Последний приют для девственниц

Узкая темная лестница уходила вниз и лишь некоторые из ее площадок освещались тусклыми светильниками, нехотя выползавшими из зеленых стен. Пропустив Ирину, юноша закрыл дверь на ключ и направился вниз, не оборачиваясь и едва слышно напевая неизвестную ей мелодию. Держась за стальные шероховатые перила она последовала за ним, кожаные сандалии мягко шуршали по черным ступеням и ей пришлось миновать не менее пяти этажей, прежде чем она оказалась перед дверью из мутного стекла, за которой буйствовал яркий свет.

Он кивнул, предпочитая, чтобы она шла первой и, сочтя, что у него должно быть достаточно причин для того, она прикоснулась к холодному стеклу, оказавшемуся удивительно легким и, толкнув, открыла перед собой узкий коридор со стенами из светло-голубой плитки, пылающий обеззараживающим светом газоразрядных ламп. Осторожно ступив в него, подозревая в его слепящей чистоте небрежный обман, она вдыхает его затхлый воздух и останавливается в испуганном восторге. Этот пряный аромат она не чувствовала уже многие годы, смешавшиеся в одном тошнотворном благовонии сигаретный дым и запах старой кожи, дешевая туалетная вода и машинное масло, радужный страх и притихший порок, все то, что она чувствовала в той маленькой комнате, где ее прижал к стене и пытался поцеловать, до боли сжимая груди, родной дядя.

Низкие двери поблескивали гневным глянцем, но когда она подошла к самой близкой из них, правую очернявшую стену, то за круглым мутным стеклом не увидела ничего, кроме смутных всполохов, несмотря на то, что чувствовала в тех пространствах жадную ледяную страсть.

Спутник ее прошел чуть дальше, остановился возле третьей в той же стене двери, закатал рукава своего черного, с вытянутыми рукавами джемпера и, сложив на груди руки, терпеливо и молча ждал ее. Когда она проходила мимо второй двери, ей послышались странные, пугающие, отравленные пурпурной жалостью и жестоким отвращением стоны, доносящиеся из-за нее и она одним прыжком оказалась рядом с юношей, в презрительной его усмешке увидев, что никогда и ни перед кем не стал бы защищать ее и странное ощутив от того успокоение.

Глубоко вдохнув, он кивнул в сторону двери.

Подозревая, что в этих дверях есть нечто болезненное, опасное, смертельное для него, она ухватилась за стальную скобу ручки и потянула ее на себя. Ей пришлось использовать и вторую руку, упереться ногами в скользкий пол и только тогда удалось отодвинуть тяжелое дерево настолько, чтобы пробраться внутрь.

Всех усилий тусклых масляных ламп было недостаточно для того, чтобы эта маленькая комната знала что-нибудь кроме той мерзостной, гнилой полутьмы, в которой живут тени чудовищ. Черные листья тугих вьюнков закрывали собой стены, низкий потолок, покрытый ядовитыми каплями, хранил в себе черные крюки, назначение которых осталось непонятным Ирине, маленькие вентиляторы бессильны были против тяжелого пряного зловония влажного воздуха и огромное круглое окно напротив двери являло собой то, что заставило ее позабыть обо всех неудобствах.

За толстым стеклом она видела своего принца, лежащего на операционном столе. Его бледное тело, прикрытое лишь красноватым светом, уязвленное ослепительно белыми шрамами на хрупких запястьях, вытянувшее тонкие руки и безволосые ноги, более подобало обреченному на изучающее вскрытие мертвецу, чем тому, кто считал себя повелителем девственниц, сомнамбулическим соблазнителем, безумием превзошедшим совращение, отрешенностью устранившим порок. Ребра просвечивали сквозь лишенную родимых пятен кожу, впалая грудь лишь чудом не сломалась под тяжестью круглого серебряного амулета и ничем не выдавала дыхания и жизни. Прикрытые черными веками глаза не желали более видеть что-либо, движение казалось немыслимым для него, наличие мышц в чьем теле казалось сомнительным.

