Манящая корона

-Ну, со мной понятно! — усмехнулся граф. — А вы-то чем не угодили?

-А я, изволите знать, оказывается, смертельно обидел их бабу... то есть, любовницу главаря, по прозвищу Малютка. Стерва и впрямь ростом с ноготок, а злобности и коварства на десятерых хватит! Когда она ругалась хуже пьяного грузчика, я не стерпел, ваше сиятельство, и шлюхой ее назвал. Так это слово для нее — что святая вода для демона! Можно как угодно обзывать, но шлюхой — ни-ни! Замучает до смерти и не поморщится. Он говорит, у нее излюбленное развлечение — с человека кожу заживо сдирать...

-Когда она попадется мне, сам прикажу содрать с нее кожу! — яростно выдохнул Хольг, представивший своего сына в руках этой полоумной садистки.

Гумар промолчал, и по его непроницаемому лицу невозможно было определить: одобряет ли он суровость господина, или считает ее излишней.

-Вы молодец, сотник! — произнес граф, немного успокоившись. — Я доволен вами. Если и дальше будете столь же усердны, можете рассчитывать на мое расположение и достойную награду. А теперь скажите, как вам удалось развязать ему язык? Вы прибегли к пытке?

-Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, я не палач! — почтительно, но с заметной укоризной произнес Гумар.

-Да, конечно... К чему отбирать хлеб у старины Ференца! — усмехнулся граф. — Значит, только пригрозили? Или пообещали походатайствовать за него, если он все расскажет?

-И пригрозил, и пообещал, ваше сиятельство. Осмелюсь напомнить, вы сами сказали: могу, мол, делать все, что захочу...

-Сказал, и не отказываюсь от своих слов. Так что же вы все-таки сделали?

-Пригрозил, что если он упрется и не раскроет рта, то утром вытолкаю его из ворот прямо на дорогу: ступай к демонам на все четыре стороны.

Глаза Хольга округлились от изумления. Он немигающим взглядом уставился на сотника, стараясь угадать: то ли Гумар бредит, то ли, услышав похвалу господина, подозрительно быстро возгордился и позволил себе неуместную шутку.

-Посудите сами, ваше сиятельство, что его ожидало! На дороге было бы полно народу, и до главаря шайки очень быстро дошло бы: он вышел на своих двоих, целехонький... Значит, раскололся и всю шайку заложил, по-другому и быть не может! А с предателями у разбойников разговор короткий. И оставалось тогда ему, рабу божьему, только зарезаться или удавиться, не то чертова Малютка кожу бы содрала уже с него...

Граф невольно почувствовал восхищение от такой железной и неопровержимой логики. В самом деле, разбойничий лазутчик, попавшийся графским стражникам, не имел ни малейшего шанса остаться в живых. А если его отпустили, то... Молодец, молодец, Гумар, каким светлым умом наградили боги этого простолюдина!

-Чем запугали разбойника, понятно, — одобрительно кивнул Хольг. — А вот что вы ему пообещали?

-Звание старшего десятника вашей стражи.

-Звание стар.... Что??! Да вы... Вы сошли с ума, не иначе! Просто сошли с ума!

-Отнюдь, ваше сиятельство. Разве вам не нужны верные, надежные люди?

-И кто, по-вашему, верен и надежен? Пленный разбойник?!

-Получается так, ваше сиятельство. Вы его единственная защита, без вас он обречен. Будет служить если не за совесть, то за страх. А это, осмелюсь заметить, куда надежнее... Хотя совесть у него еще осталась, ваше сиятельство. Когда он здесь давал представление, прикидываясь акробатом, я все никак не мог понять: отчего так странно смотрит на вашего сыночка, простите, на молодого графа, словно жалеет его. Оказалось, действительно жалел, тяжело было думать, что невинного ребенка убьют! Выходит, не совсем он испорченный, раз сердце болело...

Граф, все еще сердито хмурясь, покачал головой:

-И все-таки ему опасно доверять!

