
— Она мне нравится. У неё с собой спиды и лёгкий подход к жизни.
— Ты просто идиот, — ответил Герман. — Из всех баб, которых только можно было встретить, ты нашёл самую конченую шлюху.
Глава 11
Утром разбудила Полина-Сиська и предложила встретиться. Макс хотел уже было отказаться, но она сказала, что у неё есть бутылка шатреза. Пришлось согласиться, поскольку все обитатели Вороньего Гнезда были на мели, а подобная роскошь перепадает редко.
— Зачем она тебе? — спросил Герман совершенно серьёзно.
— Ты знаешь про мою прежнюю жизнь. У меня никогда не было таких женщин. Они как те самые тёлки из журналов, на которых все мы дрочили в детстве. Навязанные обществом стандарты красоты ещё живы в моём мозгу.
— Я не дрочил, — ответил Герман.
— Ну ты это другой разговор.
-У тебя есть какая-нибудь приличная одежда? — спросил Макс, желая сменить тему.
— Бери что хочешь, вернее то, во что влезешь.
Герман уже привык, что все в этом доме носят его старые шмотки. У него накопилось много готической одежды в период повального увлечения шопингом.
Макс порылся в шкафу и стащил оттуда чёрные джинсы и свитер с черепами. Так же позаимствовал ботинки на десятисантиметровой платформе и короткое пальто.
— Я чувствую себя так, словно на мне твоя кожа, — сказал Макс, покидая Гнездо.
* * *
Дани слышал плачь синтезатора из-за незапертой двери. Что-то трагичное и околоджазовое. Пернатого колбасило, очевидно. Это не музыка, это какая-то плавна агония инструмента и человека. Это слишком очевидно, что все вокруг прибывают в каком-то ожидании великого краха. Дани знал, что приносит свою внутреннюю катастрофу везде и всюду. Таково предназначение хаотиков.
Через открытую дверь он видел мрак комнаты, силуэты белого лица и рук, выхваченных пламенем свечи. Всё это больше и больше походило на нуар-комикс. Герман не обращал на Дани никакого внимания, продолжая терзать инструмент.
— Я много думаю, зачем всё это? — спросил Воронёнок пару минут спустя.
— Ты со мной говоришь? — Дани стало немного неловко.
— Нет, со стенкой, — ответил Герман, не прекращая игры. — Всё вокруг дарит только разочарование и боль.
— Не драматизируй, кухонный Шопенгауэр.
Герман хмыкнул, для него было странно, что Дани знает, кто это такой. Да и вообще он как-то сомневался, умеет ли басист читать.
— Да нет, я не об этом. Просто валить отсюда надо, однозначно валить. Мы здесь умрём и бездарно сопьёмся. Мне тесно и больно.
— Куда ты хочешь? — спросил Дани, лениво.
— В Лондон, к примеру.
Широта размаха вороньих крыльев мечты поражала.
— Ты чего? У нас на это в жизни денег не хватит. Ну, может быть, только если проституция! Ты пойдёшь ублажать старых педиков, а я тёток в возрасте, тогда у нас всё получится где-то лет через десять.
— У меня есть свой план. Надо бы его ещё провернуть. Потрясти немного мою мамашу, — голос Германа звучал совсем убито.
— Она же и так урезала тебе финансирование так, что хватает лишь на водочку и бичпакеты. — Если я снова куда-нибудь поступлю, то всё наладится. Или сделаю вид, что поступлю. Но не хочу об это думать именно сейчас. Меня колбасит, так что сделай мне коктейль, — его пальцы ненесли последний трагический удар по клавишам.
Коктейлем Воронёнок называл странную бурду из водки, колы и корицы. Дани заметил, что он пару дней как уже перестал есть, полностью функционируя на своём топливе.
— Ты не думаешь пристрелить Макса? — предложил Дани, наливая водки своему "белому господину". — Он сейчас пьёт шартрез и жахает тёлку.
Воронёнок пожал плечами.
— Если бы мы хотели, то тоже сейчас пили бы французские ликёры и жарили бы баб. Мы с тобой в таком возрасте, когда это перестаёт быть интересным. Боль, пустота, все козлы, смысла нет, всё тлен. Потому что наслаждение ведёт за собой новую боль.
— Я тебя стукну, если ты скажешь это ещё раз.
* * *
Дома у Сиськи оказалась на редкость уютно, как на страницах мебельного каталога. Тупые декорации для рекламы. Запахи сандала и сигарет. Слишком чисто, чтобы быть жилым помещением. После атмосферного и яркого жилища Германа, эта квартира выглядела неестественно. Судя по всему, Сиська недавно сделала ремонт, потому и спросила у Макса сходу:
— Как тебе моя квартира?
— Очень даже ничего, — ответил он, снимая обувь (какой всё же кайф был выбраться из этих ботинок).
— Я заказала пиццу. Наверное, ты проголодался, — спросила она.
Макс кивнул. Пицца оказалась без мяса и вообще без сыра. Сиська, как и многие из московской околомузыкальной тусовки придерживались веганства. Герман говорил, что им просто не хватает денег на кожаную одежду и вкусную жрачку.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |