Горец. Вверх по течению. (Горец-1)

— А что в нем такого сложного? От шрапнели перекрытие и в один накат делать можно. Диаметр бревна только не меньше двадцати сантиметров надо брать. Кстати неплохо бы было и пулеметные точки перекрыть бревнами с грунтом, чтоб шрапнелью не выкосило расчеты.

— Это идея, — подорвался фельдюнкер побежал с ней к инженеру.

Сплюнул я в окопчик... да пользуйтесь, не жалко... лишь бы с толком сделано было и пехтуру от обстрела спасло.

Однако Або батальонного инженера притащил ко мне и идею не притырил. Честный парень оказался.

— Нарисовать такой пулеметный блиндаж в плане и разрезе можешь? — спросил меня инженер.

— Легко, — ответил я, ибо чертить — это не лопатой махать.

— Тогда черти. Как следует. С земляных работ я тебя на сегодня снимаю.

До самого вечера сидел у себя в палатке и рисовал разнообразные ДЗОТы. И для пулеметов и для малокалиберных пушек, типа горных. Потом все красиво вычертил в туши, не забыв нарезать сектора обстрела. И в углу небольшой план на местности.

Любопытный ротный заявлялся, желал меня припахать куда-то, но я сослался на строгий приказ инженера все задание сделать до вечера и барон от меня нехотя отстал.

После ужина, ожидая подлянок от ротного, ради прикола начертил даже двухэтажный бетонный ДОТ с толщиной стенок в полтора метра. Артиллерийским орудием трехдюймового калибра, фланговыми пулеметными амбразурами и выносными бронеколпаками для снайперов. Время тянул до отбоя.

Потом с батальонным инженером обсуждали различные варианты проектов моих ДЗОТов. Отобрали два и наметили места их строительства.

— Ваяй завтра прямо с утра, — приказал Вахрумка. — Лесом я тебя обеспечу, а в подсобники возьми свое звено. Больше тебе дать мне дать некого. Видел, сколько лишней работы генштабисты навалили.

— Осмелюсь заметить, господин инженер-капитан, вряд ли эта работа лишняя. Скорее всего, это не их прихоть, а уже обобщенный опыт позиционной войны на каком-то участке фронта.

— Да... что-то они говорили между собой о западном фронте... — задумался Вахрумка.— Впрочем, меня в академии учили, что лишней обороны не бывает. Вот только сроки — будь они неладны, нам не увеличили. И людей не добавили.

— Господин инженер-капитан, нам еще скобы железные понадобятся бревна крепить. Штук сорок как минимум. Все же эта позиция будет подвергаться артиллерийскому обстрелу дивизионным калибром.

— Я прикажу Гоцу. — обнадежил меня инженер. — Иди спать. Да... еще вопрос: что это за надпись на твоем чертеже — ДЗОТ?

— Это сокращение, господин инженер-капитан, для краткости. Полностью звучит как 'деревоземляная огневая точка'.

— Оригинальное название. И язык не ломать, — согласился со мной инженер. — Путь остается.

Однако и страданиях бывает облегчение. На следующий день Зверь пригнал от станции целую маршевую роту рецких рекрутов. Сто двадцать здоровых рыл и их повзводно раскидали по ротам. Но это не освободило меня от места производителя работ на пулеметном гнезде, которое быстро углублялось и также быстро росло с такой-то помощью — только успевай приказывать, куда бревна складывать и на сколько их обрезать.

Дня за три справились вчерне.

Чуть позже я подкинул инженеру идейку собрать всех ротных чертежников в его отделе штаба батальона. Все равно ротные командиры тут только передаточная инстанция и работает он с ними напрямую. А если и кидать нас на земляные работы, то на что-то ответственное, типа того же ДЗОТа.

Оргвывод меня поразил, хотя на такое я даже не надеялся, желал лишь только скипнуть из роты этого придурка-барона, который до меня доцепился от безделья. По представлению инженера комбат произвел меня перед строем в ефрейторы. Ротного аж перекосило. Опять все мимо него прошло.