Трое облаченных в черные халаты существ выступили из темноты и одновременно с тем юноша приблизился к Ирине сзади и положил руки на ее талию. Дернувшись, она обернулась к нему, руки ее вцепились в его запястья.

— Тише...-он улыбнулся ей со странной злобной лаской, — Они услышат тебя.

— Что? — она рванулась, при этом ладонь ее ударила по стеклу.

Насторожившись, уже занеся руки над разложенными в пугающем порядке хирургическими инструментами, создания вздрогнули, резко повернули к ней прикрытые остроконечными уборами головы. Закрытые черными круглыми стеклами глаза не должны были видеть, но она подозревала, что у них могут быть и другие чувства, о которых ей ничего не было известно.

— Не вспугни их. — чувствовать его руки было не столько неприятно ей, сколько непривычно. Прикосновение к ее плоти казалось ей кощунством, занятным и забавным святотатством, одним из тех, о которых так приятно с содроганием вспоминать. Взволнованная, недоумевающая о том, каким может быть продолжение и не сомневающаяся в том, что может в любое мгновение прекратить и остановить его, она вернула взор к успокоившимся существам, склонившимся над ее принцем. Одно из них вонзило в его вену тонкий шприц и выпустило в золотую кровь прозрачный раствор, а другое склонилось, приближая скальпель, сжатый тонкими пальцами в черной перчатке, к его маленькому безвольному члену. Третье же исчезло на мгновение, чтобы вернуться, толкая перед собой стальной стол, на котором лежал обнаженный юноша, в смерти чьей можно было не сомневаться. Правая рука его безвольно свисала, следы от множества проникновений видны были на сгибе локтя.

Они разместили его справа от принца принцем и доставивший мертвеца, взяв скальпель, кончиками пальцев сжал крайнюю плоть его члена, приподнял и что-то сказал своим коллегам. Она не могла расслышать его слов, но ей показалось, что они насмешили их. Ее же волновали чужие руки, опускающиеся к бедрам.

Дернувшись, она попыталась скинуть их, правыми пальцами вцепилась в его запястье, но он склонился к ней, губы его оказались так близко к ее уху, что она испугалась заражения неведомыми его болезнями.

— Если нам придется бежать, ты не увидишь главного...— его спокойный шепот вызвал в ней только возмущенную злость. Больше всего на свете она хотела видеть своего принца. Находиться так близко к нему, пусть и отделенной от него холодным стеклом, было слишком приятно для того, чтобы она могла бояться чего-либо, чтобы что-либо иное могло иметь значение. Вид его исцелял и наполнял жизнерадостной силой, она чувствовала себя счастливой, превзошедшей любое довольство, она становилась чистой в его присутствии и не было ничего, что могло бы помешать ей наслаждаться тем. Глупая и радостная улыбка царапала острой бессмысленностью губы ее, широко раскрытые глаза блестели так, как будто древние луны снова переживали в них скорбную полноту свою.

Мягкие пальцы, чье проворство не имело отношения ни к клавишам ни к струнам ухватились за ушко застежки и потянули ее вниз, расстегивая трескучую молнию. Ей пришлось приложить всю силу воли, сдержаться также, как в те минуты, когда она оставалась одна с нравившимися ей мужчинами и они удивлялись, почему она выглядит отстраненной и ждали от нее объяснений, а она снова и снова уговаривала себя не целовать их и не раздеваться перед ними. Ее прекрасный принц и жестокие тайны его стоили любой жертвы, но она дала себе слово, что не позволит больше, чем допустила бы на ее месте девственница, чтобы сохранить верность ему. Удивившись, испугавшись, затаив дыхание, она призналась себе, что не принадлежит более к когорте невинных и это восхитило ее.

