Англии капец!

Легат Аматов говорил простыми словами, резкими фразами, рубил правду на кровоточащие куски:

— Корнуолл богат оловом. Может похвастать рыбой. Вы — шахтеры и рыбаки. Мы дадим вам хлеб, масло, мясо, ткани, инструменты и серебро. Мы дадим вам оружие: арбалеты и болты. Вы даете олово, вы делитесь властью. Сотни лет вас грабили англичане. Для них вы — животные, которые должны рыться в шахтах, чтобы процветало их королевство. Для нас вы — корнуольцы, народ страны достойной лучшей жизни. Ваши горы богаты оловом — вы должны жить богаче, сытнее, лучше. Мы вам поможем.

С этими словами он протянул старикам несколько стальных зубил, клиньев которыми шахтеры рубили руду. Клинья пошли по рукам, старики с пониманием кивали седыми головами, в этом инструменте они разбирались. А Зубриков подхватил нить беседы:

— Зацените металл, старики! Гвелс, по-вашему значит — супер! Мы не совсы ладдер, не ворюги англичашки! За четверть от их грабительской цены поставим такие полезности. И хлебушек, и ткани, все у нас дешевше выйдет! Все равно мы на вашем олове свое наварим! Но зачем вас дурить? Это не по-божески. Господь велел делиться. Деватгар — Бог вас любит! Дал вам горы. Вы нам олово, мы вам вкусняшки. Все счастливы и танцуем ламбаду, я ваших девчонок-мерхес потом научу.

Примитивный стальной клин — одно их главных орудий шахтера. Зубриков раньше думал, что шахтеры кирками там в шахтах машут — грандмастер Мигель из Толидо ему объяснил, что бред это все. Сначала шахтеры клиньями рубят породу, с обратной стороны кайла есть молоток. А потом добивают остатки породы острым 'клювом' кайла. А кирками шахтеры редко пользуются. 'Может, это в более продвинутую эпоху начнут кирками махать? Или против угля сойдет и кирка — он же мягче олова, наверное?' — потом пытался разобраться Леша. На что Ринат махнул рукой и посоветовал ему не забивать мозги лишними печалями: 'Никакого прогрессорства — пусть роют олово по старинке. Мало ли им в голову взбредет, разбогатевшим шахтерам-горцам'. 'Да, нам свои баски не нужны. А вот идею футбола им нужно подкинуть. Пусть не 'Барселона', так 'Корнувона' какая-нибудь появится, будет прикольно' — усмехнулся Зубриков.

Зубриков и Аматов играли роли 'простой и сложный полицейский'. Леша отвечал за простые наезды, а Ринат был глава, властный, спокойный воин.

Потом настало время для дискуссий, для обмена мнениями, время потраченное впустую, но обычай должно было соблюсти. Перебранки то стихали, то возникали из оброненного слова:

— Англичане расстреляют нас из луков! — вдруг заметил один из старейшин.

— Из каких луков! Не будет никаких боев в открытом поле, — спокойно отвечал Ринат. — Это ваши горы, какие поля? Засады, арбалеты, охота! Вы — охотники, совсы — дичь.

— Они пришлют армию. Вы их убьете. Мы не сможем.

— А ты кто такой? — сразу поднял вопрос Зубриков. — Если ты из Кернова, анхенден, сколько ты англичан убил, старик? Кто здесь скажет слово в твою поддержку? Кого ты поддержал в бою?

— Мой дед добывал олово. Мой отец добывал олово, я добываю олово, — с достоинством ответил старый шахтер.

— Так сиди и не вякай, добытчик, когда говорят о войне! Я воин, убийца англичан, — колотил себя в грудь Зубриков. — Я ведь не лезу в шахту. В шахте я сопляк в сравнении с твоим сыном, потомственным добытчиком олова — стенне. Зачем ты отвлекаешь нас от важных вопросов, уважаемый? Тибьяковса — думай, что говоришь! Мы будем учить ваших сыновей убивать за свои горы, за своих матерей и жен, и за вас, стариков. Вы этого хотите?