Но пока мы оставались все в ротах.

9.

В тот роковой для меня день я вдвоем с бойцом-чертежником Йозе Страшлипкой укрепляли перекрытие практически готового ДЗОТа изнутри. Те самые знаменитые 'в три наката'. Точнее в два, так как фугасного обстрела не ожидалось. И все самое интересное я пропустил. А когда выглянул из окопа на бруствер, увидел над собой только щеголеватые хромовые сапоги со шпорами и черные лакированные ножны сабли. Подняв глаза выше, увидел офицера в незнакомой мне синей форме при красных бриджах, который в левой руке на отлете держал саблю, а правой целился из револьвера в моих соратников. При этом залетный крендель кричал с чудовищным акцентом на том общеимперском языке, который здесь учат в школе.

— Первый, кто сунется, пуля в живот! Все кто стоит на месте, живут!

Меня он не видел, так как я оказался у него за спиной.

Метрах в десяти от нас еще двое незнакомых мне синих солдат, закинув винтовки за спину тащили, заломив руки, пытающегося упираться ногами Вахмурку.

'Если с винтовками — то это не наши, — прикинул я, — у наших оружия нет'.

А дальше все произошло практически на автомате без участия собственных мозгов и переживаний. Точнее переживания были, но за Вахрумку, который ко мне относился с симпатией и я не желал терять в батальоне такого покровителя.

Штыковая лопата с разворота врубилась под правое колено залетного диверсанта.

Тот, ойкнув, выпустил из руки револьвер и повалился на меня в окоп, где я его и принял, как родного, двинув кулаком по затылку и освободив от сабли.

Приказал Страшлипке:

— Держи и вяжи.

А сам выпрыгнул на бруствер, где подобрал выпавший у врага револьвер.

Крутанул барабан — полный. Это по-нашему.

Только вот Вахрумку почти до леса доволокли. Метров пятнадцать-шестнадцать от меня уже. Еще шагов десять и их скроют деревья.

Но лиха беда — начало. Я с такого расстояния, даже большего, даже из 'макарки' в армии двадцать восемь очков вышибал из тридцати. Взял револьвер двумя руками — по-американски, для устойчивости. Взвел курок, чтобы на самовзводе револьвер в руке не 'клевал'. Выдохнул, слегка присел, прицелился...

Есть! Один злоумышленник по ходу движения отпустил Вахрумку и упал носом в хвою. Как поц. Вот стоял и упал.

Второй не нашел ничего лучшего, чем бросить пленника и потянуть через голову винтовку. Ну, ему и прилетело пулей прямо в грудь. А не стой как мишень на стрельбище.

Дальше дело техники, как учили.

Догнал.

Произвел контроль. Уже по откровенному трупу. Со страху, наверное.

Засунул револьвер за пояс, отцепил флягу с водой и подал ее капитану — ему в себя придти. Это же стресс какой для человека, когда его ворует вражеская разведка.

А сам занялся мародеркой.

Результат особо не очаровал. Бедновато.

Две короткие винтовки, скорее — карабины. Новенькие, что характерно — магазинные. В магазине четыре патрона. Сам магазин заряжался пачкой.

У каждого на поясе восемь кожаных подсумков. В каждом пачка. Тридцать шесть тупорылых патронов с длинной гильзой. Гильза с небольшой закраиной. А вот капсюль уже для центрального боя. Продвинутый девайс.

Две сабли с латунными креплениями для винтовочного штыка на ножнах. И сами штыки длинные игольчатые в этих креплениях. Трехгранные.

Два серебряных портсигара с фабричными папиросами. Тут же еще и два кисета с табаком. Огнива. Портсигары, видать, трофей.

Немного незнакомых монет, завязанных узелком в платочек.

Письма какие-то на незнакомом мне языке.

И никаких документов.

