Нет слов

*

Полтора месяца Данька был тише воды, ниже травы. В своей квартире с улыбкой встречал Марьяна с "инспекцией", по приглашению посещал воспитателя дома с вежливыми визитами. Спокойное поведение Марьяна и интересные беседы постепенно отвлекали Даньку от желания кинуться на шею, выяснить, наконец, отношения. Никто не видел, как он по возвращении домой закрывался, бил кулаками в подушку и засыпал, обняв ее, устав от злых слез.

Не слышал никто, как Марьян одинокими ночами изредка глухо стонал, будто пережевывая собственные зубы. Разочарование накрыло его жестоко, как подростка с первой неразделенной любовью. Нет, с преданной любовью.

Пришла весна. Она в Париже ранняя, пахнет солнечными пятнами на мокрой тротуарной плитке, набухшими почками каштанов, запахом свежемолотого кофе из распахнутых окон кафе.

— Знаешь, в нашем университетском парке расцвели крокусы. Пойдем посмотрим?

Данька, кажется, похудел, несмотря на все попытки мадам Шакри с ее изумительной арабской кухней покормить мальчика во время визитов к мсье Скалонски.

Скулы выпирают, глаза кажутся больше. Конечно, он много учится, Марьян интересуется его успеваемостью. Никаких излишеств не позволяет, хотя не сторонится студенческих вечеринок.

Марьян не знает, не видит себя чужими глазами. Он тоже подтянулся, кажется, даже стал выше. Что в почти двадцатилетнем Даньке превращается в трогательную хрупкость, в возрасте Марьяна вызывает сомнение в здоровье и душевном спокойствии.

Если бы приехал кто-нибудь из друзей и вставил им мозгов, думают оба.

Но у Валентина новое увлечение.

Ронан в каждом сообщении пишет, как счастлив со своим Клодом — и непременно прикладывает фото своего рыжего солнышка. Иногда Марьяну кажется, что радость Ронана нарочитая, восторги преувеличены. Тогда он одергивает себя и пишет нейтральные вежливые письма. В основном, о Данькиных успехах.

Марьян чувствует себя старым изверившимся идиотом, но уже решает сделать шаг навстречу, пусть и будет он в пропасть.

— Мы пойдем? Крокусы...

Марьян обнимает Даньку, сжимает, как будто хочет удержать рвущийся вверх аэростат. Касается губами макушки. Они срываются в эмоции, и Данька стонет. Юноша боится поверить себе, своим ощущениям, решимости Марьяна, его прощению. Они взахлеб целуются, не обращая внимания на идущих мимо людей. Любовь — она не считает годы.

Их считает жизнь.

Той весной и следующей, и еще — они были счастливы — вместе.

Но их отвергнутые интуиция и предвиденье уже просчитали, что лет через пять Даниэль Легерек станет отцом и мужем, главой небольшой, но успешной компьютерной фирмы.

А Марьян Скалонски и Ронан Легерек вновь обретут друг друга. Теперь — до самого конца.

*

Эпилог

Звонок мобильного прозвучал внезапно, посреди рабочего дня. Ни Ронан последние два года, ни Данька на номер, предназначенный специально для Легереков, в это время не звонили.

На экране высветились незнакомые цифры.

Марьян сбросил звонок, вежливо закруглил разговор с посетителем, передал его с рук на руки секретарю. Перезвонил. С удивлением вслушался в женский голос.

— Мсье Скалонски, это Китти. Вы помните меня? Нужно встретиться.

Напор прямо в духе этих американских фангерлз. Еще и пушистыми разноцветными помпонами поманите. Трудно представить такое поведение со стороны вполне воспитанной девочки. Наверняка, экстремальные обстоятельства.

Марьян ужасно не любил истерических голосов, особенно женских. Эти высокие визгливые ноты... Но в памяти сразу возник рождественский образ Китти в заснеженной шапочке. Девушка, которая умела задать некорректный вопрос — и тут же принять завуалированную, хоть и неприятную для нее правду.

— Мисс, — перейдя на вежливый английский, сказал Марьян. — Я помню вас, Китти. Если вас не затруднит, после восемнадцати можем встретиться — где вам удобно?

Голос в трубке нервно рассмеялся.

— Я в аэропорту. Мне нездоровится, и я не знаю, куда ехать.

— Минутку.

Марьян быстро перелистал ежедневник. Кажется, назначенных встреч на сегодня уже не будет. А вечерний прием не скоро, на него можно успеть.

— Китти, — успокаивающе произнес Марьян. — Если вам плохо, обратитесь к персоналу, а потом постарайтесь разместиться поближе к справочному бюро. Я буду через час.

— Ох, мсье Марьян...

— Китти, вы в состоянии обратиться к персоналу?

Марьян нашел девушку в медицинском отсеке. Дежурный врач с осуждением посмотрел на солидного мужчину, который заставляет девушку в таком состоянии его дожидаться. Но когда встретил абсолютно недоумевающий обеспокоенный взгляд, смягчился. Может, это не любовник. Судя по возрасту, отец девушки.

— Ей нужен покой хотя бы следующие три дня. Высокий тонус матки.

— Тонус чего? — мужчина был близок к обмороку. Точно, папаша. Они всегда узнают последними.

— Тонус матки. Если вы хотите внуков, поберегите дочь.

Врач даже пожалел, что так напугал "отца". С полчаса ему пришлось отбиваться от предложений вызвать спецмашину амбуланса, нанять медсестру, оплатить расходы прямо здесь, не отходя от кушетки.

