Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Серые и страшные были глаза у моей ночной гостьи.
— Не пугайся, ведьмак, — произнесла девчушка неожиданно низким голосом, совершенно не вяжущимся с ее обликом. — Я пришла не за тобой. Я пришла говорить.
Причем голос этот был под стать глазам, в нем не имелось ничего, что свойственно людской речи. У каждого из нас в жизни бывают моменты, когда мы хотим изъясняться с другими максимально безлично, дабы не выдать истинные чувства. И все равно не получается у нас подобное. Как бы человек ни прятал свои эмоции, они так или иначе вылезут наружу.
Здесь же подобным и не пахло.
Более всего голос существа, сидевшего сейчас на краю моего дивана, напоминал программу, которая начитывает книги. К примеру, не хочет человек ждать профессиональную актерскую начитку книги и прогоняет ее через эту программу. Машина не различает эмоции, вложенные в текст, и воспроизводит их механически, то есть — никак не воспроизводит. Суррогат, конечно, но многих устраивает. На пиратских трекерах таких называют 'чтец Александр'. Или 'чтец Сергей'.
В этот момент на кухне что-то грохнуло, послышался топот ног, а секундой позже в комнату буквально ворвалось с полдюжины подъездных, вооруженных и готовых к схватке.
Ну как вооруженных? У кого была дубинка, вроде той, что сжимал в руках Вавила Силыч, у кого хрень, при виде которой в моей голове всплыло слово 'ухват'. Правда, совершенно непонятно, откуда эта штука взялась в нашем доме, лишенном любых печей, кроме микроволновых. Но серьезней всех выглядел Кузьмич, наш домовой аксакал. Он оказался обладателем мощнейшего орудия боя — здоровенного и отливавшего ржой кузнечного молота. Причем молот этот время от времени перетягивал подъездного назад, отчего тот начинал балансировать на носочках до тех пор, пока не восстанавливал равновесие.
— Это наш дом! — рыкнул Кузьмич и покачнулся, поскольку молот, занесенный над его головой, снова попробовал взять верх. — Уходи отсюда туда, откель заявилась!
Девочка и не подумала что-то делать. Она даже голову в сторону подъездных не повернула.
— Э-э-э-э-э... добрый вечер, — пробормотал я, прикидывая, кого это занесло ко мне в дом.
— Уходи! — снова заорал Кузьмич. — Нечего тебе здесь делать!
Может, это неупокоенная душа, которая все-таки смогла просочиться ко мне каким-то образом? Из особо настырных? Потому и наша подъездная братия так переполошилась.
В свое время я здорово переживал за то, что эти самые души то и дело будут таскаться ко мне с занудными просьбами отпустить их из земной юдоли. Не скажу, что меня это сильно пугало, но по ночам я все-таки предпочитаю спать, а не заниматься ведьмачьим промыслом. И потом — одну отпустишь, еще десять набегут. Но Вавила Силыч, с которым я поделился своими печалями, успокоил меня, сказав, что никто ко мне по ночам заявляться не будет. Вот если я стану по темной поре таскаться невесть где — это да, тут можно любых приключений на свою задницу найти. Но за домовую территорию он ручается.
Я тогда еще подумал, что он изрядная хитрюга. Ведь поднимался как-то этот вопрос раньше, в те времена, когда сила еще не моей была. И он мне на него четкого ответа тогда не дал. А все, оказывается, не так страшно обстоит.
Но всякая система может дать сбой, не исключено, что именно с ним мы сейчас и имеем дело.
Вот только что означает — 'я не за тобой пришла'?
В этот момент сонное состояние, в котором я все еще пребывал, окончательно развеялось, и пришло осознание того, кто именно наведался ко мне в гости.
Это никакая не неупокоенная душа.
Это мара!
Какой же я идиот! Кем я себя возомнил? Великим Заклинателем? Знал же, что самоуверенность — зло!
А ведь говорил мне умудренный жизнью Вавила Силыч, ведь предупреждал! Как в воду глядел!
Нет, страха как такового у меня не было. Обидно было. Сам себе яму вырыл, сам в нее и упал. Теперь вот сижу по соседству с нежитью, и даже не знаю, как защищаться буду от нее в тот момент, когда она на меня бросится.