Форма на диверсантах странная. Ничего вообще похожего не только на камуфляж, даже на защитные цвета. Ярко-синяя с красными погонами и выпушками. На погонах трафаретом набит желтой краской номер — '14'. Ясные золотистые пуговицы на однобортном мундире. Красные штаны, заправленные в справные кожаные сапоги из юфти, которые я тут же стянул с покойничков — им-то уже они без надобности. Кепки хипповые такие... с красным околышем и высокой синей тульей надвинутой на лоб. Козырек из черной лакированной кожи. Все натуральное, никаких эрзацев, никакой химии.

Все, кроме винтовок покидал в трофейную шапку.

— Оклемались, господин инженер-капитан, — поинтересовался я у Вахрумки.

А сам в это время винт рассматривал. Ничего особенного. Болт, он и в Африке болт. То есть поворотно-скользяйщий затвор. Дома у нас такие были. И как у охотников — с лицензией, и для самообороны — подпольные. А тут... трудно сказать, на хорошо знакомую мне 'мосинку', да и на 'маузер' похожи они только принципом конструкции затвора, а так различий больше, чем общего.

— Спасибо, ефрейтор, — ответил мне инженер, оторвавшись от фляги. — Я вам если не жизнью, то избавлением от позорного плена обязан.

— На том свете сочтемся угольками, господин инженер-капитан, — улыбнулся я. — Нужно по лесу поискать, там у них лежка должна быть. Не пешие же они сюда притопали, — показал я на сабли. — Кто они хоть такие?

— Это, ефрейтор, цугульские драгуны восточного царя, — подтвердил мои подозрения инженер. — Четырнадцатый полк. Они конные, но могут и пеши воевать.

— Вот и славненько, — осклабился я плотоядно, — думаю, вам лошадь не помешает в качестве моральной компенсации за попытку пленения? А то вы все, господин инженер-капитан, ножками да ножками целый день по объекту, а он большой.

Одна пара сапог мне подошла по размеру и я, недолго думая, поменял на них свои уже разбитые горами, перемотав свои портянки на сухую сторону.

С цугульского офицера, который активно ругался незнаемым мне матом, порой сбиваясь на имперские ругательства, уже стащили сапоги, разрезали его щегольские подшитые кожей 'революционные' штаны и перебинтовали разбитое колено.

Я взглядом спросил ротного санинструктора.

Тот только рукой махнул.

— Хромой теперь на всю жизнь.

— Язык-то у него целый? — спросил уже голосом.

— Цел. Даже не прикушен.

— А больше нам от него ничего не надо. В штабе допросят. Несите его в батальон.

Говорил, а сам при этом обшмонал все его карманы.

Картонная пачка револьверных патронов.

Золотые часы с цепочкой и двумя крышками. Золотой же тяжелый портсигар.

Деньги бумажные и монетами.

Ташка с какими-то бумагами.

Опять-таки никаких документов.

Все, кроме часов, покидал в его ташку. Еще приватизировал с него двойную портупею с кобурой. К ранее захваченному револьверу, который никому я отдавать не собирался.

Саблю пленного офицера я отдал Вахрумке.

— По праву она ваша, господин инженер-капитан.

— Да я и свою-то не ношу, — слегка замялся интеллигентный инженер, и тут же принял облик офицера. — Что собрался делать, ефрейтор? Я же вижу, что ты что-то задумал, — озаботился инженер, перейдя на 'ты'.

— Так точно, господин инженер-капитан, задумал, — сказал я, застегивая на себе трофейную портупею. — Гнездо их накрыть в лесу. Разрешите кликнуть охотников? Двух лесовиков мне будет достаточно. — И видя, что инженер в чем-то сомневается, добавил. — Тут по горячему следу действовать надо, иначе можем опоздать. Тогда лошадки тю-тю... ускачут. А с ними и разведдонесение противнику о наших укреплениях.

Пока инженер размышлял, я перезарядил револьвер. Был этот вороненый аппарат намного короче и легче тех, что стояли на вооружении наших у горных стрелков. И в руке сидел удобней. Прогрессивной конструкции — барабан из рамки откидывался вправо, что несколько непривычно, но с экстрактором. У того американского револьвера, что нелегально завел себе отец после наезда чечен, барабан откидывался влево. В барабане восемь гнезд. Калибр где-то восемь миллиметров. Но вот спуск одинарный. Хорош я был бы с ним в бою, понадеявшись на самовзвод? Вынул стреляные гильзы и дозарядил барабан запасными патронами из специального кармашка в кобуре.

