Metanoia

-Ты создаешь образ слишком примитивной привлекательности. — я постарался, чтобы голос мой казался как менее равнодушным. В силу моей извращенной природы примитивность более всего возбуждала меня.

-Что это значит? — она выпрямилась и повернулась ко мне, стоя в дверном проеме, отставив в сторону держащую кисточку руку.

-Ты надеешься совратить мудреца?— я положил руки на подлокотники кресла. — Но забываешь о том, что истинного мудреца невозможно совратить, а тот, кто поддастся твоим чарам, будет заведомо далек от мудрости.

Мгновение она стояла, глядя на меня с вызывающим безразличием, но по напряженному молчанию ее понял я, что вынуждена она признать правоту моих слов. Ничего иного не оставалось ей, ничего другого не могла она вообразить и предложить себе и потому вернулась к занятию своему.

Мы ехали по узким городским улочкам и дома с двускатными крышами поднимались над ними. В самом высоком из них я насчитал четыре этажа, за маленькими окнами их соблазнительные притаились тайны. Я видел горожанок в облегающих комбинезонах, полноватых и обрюзгших женщин, чьи похотливые усталые взгляды лениво провожали кортеж, солдат из городской гвардии, облаченных в красные доспехи, прикрывших темными пластиковыми забралами лица, дерущихся кошек, толстого торговца сомнениями, беззвучно для нас расхваливавшего свой товар. Судя по его помятому костюму, торговля шла не очень успешно, что не могло обрадовать меня. Когда перестают покупать сомнения, это означает, что достаточно и возникающих естественным путем, а они более опасны и жизнерадостны, они заставляют подозревать в действительности обман и подлог, указывают на несоответствия и недочеты в ней, приводят к мятежу и разрушению. Существа с покрытыми фиолетовой чешуей головами и маленькими фасеточными глазами, облаченные в длинные, расшитые геометрическими узорами мантии, были наравне с людьми обитателями этого города, сидели на скамейках возле зданий, показывая на нас жестами, которые, исходи они от человека, я счел бы непристойными. Тень дирижабля скрыла от нас небо , красная ящерица выглянула из ржавой водосточной трубы, солнце блеснуло в серьге юного красавца-блондина, совершавшего атлетические упражнения в полном обнажении и я счел город сей приятным для себя.

Когда мы выехали на круглую городскую площадь, я увидел вдали высокие трубы, облепленные чудовищами скульптурными и живыми, я заметил над собой золотистый блеск и ощутил мягкое тепло, окутавшее сердце, как всегда случалось со мной, когда чувствовал я себя надежно защищенным от колдовства. Я мог бы жить в таком месте, если бы избавился от высокого звания своего, мне хотелось бы разрушить такой город, будь я варваром или волшебником с соответствующими склонностями.

Университет являл собой круглое здание из желтовато-серого камня с одним большим куполом в центре и десятью меньшими вокруг него. Каждый из них принадлежал определенному факультету, но два пустовали, ибо никто здесь не занимался более изучением алхимии и небесной механики.

Мы прошли через те пустовавшие залы, где пыль тревожили только крысы и карраны, миновали колонны, к которым до сих приклеены были плакаты, приглашавшие на выступления знаменитых ученых, с любопытством посмотрели на город через пролом в стене, оставшийся, как сообщил нам не сводивший глаз с девушки проводник, после одного неудачного эксперимента, совершенного в древние времена.

Этот юноша, сутулый и тонкий, одетый в черный потертый костюм, встретил нас на высоких ступенях факультета бестиологии, взволнованно потирая пальцы. Длинные, гладко зачесанные назад редкие рыжеватые волосы блестели под темным безоблачным небом, маленькие глаза взирали сквозь круглые очки на Герцога-с благоговением, с недоумением на меня, с испуганным вожделением на девушку.

-Ваше Высочество, — он унизил себя поклоном. — Научный совет ожидает вас.

Выпрямляясь, он бросил взгляд на промежность освобожденной мной. Должно быть, она заметила то, ибо усмешка донеслась с ее стороны.

Она стояла в проломе, держась за выступающую из стены изогнутую балку, цепляясь за ее сероватый металл тонкими пальчиками, а он замер позади нее, сцепив руки за спиной и я был уверен, что смотрит он не на золотистый город и миражные его башни. Герцог был больше заинтересован старыми объявлениями, извещавшими студентов о необходимости срочных выплат, предоставления крови, посещения королевского евгеника, точного времени проведения экзаменов и лекций. Особенную радость вызывали у него списки отчисленных. Подозвав меня, он с восхищением читал имена тех, причинами чьего удаления из университета значились участие в беспорядках, связь с мятежниками, непристойное поведение, гедонистический образ жизни. В то время, как он забавлялся подобным образом, я наблюдал за девушкой. Мне показалось, что она перебросилась несколькими словами со студентом, что было мне неприятно. Не такого мужчину я хотел бы видеть совокупляющимся с ней. В нем не было ничего, что могло бы привлечь меня.