— Мы привезли пять тысяч арбалетов, — резко и просто выносил старикам мозг Аматов. — У вас столько борзых юнцов не найдется. Болты есть. Готовьте олово на обмен. От сотни выбранных вами воинов ждем одного человека, самого мудрого. Не надо самого меткого, не надо самого дерзкого и храброго, надо спокойного, и чтобы мог знания передать. Пятьдесят ваших людей, возраст не важен. Вас, каждого их вас мы ждем. Пришло ваше время умереть с честью. Назначим место, сроки — мы хорошие учителя, обучим тонкостям стрельбы из арбалетов. Желательно, чтобы умели считать до ста. Не умеет считать до двадцати — не подходит.

— Зачем считать до ста? — спросил один из стариков.

— Я в твою шахту не лезу. И знаний не прошу, как олово добывать. Ты мастер, я воин. Не задавай вопросов — сойдешь за умного молчаливого человека, — сухо ответил Ринат.

— 'Ум надобен тем, кто далеко забрел. С усмешкой будут смотреть на невежду, что сел среди мудрых', — весело добавил Зубриков. — Это Старшая Эдда, мудрость древних людей с севера, датчан, ваших знакомых. Понимать надо.

Старики усмехнулись, корнуольцы давным-давно что-то мутили с датчанами, но не срослось у них с викингами крепко организоваться против англов.

Когда Костя рассказал об этом Леше, тот сразу ответил: 'И хорошо, что не срослось — датчане очень опасные европейцы! Вдуматься страшно: карликовое королевство, а тихой сапой и грозной мощью, в разные века по-разному — отстояли свою крохотную Данию, вцепились в пролив на Балтику и стали насмерть за свои права, за свою Данию. Уважаю. Гамлет — вот образец истинного датчанина: и ядом, и кинжалом, и подделкой документов не брезговал для мести, настоящий принц датский. И в итоге честно на дуэли резался, и умер как викинг, с оружием в руках — прямым ходом, бухать в свою Вальхаллу'.

Внезапно в тишине раздался усталый голос легата Аматова: 'Вы не хотите понять главного. Вы нам не нужны. Я лично хочу, что бы все сдохли. Повторяю для глухих. Для меня важно, чтобы вы все сдохли. Умерли'.

И настала тишина. Старики недоуменно переглядывались, потом начали перешептываться, потом покашливать, готовясь выразить свое мнение. Но он им этого не дал, продолжил свою речь более оптимистичным тоном:

— Вопрос в том, как вы можете умереть. Как жалкие предатели... Вы уже предали всех своих богов. Либо вы умрете как воины. В борьбе за счастье своих детей.

Все молчали, придавленные жестокой правдой слов. Обстановку разрядил Зубриков, который хохмить мог об чем угодно:

— Я знаю про ваши тайные святилища, где вы чествуете древних богов. Смешные жалкие предатели. Ваши кровавые жертвы и слова напрасны. Вы предали богов своих предков, — ласково, с улыбкой довольного жизнью человека произнес Леша последнюю фразу. — И Распятого вы тоже предаете каждый день своей жизни. Вас силой привели к вере в него, но вы сдались, вы предали богов. Ду-рач-ки. Вы должны радоваться возможности умереть с честью. Вот та кровь, которая угодна вашим богам. Морриган, ах, славная краса, она хоть и ненасытна в желаниях, но мне мила ее искренность и простота. Она ждет.

Его ласковый, вкрадчивый, голос балаболки и пройдохи вызывал не желание расслабиться и посмеяться, наоборот, по спинам многих пробежал холодок от последних слов этого странного атланта.

Зубриков не блефовал, он просто дурковал. Они с Костей давно решили разыгрывать эту карту. Константин немало слышал и шепотков о старой вере предков, и громких проклятий священников, недовольных строптивыми 'крещеными язычниками'. Раз у самих атлантов неортодоксальное христианство, можно допустить отклонение от нормы католичества у других. А что они сварганят, какую религию замутят — это не должно волновать атлантов. Главное — склонить их к мысли об удобной, исконной, народной религии — да пусть они даже Христа в компанию остальных кельтских богов принимают: хоть в качестве Отца, хоть Святого Духа — сообразят себе ересь, отклонение от нормы, способную усилить их в жизни и борьбе, отлично. Все меньше контактов с чужаками будет. Разделяй и властвуй, золотые слова. О народе думал сказавший их. Себя не жалел, за Отчизну ратовал. Хороший был человек, сказавший знаменитое 'Разделяй и властвуй'.