-Так ведь не зря говорится, ваше сиятельство: доверяй, но проверяй! Вот я с вашего позволения и буду за ним следить. А если не оправдает доверия, подведет, с меня и спрос.

И, видя, что господин еще колеблется, Гумар привел последний довод:

-В наших краях, ваше сиятельство, всегда говорили так: самый лучший лесник получается из браконьера. Почему бы и здесь такому не случиться? Был разбойник Трюкач — стал старший десятник, верный слуга его сиятельства графа Хольга...

-Ладно, уговорили! Под вашу ответственность, сотник. Поручились за него, так следите в оба. Кстати, а что же делать с прежним старшим десятником?

-Разжаловать в рядовые, ваше сиятельство.

Граф кивнул с видом человека, довольного своей проницательностью.

-Хорошо, я согласен. Понимаю вас, Гумар...

Взгляд новоиспеченного сотника, и без того суровый, теперь стал просто ледяным.

-Ваше сиятельство, хотите верьте, хотите нет, это не потому, что Кварт вел себя... Ну, словом, придирался ко мне ни за что, оскорблял, называл дубиной неотесанной. Боги ему судьи! Просто он глуп как пробка, а человек, носящий нашивки, глупым быть не должен. Или пусть не носит эти самые нашивки! А Трюкач — он умный. Согласитесь, ваше сиятельство, не каждый бы смог с ходу придумать такой план! Опять же, он проворный и ловкий, как черт, в кромешной тьме перелез через стену, да так, что караульные ничего не увидели и не услышали...

Смутные мысли, беспорядочно мелькавшие в голове графа, вдруг выстроились в идеальном порядке, образовав прочную, неразрывную цепь, на одном конце которой болтался пойманный разбойничий лазутчик, а на другом сиял волшебным, ослепительным блеском гладкий золотой ободок.

-Довольно! — поднял он руку. — Я ведь уже сказал, что согласен. Пусть этот ваш Трюкач занимает место Кварта.

— — — — — — — — — — — — — — — —

Вся огромная комната была устлана великолепными корашанскими коврами, за самый маленький из которых даже прижимистый покупатель выложил бы не меньше трех золотых таларов, к тому же почти не торгуясь, не призывая божью кару на голову алчного хищника-продавца, пожелавшего пустить его по миру и оставить его несчастных детей без куска хлеба. Уж больно прекрасны были эти ковры, тщательно отобранные из лучших образцов, сотканных лучшими же мастерами далекой южной провинции.

Таким вещам место в главной зале фамильного замка, или даже во дворце Правителей. К подобному чуду следует прикасаться с благоговением, затаив дыхание и вознося хвалу богам, за то, что милостиво позволили узреть такую красоту...

И уж, во всяком случае, одна мысль, что столь чудесные ковры могут оказаться в третьеразрядном трактире, кощунственно оскверненные прикосновением пыльных подошв и всепроникающим запахом баранины с чесночной подливкой, довела бы до нервного срыва любого человека, разбирающегося в искусстве.

Но люди, сидевшие на втором этаже трактира "Золотой барашек" за невысоким полированным столом красного дерева, в искусстве разбирались весьма слабо, и нервы у них были крепче железа. Поэтому их совершенно не волновало, что и гнутые ножки стола, уставленного блюдами, и резные ножки стульев, на которых они сидели, протирают ворс самого большого и красивого ковра, стоившего, по крайней мере, целых пять золотых таларов. Мысль, что при одном упоминании о такой баснословной сумме замерли бы сердца четырех из пяти жителей Империи, только заставила бы этих людей усмехнуться с философским цинизмом. А самый осторожный и вежливый намек хозяина на то, что перед тем, как ступить на это чудо искусства, не мешало бы разуться, или привел бы их в бурный восторг, восприми они его как грубоватую шутку, или был бы расценен как смертельное оскорбление, со всеми вытекающими последствиями.