"Я не девственница", — подумала она и дыхание ее захлебнулось солнечным восторгом. Она с ужасом вспоминала теперь, что когда-то хотела навсегда остаться невинной, что полагала в том источник силы и вдохновения для себя. Теперь она думала об этом с усмешкой и презирала тех наивных глупых девиц, которые полагали, что нетронутыми они имеют большую цену и значимость. Она чувствовала себя частью лучшей и прекраснейшей части женщин, принадлежащей к тем, кто познал совокупление и тем самым приобрел знание могущественное и сокровенное, позволяющее им понимающе улыбаться друг другу на улицах, разделять одно сокровище на всех с чувством любящего сестринства, наслаждаться одним и общим удовольствием без боязни потерять его.

Скальпель, сияющий подобно мысли бога, коснулся мертвой кожи, выпустил из под нее истосковавшуюся по свету кровь и аккуратно отрезал член, оставляя на его месте неровную бледную рану. Прозрачная маска со шлангом, идущим к укрепившимся на полу машинам, на тускло подсвеченных шкалах которых пугливо трепетали красные стрелки прикрывала лицо принца и оно становилось еще прекраснее, еще таинственнее от того.

Ухватившись за джинсы Ирины, юноша потянул их вниз, обнажая ее ягодицы, но она могла только смотреть на то, как рука в латексной перчатке сжимает побывавший в ней член, приподнимает его и отрезает от тела.

Она испуганно вздохнула, юноша же, решивший, что причиной тому были действия его злорадно усмехнулся.

Тонкая струйка крови потекла по бледному бедру принца, коснулась унылой стали стола. Маленькая ранка казалась недостойной его величия. Его хрупкому телу более приличествовал бы полученный во время турнира кровавый разрыв, выпускающий внутренности, смешивающий их с раздробленными костями, маленький прокол, оставленный притаившимся в темном коридоре убийцей, ядовитая ревнивая пена на посиневших губах.

Расстегнув свои брюки, юноша правой рукой сжал под бельем свой член, не отводя взгляда от девичьих ягодиц. Несмотря на то, что нечасто ему доводилось видеть подобное и лишь дважды находился он в присутствии обнаженной женщины, позволявшей ему прикоснуться к ней, плоть его не желала твердеть. Разозленный, он отнес эту слабость к побочному действию тех препаратов, которые его заставляли принимать и растворяли в его венах и продолжал со все большим неистовством теребить свой мягкий член, отмечая, что тот все же набирает силу, пусть и непривычно медленно и едва ли не сопротивляясь тому.

Существо поднесло стальную коробку и отрезанная плоть была помещена в нее, скрывшись в бликующем сиянии, слегка приглушенном туманной темнотой окна. Оно скрылось со своей ношей во тьме и, задержав дыхание, девушка с недоумением и страхом проследило за ним, уносящим то, что первым проникло в нее.

Его член был уже достаточно твердым, не таким, как бывало то обычно, но пригодным для удовольствия и он прижался им к ее ягодицам, к тонкой полоске шелка между ними, не рискуя его обнажить, стесняясь и боясь того, что, обернувшись, девушка может случайно увидеть его. Вздрогнув, она лишь сильнее прижала ладони к стеклу и закусила губу. Она чувствовала горячую твердость на своем теле, она понимала ее страстную суть, но ощущала себя в безопасности. Пока на ней были трусики, ничто не угрожало ей и она могла быть спокойна. Эта странная близость возбуждала ее, нетерпеливое тепло увлажняло промежность, тело непроизвольно выгнулось, вспоминая о своем женском естестве. Она сомневалась, что прижимавшийся к ней позволит себе навредить наложнице принца, коей она считала себя. Ей было тяжело и неприятно называть себя так, но она понимала, что у такого, как он, было множество женщин и будет, если только она не остановит его. Глядя на себя в зеркало, она понимала, что не была красавицей, но многие мужчины вожделели ее и признавали в ней наличие странной, потусторонней привлекательности, источником которой могли быть и ее ощутимая неопытность и движения тела, выдававшие особую пригодность его к нагим наслаждениям. Это и было тем, что она намеревалась использовать против своего принца, для того, чтобы навсегда принадлежать ему, снова и снова отдаваться ему.