Вечером легат Ринатус еще раз объяснил старейшинам суть нашего союза с Корнуоллом: "

Завтра к вам придут не англичане. Нет, к вам придут предатели крови, те кто из ваших родов, кто правил вашими предками. Всегда есть трусливые и сговорчивые, кое-кто сумел сговориться с англичанами. Мы их уже убиваем, мы не договариваемся с предателями крови. Они куплены ангийским золотом, они предложат забыть о былых разногласиях. И вы предадите нас. Вас купят за золото. Вот только что вы будете с ним делать? Вы его кушатиь будете? Может быть, вы из него сделаете инструменты? Если вам нужно золото — мы с радостью добавим золото к оплате за олово. Вы дикари, но вы — мужчины, вы не рабы с сердцами, восторженно замирающими при виде блеска золота.

Запомните главное. Я легат Атлантиды. Я вам не верю. Вы старейшины Корна. Вы мне не верите. Отлично! Мы достойны друг друга. Я не дам вам ни малейшего шанса меня предать. Вы сможете предать только тех, кто будет стоять между нами. Вы предадите свою кровь, своих детей, свое будущее. И если вы их предадите... тогда мы приплывем к вам. И здесь не останется корнцев. Мы вас не будем резать. Вы недостойны смерти от стали. Мы вас прогоним, как прогнали англичан. Мы знаем тайны яда, мы просто отравим воздух Корнуолла и все вы умрете. И тогда мы спокойно привезем наших людей и будем сами добывать олово. А вас мы уничтожим, как диких зверей, недостойных жизни. Те, кто предают детей — недостойны жизни. Ваши внуки получат эту землю. И они будут проклинать вашу глупость.

Вот мои слова. Я не договариваюсь. Вы достойны уважения, но пока недостойны договоров. Поживем — увидим. Наши дети смогут договорится.

Вы дикари. Но у вас есть олово. Запомните, Господь дал вам олово. И этим отличил от остальных. Только олово спасет вас, это ваша кость, это ваша плоть. Во всей Европе нет столько олова, сколько есть у вас. Вам хватит на многие века".

Беседа выходила странная. Старики уже не скрывали своих улыбок, качали головой, и на их физиономиях явно был заметен отпечаток главной мысли: 'Гивелис — Поживем — увидим'. На пояснения, для чего атланты захватят две местности в Корнуолле: Лансфом и Бодмин — старики махнули рукой. Один из них только спросил у атланта Алекса:

— Зачем тебе Гоэнбрен, аталан?

— Эскалибур искать стану, — спокойно ответил Зубриков этому старому прохиндею.

— Кто ищет Эскалибур в Бо? — покачал седой головой старик.

— Прятать Эскалибур в Эске... смешно, — ответил ему Леша. Они посмотрели друг на друга несколько секунд, а потом рассмеялись.

— И какой город захочет занять ваш морской арлед? — уточнил далее любопытный старикан.

— Атлант Виктор, как и следует из его имени, Тор-победитель, древних северных кровей, он викинг, морской лорд-арлед, — рассказал людям Зубриков. — Ему не интересны горы и земля. И его бенен, супруга, вы ее зовете Апфи, та что предала погребению мощи святого Пирана, уничтожив большой собор в Эксетере, не интересуется вами, они желают земли и древний городок Тора забрать у Девоншира, семейное это у них, к побережью могут пристать, к портам.