Ведь для любого из глав Четырех Семейств пять золотых таларов значили несравненно меньше, чем пять медных ронгов для ремесленника или крестьянина. А оскорбление, нанесенное главарю шайки, по кодексу воровской чести, смывалось только кровью. Само собой, чем больший вес и влияние имел главарь, тем больше требовалось и крови...

Поэтому каждый из присутствующих привык тщательно взвешивать любое свое слово. "Сказал — отвечай за сказанное" — это правило в преступном мире Империи имело силу закона. И действовало оно с неумолимостью секиры палача, опускающейся на шею смертника.

Может быть, в голове хозяина трактира "Золотой барашек" и шевелились нехорошие мысли, когда он, словно случайно опуская глаза, видел ущерб, наносимый его любимому ковру обувью гостей, но на лице не дрогнул ни единый мускул, а голос звучал по-прежнему весело и приветливо:

-Прошу вас, кушайте! Отчего вы столь умеренны? Неужели на ваш аппетит подействовал этот запах, который невозможно истребить — хвала богам, на моем столе нет никакой баранины! Или мои повара оплошали, не сумев порадовать ваш изысканный вкус? Вот нежнейшая запеченная говядина, которую предварительно выдержали в медовом уксусе и нашпиговали чесноком, лавровым листом и зеленью, вот жареные рябчики под соусом из орехов и красных лесных ягод, вот кабаний окорок по-коунтски... Может быть, предпочитаете копченого угря, или камбалу, зажаренную в лучшем оливковом масле, а затем сбрызнутую лимонным соком? Есть и речная рыба, отваренная в белом вине с пряностями...

-Не волнуйтесь, почтенный тан Джервис! — благодушно прогудел человек, сидевший напротив, грузный и краснолицый, с неестественно маленькими глазками, почти скрытыми в складках кожи. — Ваши повара по-прежнему безупречны, их мастерство может сравниться лишь с вашим радушием. Друзья, предлагаю еще раз выпить за здоровье нашего гостеприимного хозяина!

Одобрительный гул прокатился по комнате.

Каждый из присутствующих мог купить себе огромный особняк в самом престижном районе Кольруда и выбрать любой штат вышколенной прислуги. Но им приходилось скрывать свои возможности, поскольку время выхода из тени еще не наступило.

Повара, приготовившие эти изысканные блюда для гостей господина Джервиса, в кои-то веки закрывшего трактир и отпустившего их на один день, чтобы без помех посидеть со старыми друзьями, рассмеялись бы до слез, попытайся кто-то рассказать им всю правду о хозяине. Они ни за что не поверили бы сумасшедшему, который взялся бы утверждать, будто их крикливого и шумного, но отходчивого работодателя в узком и весьма специфичном кругу именуют "таном", вором высшей касты, а для нескольких человек во всей Империи он еще и Первый, то есть глава Первого Семейства. Наверное, еще поднесли бы шутнику бесплатную кружку пива с ломтем жареной баранины, в благодарность за доставленное веселье.

А если бы у поваров и мелькнуло смутное сомнение, и они как-нибудь тайком от хозяина пробрались на второй этаж, им все равно не довелось бы увидеть этой огромной залы, обставленной с кричащей роскошью и устланной драгоценными коврами: вход в нее был тщательно замаскирован высоким напольным зеркалом...

Любой, сидевший за столом, мог нанять лучшего в Империи лакея или дворецкого, но сейчас каждый обслуживал себя сам — не только по вышеуказанной причине, но и потому, что присутствие посторонних было абсолютно недопустимым. Слишком важные вещи им предстояло обсудить.

Хозяин хорошо знал вкусы гостей, поэтому на столе были серебряные кувшины с полусухим красным вином из Коунта и белым сухим из Даурра, а также стеклянная бутыль с густым, тягучим и очень сладким ореховым ликером, только что доставленная из Эсаны. Сам тан Джервис согласился бы взять в рот эту липкую мерзость только под угрозой ножа, приставленного к горлу, ему становилось нехорошо от ее вида и запаха, но один из приглашенных безумно любил эсанские ликеры, так что волей-неволей приходилось перебарывать себя.