Он представлялся мне отпрыском небогатых родителей, отца его я видел заводским рабочим а мать кем-нибудь наподобие прачки или ткачихи. Впрочем, я допускал и возможность того, что она была учительницей и именно от нее болезненный мальчик перенял интерес к наукам. Полагаю, он оказался достаточно способным для того, чтобы самостоятельно поступить в университет, едва ли у них были знакомства и деньги для того, чтобы как-нибудь помочь ему. Быть может, он даже проявлял должное усердие в обучении, но особым умением его было, несомненно, льстивое угождение. По моей одежде и внешнему виду он не смог определить мою принадлежность и потому, должно быть, счел меня телохранителем герцога или его адъютантом. Таким образом, я не представлял для него интереса, будучи всего лишь слугой и потому немногие обращенные ко мне слова его полны были едва сдерживаемого пренебрежения. Единственный из всех посетителей, я ничего не мог предложить ему. Герцог, несомненно, мог отметить очаровательного и вежливого юношу, подающего, к тому же, большие надежды в науке и оказать ему поддержку, стать его покровителем и защитником, а девушка, как и всегда, служила обещанием недоверчивого удовольствия.

Он был странно некрасив и это было единственным сходством между нами. Ничего не было нарушено в чертах его узкого лица, был тонким, узким и коротким его нос, маленьким подбородок, внимательными искристые голубые глаза, но все вместе, искажаемые его чересчур подвижной мимикой, они становились пугающей маской увлекательного двуличия, скрытной надменности, вечных приготовлений к предательству. Глаза его казались пустыми и даже когда они встречались с моим взором, у меня возникало ощущение, что он не смотрит на меня, не видит, не желает меня видеть, что в то же время, когда он разговаривает со мной, иные планы о том, как использовать меня, извлечь выгоду из общения со мной занимают его мысли. Я не был настолько наивным, чтобы полагать отсутствие подобных замыслов в сознании любого другого, но считал признаком дурного тона делать их столь заметными.

Его тело представлялось мне щуплым и слабым, я вообразил его обнаженным, замершим над освобожденной мной, его тонкие руки, узкие плечи, впалая безволосая грудь, покрытая родимыми пятнами, выпирающий рахитичный живот, нависший над ее плоским и мускулистым, маленький член, готовый спрятаться под пышными волосами на ее лобке показались мне настолько далекими от гармоничного сочетания с ней, что я позволил себе недовольно поморщиться.

Она кивнула и я вздрогнул, ибо то мог быть ответ на слова, которые он произнес. Я не видел его губ и не мог быть уверенным. Быть может, она совершила то движение в ответ на собственные мысли или подозрения. Повернувшись, она смотрела на меня и в улыбке ее были неожиданные доброжелательность и участие, взор ее был ласковым, как будто готова была она поддержать меня в любых моих начинаниях и утешить, если я потерплю сокрушающую неудачу. Это смутило и насторожило меня, вынудило к еще большему недоверию. Не сомневаясь в том, что истина о моей сущности испугала бы юношу и заставила его иначе относиться ко мне, следовать любым моим наставлениям и просьбам, я предпочел все же ничего не предпринимать и выждать, надеясь увидеть результат того, что фантазии мои с легкостью подставляли мне для ненавидящего обозрения.

Мы продолжили путь по коридорам, под высокими потолками которых обвисли на пути от одной тусклой лампы к другой толстые кабели, мимо пустых аудиторий, где в беспорядке были свалены столы и стулья а доски до сих пор хранили остатки давних лекций.

Я не сомневался в его блестящей научной карьере. Если не Герцог, то кто-либо иной, имеющий власть и богатство рано или поздно станет опекать его и с этой помощью он быстро поднимется по длинной лестнице университетских чинов, званий и наград. Работы его, научная ценность которых будет сомнительной, встретят неизменное восхищение, ибо подобных ему всегда будет большинство.

Мы вошли на территорию иного факультета и здесь встретили нас белые стены с портретами ученых мужей, колонны, потерявшие капители среди золотых листьев, приветливые студенты в костюмах и красных мантиях, милые девушки в зеленых платьях, прижимающие к груди книги и тетради. Зрелище это умилило меня. Вид молодых людей, стремящихся к знаниям всегда воодушевлял меня, пробуждал во мне наивную надежду на будущее. Возможно, таковым было влияние Его Величества, утверждавшего, что знание-единственное, что спасает нас от поглощения беспорядком. Когда ему указывали на переменчивость создаваемой им действительности, он всего лишь отмечал, что система далеко не всегда определяется видимым взаимодействием частей.

Мне показалось, что Герцог известен здесь. Некоторые из преподавателей и студентов кивали и улыбались ему, но, идя позади него, я не мог видеть его реакцию на то. Я знал, что он был произведен в рамках программы изготовления благородных существ, одним из первых в считающейся довольно удачной восьмисот третьей серии, был воспитан и выращен в одном из королевских Дворцов, вдали от этого города. Жизнь его была занята служением и едва ли он мог найти время и возможность для того, чтобы сблизиться с кем-либо. Единственной причиной столь спокойного узнавания могло быть то, что уже долгое время воинство Герцога находится возле города. Это удивило меня. То, что я увидел в пустыне было делом нескольких дней, за которые он, всегда высокомерно относившийся к ученым, едва ли нашел бы время для посещения университета.