Такая версия мотивов и поступков старых корнцев ошеломляла. Атланты, оказывается, не просто церкви крушат, а наводят свой порядок, погребают мощи древних святых! А святой Пиран был покровителем всех оловодобытчиков, он был покровителем Корнуолла и его флаг — белый крест на черном фоне был флагом Корна. Проще говоря, как у ирландцев был Патрик, так у корнцев был Пиран. И улыбаться на эту тему никому из стариков не хотелось. Дикость была в том, что имя древнего бога все они помнили, но в Корнуолле было полным полно всяких Торгенов, Торленов, Тормутов, Торки, и Торнов — 'тор' означало 'холм', для всех древних народов это слово было частым в названии поселений. Но строительство нового, уже удивляющего размахом стройки, большого собора в Ланстоне всех успокоило. Поживем — увидим, если убийцы начинают строить — это серьезные воины, надо не спеша с такими разбираться.

После вечера встречи с народными представителями, которые к концу беседы надоели ребятам до чертиков, Ринат рванул на север — готовиться к встрече армии англичан — собрался таки Лондон в освободительный поход, пять дней уже телятся англичане, ползут, как черепахи до Корнуолла.

У Зубрикова было еще одно важное дело. Когда они узнали, кого Апфия взяла в плен, они присели на измену. Герцог, по их пониманию, это принц крови. А этот конкретный герцог — внук короля, брат короля, опекун и регент нынешнего короля.

Апфия торжествовала! Любила она озадачить своего бывшего, все таила на него, что он так просто отпустил ее к другу. Всегда ей было приятно продумать и подстроить козню Зубрикову, и наслаждаться вместе со всеми его пыхтением и затруднениями, когда он выпутывался из ее коварных проделок.

В этот раз они сели, переговорили, вынесли решение. Успокоили Витю, который хотел этого Бофорта привязать к канату, и пару месяцев таскать за бортом своей каракки, пока мерзавец не захлебнется, не задохнется, и не умрет до самой смерти! Ох, и не повезло Томасу Бофорту...

Герцог Томас Бофорт ничего не понимал. Когда он пришел в сознание, оказалось, что раздет догола, и руки его сразу схватили и быстро надели старую рясу из грубой материи. Руки ему не связали, но на ногах он обнаружил стальные колодки, всего двадцати дюймов в длину, меньше фута! Колодки не позволяли даже сделать полный шаг, только семенить шажочками. По скрипу бортов, по дереву стен его каморки, Бофорт сразу понял — он на корабле, он в плену у этой злодейки. И герцог вспомнил, как рушился великий собор его города, центра фамильного удела Ланкастеров Бофортов. Но почему его раздели? Разве недостаточно им его унижения? Чего она добивается? Герцог хотел подумать, но еще больше он хотел пить. И кушать внезапно захотелось. Каморка была до неприличия маленькой, в таких негоже содержать знатного пленника, всего пара футов в длину и ширину! Он практически упирался плечами в стены, как ему спать! Она что, издевается? Герцог сделал два шажочка, колодки больно резанули ноги, но он добрался до той стороны, где увидел маленькое окошко, в которое падал неяркий свет снаружи. Это даже не было окошком — дырка, в которую было невозможно просунуть кулак. Бофорт принялся стучать в крепкую дверь и кричать, вызывая к себе хоть кого-нибудь.

Этого 'кого-нибудь' он и дождался. Человек не стал заглядывать в дырку, он подошел сбоку, дождался пока герцог прекратил свое возмущение, и коротко сказал: 'У тебя пост, проклятый рабовладелец. Завтра получишь воды. Хлеб получишь через два дня'. После этих слов неизвестный удалился. Герцог замер от возмущения: какой, к дьяволу, пост? Они издеваются над ним!

Они не издевались. Они его просто не кормили двое суток. Воду он получил, кожаный маленький бурдючок, который осушил сразу, высосав все до последней капли. И сутки маялся от голода и жажды.

Бофорт не понял, когда корабль поплыл, но однажды очнувшись от сна, сидя на корточках, герцог услышал знакомые звуки — корабль плыл, потрескивал деревом обшивки, скрипел и шумел на ходу.

Через три дня, а может быть и через четыре, Бофорт потерял счет времени, дверь его смердящего узилища отворилась. Герцогу Томасу Бофорту натянули на голову мешок, двинули несколько раз по животу дубинками и потащили куда-то. Недалеко. Бросили его в новое узилище. Вся разница с прежним была в одном: стены здесь были каменные.