"Я не хочу дочку!" — про себя взмолился тридцатилетний терапевт. — "Буду таким же больным, как все эти дедушки!".

Китти смеялась, а потом кинулась на шею Марьяну и попросила ее увезти, а то тошнит от запаха лекарств.

— Даниэль знает? — спросил Марьян, подъезжая к своему дому. Он с трудом мог представить, как женщину в таком состоянии можно отправить одну в гостиницу. Несмотря, что больше пятнадцати лет был женат, он никогда не переживал подобных событий.

— Марьян, вы уникальный человек, — уложив на его руку свою маленькую ручку в тонкой перчатке — весна была ранней, дни прохладными — сказала Китти. — У вас нет сомнений, что отец моего ребенка Даниэль Легерек?

Марьян вежливо подал девушке руку, вывел из авто и только в лифте спросил:

— А почему бы вы иначе обратились ко мне?

Мадам Шакри еще не ушла. Она удивилась, но сразу же начала заботиться о гостье.

Когда Марьян и Китти остались одни за наспех накрытым столом с ранним ужином, девушка с запозданием ответила:

— Мсье Марьян, у вас манеры и понятия прошлого века. Допустим, вы мне понравились, поэтому я решила обратиться за помощью к вам. Независимо, кто отец моего ребенка. Если он появится на свет.

Марьян внешне безучастно оглядел стол, налил в стакан Китти оранжада.

— Кажется, тут неплохой выбор. Может, что-то из выставленных блюд вы сможете поесть, Китти. Не пытайтесь вывести меня из себя. И я не буду в ответ на вас давить, мне будет неприятно в связи с вашим положением. На рождественские каникулы Даниэль летал в Англию к отцу. Возможно, вы встречались. Если посчитать сроки и ранний токсикоз — вы вполне подходите на роль будущей матери его ребенка. И я не верю в вашу стервозность.

Китти сжала руки, осознавая, как мелодраматично выглядит ее жест. И сразу же уложила ладони на стол под насмешливым взглядом Марьяна.

— Вы правы. У меня не было мужчин, кроме Даниэля. Мы были вместе, когда он приезжал в Англию. Каждый раз. Но вы— то! Вы!!! Я же знаю, что вы любовники! Почему вы так спокойно реагируете!

— Китти, а почему вы "спокойно" занимались любовью с Данькой, — он намеренно произнес имя по-русски, — если знали, что мы любовники? Почему вы примчались ко мне, а не к родителям, не к нему, в конце концов?

— Вы человек, — твердо произнесла Китти. — Я обращаюсь к взрослому умному человеку за советом. Еще не поздно сделать аборт. Мне не нужен ребенок без отца.

— А ребенок без матери? Подумайте, Китти. Выбросить существо, которое может стать разумным и любимым человеком? Есть вещи необратимые. Полжизни Данька рос без отца. Но он жил и был. Мать не решилась его уничтожить. Я не проповедник, я вообще был, наверное, плохим мужем, если моя бывшая жена не осчастливила меня званием "отец". Наверное, мне и не нужно было...Я советую вам поговорить. Данька не только мой любовник, но и, в некотором роде, воспитанник. Если он откажется от ребенка, я буду разочарован.

— Я не хочу просто родить! Я хочу замуж! За Даниэля!

Женские слезы выбивали Марьяна из колеи, но не вызывали жалости.

— Вы любите его, Китти? Или просто так — по залету?

Девушка пролепетала:

— Люблю...

Марьян внимательно посмотрел на нее.

— И я люблю Даньку. И хочу, чтобы он был счастлив. Я не буду вступаться за вас. Уговаривать его. Если у него есть чувства к вам и чувство долга — он решит вопрос в вашу пользу. Вы поешьте. Потом я вызову такси, поедете к Даньке на квартиру. Могу только посоветовать: не давите на него. И не говорите, что обратились ко мне. Мальчик самолюбив.

Марьян уже был в постели, когда замигал вызов на "том самом" телефоне.

— Я возле твоей двери. Впустишь? — раздался слегка запыхавшийся голос Даньки, как будто он поднимался по лестнице, а не лифтом.

Войдя, Данька начал быстро раздеваться, швыряя вещи на пол.

Так и Ронан...когда-то.

Марьян поднимал их и развешивал на плечики. Гардеробная выглядела пастью, глотающей тепло с одежды.

— Давай не будем говорить? — жалобно произнес Данька? — Потом...Может быть, потом.

Потом было жарким. Будто последний раз. Впервые Марьян отбросил сдержанность, впервые не понимал, где кончается он и где начинается любовник. Руки, ноги, чувства переплелись.

Мальчишка, казалось, выпивал их отношения до дна. Губы трескались до крови, пальцы сводило судорогой желания.

Марьян захлебывался в любви.

Да, это конец. Ничего не сказано, но уже понятно все. Конечно, они окажутся в постели еще не раз, но что-то подсказывало: такого не будет больше никогда.

Объяснения не требуются.

Наверное, не хватало только вот этого последнего толчка, доверия. Этой не рожденной еще жизни.

Любовь не считает годы. Она считает жизни.

На церемонной свадьбе Даниэля из семейства Легереков и Китти впервые за последние четыре года увиделись Марьян Скалонски и Ронан Легерек.

И почему Марьян не удивился, что рыженький Клод был всего лишь эпизодом в жизни Ронана и исчез через несколько месяцев после знакомства, оставив теплые воспоминания и кучу цифровых фотографий??