Поднявшись по широкой лестнице с перилами из белого камня, пройдя под высокими окнами с грязными синеватыми стеклами, мы вошли в аметистовые двери и оказались в аудитории, лишь первые два из множества рядов которой были заняты спорящими мужчинами.

Увидев Герцога, они смолкли, кивками приветствуя его и только один продолжал говорить,рассудительно и спокойно, с холодным, раздражительным превосходством в голосе, опершись руками на столешницу перед собой, пристально глядя на стоявшего за кафедрой.

-Мы не можем быть уверены, что произошли какие-либо изменения. Насколько нам известно, все ориентиры возле города остались прежними, равно как и расстояние до них. Я склонен полагать, что Мубразар либо самостоятельно изменил свою траекторию, либо совершил это под чьим-либо влиянием.

-Кто же мог оказать его? — седовласый мужчина, одной рукой касавшийся боковой панели кафедры, смотрел на своего оппонента с презрительной ухмылкой.

Ударяя каблуками о побледневшие от старости, рассохшиеся доски пола, девушка прошла мимо нас, поднялась на одну ступеньку и протиснулась за один из столов, сопровождаемая полными ужаса взглядами ученых. Только несколько из них, должно быть, наиболее именитые и потому имеющие большее самомнение или же самые похотливые, пристально смотрели на нее и размышляли, вероятнее всего, о том, как сделать ее своей студенткой, ибо мне доводилось слышать о том, что ни в каком другом случае их члены не способны обрести твердость. Она села рядом с одним из них, справа от него и я подумал о том, что прикосновение гладкой скамьи должно быть неприятно ее обнаженным ягодицам. Ученый, полноватый молодой мужчина с короткой рыжеватой бородкой, до тех пор рассеянно смотревший по сторонам, немедля сделал вид, что все внимание его сосредоточено на стоящем за кафедрой.

-Если говорить о личности, то только Король. Ни у кого другого в настоящее время нет силы достаточной, чтобы изменить движение Мубразара.

-Вряд ли его Величество стал бы делать это. Мы ничем не прогневали его.

-Именно. Поэтому остается второе предположение. Его привлекают наши апельсиновые сады.

-Простите?

-Вас следовало повнимательнее читать мою работу. — высокомерная гордыня существа, уверенного в своей величественной правоте восхищала меня. -Я изучил сведения о пяти последних появлениях Мубразара и могу утверждать, что на него оказывают влияние апельсины нашего города.

-Он появлялся и тогда, когда апельсиновых садов еще не было.

-Но только последние пять раз его траектория проходила вблизи от города.

-Это пустой разговор, Микаэль, — мужчина повернулся к Герцогу. — Его Высочество, несомненно, хочет рассказать нам, как идут приготовления.

-Почти закончены. — Герцог встал возле двери, прислонившись к стене и сложил на груди руки.— Но все это бесполезно. В лучшем случае мы замедлим его пришествие на несколько часов. Если я решусь использовать атомных колдунов.

-Но полковник уверял нас, что Мубразара можно остановить.

-Полковник? — я обратил на Герцога изумленный взгляд.

-Ветеран нескольких войн, полагающий себя военным экспертом.

-Он действительно имеет это звание?

Герцог кивнул, насмешливо приподняв бровь, напоминая мне тем самым, что я нахожусь вне военной иерархии.

Это никогда не беспокоило меня. Намного забавнее было видеть тех, кто провел многие годы, стараясь получить генеральские погоны и неожиданно оказывался вынужден подчиняться воле братьев моих, среди которых были и те, кто служил некогда в королевских войсках, но не поднялся выше рядового. Когда оказывается затронутой суть и возможности, форма обретает склонность к отторжению самой себя.

-Оружие полковника до сих пор не прошло испытания, — Герцог тоскливо осмотрел аудиторию, ее светло-голубые облезшие стены, рассыпающийся потолок, весь в увлекательно-темных расплывчатых пятнах. Слишком легко было заподозрить, что помещены они здесь намеренно, дабы способствовать задумчивости в студентах. — Он так и не предоставил нам доказательства его работоспособности.

-Он намеревается сделать это сегодня, мы ждали только вас. — один из ученых, лысеющий и носящий из-за того пышные усы приподнялся, с вызовом глядя на Герцога, но тот лишь кивнул.

-Я никогда не отказывался от новых технологий и с удовольствием буду присутствовать на испытаниях.

Юноша, указавший нам путь сюда, сел рядом с девушкой, положил руки на стол, соединил их пальцы и, наклонив голову, повернулся к ней, что совсем не понравилось мне.

За левым из высоких окон с тяжелыми деревянными рамами появился дирижабль, медленно погрузивший аудиторию в полутьму.