— Действуй, ефрейтор, — наконец решился инженер, глядя на мои уверенные манипуляции с оружием.

Оба мои добровольца из нового пополнения действительно оказались хорошими лесовиками, ходили по чаще намного тише меня и следы читать хорошо умели.

Вооружил я их, с молчаливого согласия инженера, трофейными винтовками.

Вывели меня наши 'чингачгуки' на место дневки вражеской разведывательно-диверсионной группы довольно быстро, минут за сорок. Время я засекал по своим новым часам. В то место где сосняк сменялся лиственным лесом.

Схоронились враги в нашем лесу грамотно, в неглубоком овражке, сверху заросшему густыми кустами лещины, а по лысому дну с бойким узким ручейком. Костерок развели неприметный — в ямке. Обед там готовил на всю команду цугульских киднеперов молодой безусый драгун, лет семнадцати.

Я остался на месте — кашевара караулить, а лесовики разбрелись по округе следы читать.

— Господин ефрейтор, дозвольте обратиться, — неожиданно зашептали мне в ухо.

Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, на лету развернувшись с готовым к стрельбе револьвером.

— Ты меня так больше не пугай, ладно... — прошептал я лесовику, когда сердце перестало колотиться. — А то так и до греха недалеко. Стрельнул бы я с испуга, что делать стал бы?

— Виноват, господин ефрейтор, — криво улыбнулся солдат. — Только тут такое дело. Не один он в овражке сидит. По следам пятеро их, врагов. Троих вы порешили, да один кашеварит. Где еще организм?

— Не знаю где, — честно ответил я. — Может, гадит где-то в кустах. А может в секрете сидит. Сколько у них лошадей?

— Семь. Одна под вьюком. И одну, я так мыслю, они под пленного заранее приготовили. Седло вьючное. Поперек положат. Привяжут к седлу и только их и видели... Лови конский топот...

— Какие лошади? Стерхи?

— Не-е-ет... — довольно осклабился лесовик. — Дорогие кони. Заводские аргамаки. Высокие. Такие быстро скачут.

— Где твой товарищ?

— С другой стороны оврага караулит. Он надежный. Не сомневайтесь, господин ефрейтор.

— Тогда я тут посторожу. А ты топай за медалью. Только мальчишку в живых оставь.

— Зачем?

— Жалко его. Сопляк еще совсем. А так войну в плену перебедует, мать обрадует.

— Как прикажете, господин ефрейтор, — отозвался лесовик и тихо скрылся в, казалось бы, непроходимых кустах.

До чего противно вот так лежать без дела в кустах. Тягомотно. Понял я, что разведка — это не мое дело. Лучше уж кайлом махать.

Минут через пятнадцать пришел другой драгун, в возрасте уже дядька, старослужащий, а то и сверхсрочник. На погоне широкая лычка поперек, а на лице большой нос и черные усы подковой. Круглая медаль на шее. Что-то спросил парня, тот ему что-то ответил и усердно принялся помешивать в котелке. И вражеский унтер сел. Прислонившись к стене оврага. Вынул кисет, свернул цигарку из обрывка газеты и с наслаждением закурил.

Драгун взяли, когда каша уже была готова, и враги накрывали полевой достархан для своих диверсантов.

Лесовики без винтовок просто спрыгнули им на головы. Парнишку оглушили, а вот дядьку с медалью с ходу закололи длинным трофейным штыком в левую ключицу — наповал. Оглушенного пацана лесовики споро связали и высвистали меня вниз условным криком удода.

И когда я не торопясь спустился в овраг, дружно гаркнули, дурачась.

— Обед готов, господин ефрейтор.

10.

Командир батальона Кароль Готварк у нас был не фон-барон какой, а вполне себе нормальный человек мещанского происхождения — сын дорожного подрядчика. Дворянство свое выслужил с майорским чином.