Руки юноши поднялись и осторожно, робко коснулись ее грудей. Должно быть, он ожидал, что этому она будет сопротивляться, но, разделенная между тем, что видела и чувствовала, она не могла уже считать части эти соотносящимися друг с другом. Все внимание девушки уделено было омертвелому принцу, тело же ее, ласки и прикосновения, обрушившиеся на него, не имевшие к происходящему за окном никакого отношения, почти не интересовало ее. Оно реагировала так, как сама она не посмела бы никогда, отвечая на мужское женским, покачиваясь, подставляя себя и, осмелев от того, что ничто в ней не отвергало его, юноша сжал напряженными пальцами ее упругие груди, не находя в себе достаточно смелости, чтобы забраться под ее джемпер и почувствовать их наготу. Возможно, позднее он решится на это, когда лекарства уже не будут так сильно влиять на него.

Успокаивая себя таким образом, изгибаясь, двигаясь так, как будто совокуплялся с ней, он закрыл глаза и тихо постанывал, нижняя челюсть его выдвинулась вперед, лицо обрело отрешенно-злобное выражение. Время от времени тихий, сдавленный рык, какой можно услышать от человека, с трудом справляющегося с позывами рвоты, вырывался из его горла, но он уже не слышал сам себя, беспокоясь только о том, чтобы получить наибольшее наслаждение от податливого тела в его руках.

Одно существо передало другому отрезанный у мертвеца член, а вернувшееся из темноты третье взяло в руки распылитель с маленьким стальным баллоном и опрыскало ранку в промежности принца. После этого тонкая игла, вонзилась в его кожу, золотистой нитью притягивая к ней чужую плоть. Склонившись над благоуханным телом, они соединили артерию и вены, что заняло у них время, достаточное для того, чтобы ласкавший Ирину юноша утомился. Движения его становились все медленнее, утратили силу и резкость, руки его все слабее сжимали ее грудь и вскоре он, тяжело дыша, отвлекся от нее. Пошатываясь, стирая пот со лба он отступил к стене и оперся на нее спиной.

— Что они.. — она подтянула джинсы, застегнула молнию и только после этого повернулась к нему, — Что они делают?

— Они...— он стер с губ вытекшую на них слюну, — Он должен всегда быть невинным. После тебя он стал грязным и они пересадили ему член девственника.

— Так просто? — она бросила взгляд за окно. Существа стояли над ее принцем, отложив инструменты и разговаривая, — Я думала, такие операции намного сложнее и дольше.

— Только не здесь, — он устало покачал головой, — Уже завтра он сможет снова быть с женщиной.

— Снова? — сердце ее болезненно сжалось в предчувствии непонятной измены, — Здесь появилась еще одна...?

— Они есть почти всегда.

— Кто она? — она попыталась вспомнить всех девушек, каких видела в коридоре больницы. Каждую из них она успевала рассмотреть лишь мельком, все они казались ей некрасивыми и она была слишком занята своими переживаниями, чтобы рассматривать их в качестве возможных соперниц.

— Я не знаю, — его руки дрожали, ему с трудом удалось застегнуть брюки и она не увидела ни на них ни на его белье пятен, — Спроси Синцития.

Существа сняли маску с лица принца и увезли его в темноту.

7.

Сразу же после завтрака, приняв таблетки и побывав у осмотревшего ее, измерившего температуру и кровяное давление терапевта, она отправилась на поиски девственницы. Блуждая по холодным коридорам, сложив на груди руки, пряча ладони в подмышках, она всматривалась в женские лица и тела.