По негласному соглашению, крепких напитков на столе не было: когда решаются вопросы такого уровня, нельзя дурманить разум.

Тан Джервис наполнил свой кубок на три четверти коунтским вином и по праву хозяина оказал ту же услугу соседу, сидевшему справа — тану Альфару, главе Третьего Семейства, или просто Третьему. Человек с красным лицом в складках, как и следовало ожидать, налил себе белого дауррского — никакого другого вина тан Кристоф, глава Второго Семейства, просто-напросто не признавал.

Хозяин затаил дыхание, когда тан Борк, самый молодой из присутствующих, глава Четвертого Семейства, доверху наполнял свой кубок ореховым ликером. Тяжелее всего было удержаться от брезгливой гримасы при виде истинного наслаждения на его лице. О боги, как только люди могут пить такую гадость, да еще получать от этого удовольствие?! Хотя, ясное дело, вкусы у всех разные, наверное, Четвертый точно так же искренне недоумевает, как можно предпочесть его любимой ореховой тянучке какое-то красное полусухое...

-Ваше здоровье, тан Джервис! — Кубки сдвинулись с мелодичным хрустальным перезвоном.

-Благодарю вас, друзья. И вы будьте здоровы!

Проклятый мальчишка! Ну зачем, спрашивается, ему понадобилось наливать себе вровень с краями, да еще с такой силой бить по его кубку, что ликер выплеснулся... Если бы просто забрызгал скатерть, это еще полбеды, хоть она из той же Эсаны, любое пятно можно отстирать. Но он-то попал прямо в его кубок, смешавшись с коунтским красным!!!

Хочешь не хочешь, а придется выпить... О боги, пошлите выдержку!

— — — — — — — — — — — — — — — — —

Граф, поправив кружевной воротник перед зеркалом, жестом отпустил дворецкого.

Горячая ванна подействовала должным образом: чертова шлюха, которой несказанно повезло родиться второй раз, вылетела из головы. Теперь можно было спокойно, не спеша, подумать о главном.

Хольг опустился в кресло, откинувшись на спинку и положив ладони на приятно холодившие кожу полированные подлокотники.

-Ну-с, мой начальник стражи, что вы посоветуете? — обратился он к Гумару.

-Вам ничего не угрожает, ваше сиятельство. Лазутчик обезврежен, а без его помощи брать усадьбу приступом — безумие. Даже если бы их было не три десятка, а вся сотня! Пока будут проделывать проходы в проволоке, их расстреляют, как мишени на стрельбище. С такого расстояния и ребенок бы не промахнулся, а ваши лучники и арбалетчики — тем более.

-Расстреляют в полной темноте?

-Они обучены стрелять на звук, ваше сиятельство. Опять же можно заготовить факелы, и как начнет лопаться проволока, быстро зажечь и перебросить через стену. Будут как на ладони, сукины дети! Ох, простите, ваше сиятельство, вырвалось...

-Незачем просить прощения, сотник, вы их еще мягко назвали! Ну, хорошо, значит, предлагаете просто обороняться, укрывшись за проволочным заграждением и стеной усадьбы. А ничего другого вам на ум не приходит?

-Помилуйте, ваше сиятельство, неужели вы хотите выйти наружу и схватиться с ними врукопашную?! Да ведь так все преимущество растеряем, а они-то как раз из темноты нас и перестреляют, пока будем освобождать проход! А если проволоку заранее снять, они заметят и насторожатся...

-Сотник, я не гений, конечно, но все-таки не глупец! Разумеется, подобный бред мне и в голову не пришел бы... Но подумайте-ка вот о чем: эти подонки и висельники решили уничтожить мою усадьбу со всеми обитателями. Верно?

-Верно, ваше сиятельство.

-Они не пощадили бы даже моего сына, невинного ребенка, не причинившего им никакого вреда! Верно?

-И это верно, — голос сотника как-то странно дрогнул.