И, кстати, еще одно упущение. Ведь думал же о том, что надо как-то ознакомиться с разделом 'защита себя любимого от многообразия мира Ночи', но все откладывал на потом.
Дооткладывался.
Как видно, мара, так и сидевшая неподалеку, поняла по моему лицу, что я сообразил, кто есть кто, поскольку её детская мордашка чуть перекосилась. Надо полагать, это конвульсивное движение означало улыбку.
— Ляксандр, чего ж ты натворил-то! — сообщил мне один из подъездных. Если не ошибаюсь, звали его Потапыч. — Думать же надо, с кем связываешься!
— Я сделала то, что ты просил, ведьмак, — снова взяла слово Мара. — Тот, которого ты мне отдал, запомнит эту ночь надолго. И прими мою отдельную благодарность за то, что подарил сильного человека. Таких пить — одно удовольствие. У слабых людей много страхов, но они все никчемушные, зацепиться не за что, и взять с них потому можно только крохи. У сильных людей страхов куда меньше, но зато они все давние и выпестованные.
Подними их из глубин души — и это такой пир! Тут так и получилось. Теперь я сыта.
— Рад услужить, — сообщил я маре немного растерянно. — Вы только за этим пришли?
— Нет, — ответила та. — Я пришла к тебе, потому что ты был выбран моей матерью. Если бы не это, то мы бы встретились куда раньше, и разговоры не вели. Ты был бы моей добычей.
О как! Матери? Мара... Мара... Морана! Что б вам всем, так Морана мама вот этой мары. Почти скороговорка — 'Морана мама мары, мара любит свою маму'.
Какая чушь в голову лезет, ужас просто...
— Ты сказал почти правильное заклятие, ведьмак. Почти. Ошибка была только в одной фразе. Точнее, она была неполной. В финале тебе следовало сказать: 'Тревожить же человека того более не смей, запрещаю тебе это именами богов древних и всесильных. Также закрываю тебе пути к дому моему, душе моей и телу моему навеки'. Не печалься, не ты первый подобную глупость сотворил. Если бы ты знал, сколько твоих собратьев мы выпили только потому, что кто-то когда-то запамятовал вписать эти слова в свою книгу. Да и ведьмы, случается, забывают верно заклятие произнести. А исправить этот недочет мы никому шанса не даем. Зачем лишать себя удовольствия?
— И? — я приподнялся на локтях. — Что теперь?
— Ты ведь знал, что тот человек, отданный мне, тебя ненавидит? — спросила мара.
— Прямо вот ненавидит? — уточнил я.
Ну да, Силуянов меня не любит, это точно. Но 'ненависть' — это сильное слово. Не думал, что все зашло так далеко.
— Ненавидит, — подтвердила мара. — Но чувство это возникло не просто так. Его в нем вырастили, как овощ в земле. Их, тех, что общались с ним, трое — две женщины, один мужчина. Они заронили в него зерно гнева, они его пестовали. Этим троим нужен ты, тот, кого я пила этой ночью, только их орудие.
Елки-палки, и кто эти трое?
Собственно, этот вопрос я тут же своей ночной гостье и задал.
— Я не знаю, — ответила та. — Я пью чувства, а не память. Ни их лица, ни имена мне неизвестны. Что знала — рассказала. Добавлю только, что у женщин при себе были амулеты от сглаза, их я тоже учуяла. Неплохие, но новой работы, куда слабее тех, что делали во времена, когда мы жили по эту сторону кромки. На них не чары, а всего лишь сплетенные заклятия, в наше время такие амулеты в базарный день пятачок пучок стоили. Такими не то что от меня или моих сестер себя не защитишь, но даже и вот это отребье не напугаешь.
Мара небрежно мотнула подбородком в сторону подъездных, которые тут же покрепче ухватились за свое оружие.
— Они убедили человека в том, что ты зло, а после стали управлять его волей. Он думает, что все решает сам и поступает, как того хочется ему, но это не так. Берегись, ведьмак, на тебя открыта охота.
— Благодарю, — на этот раз вполне искренне произнес я. — Предупрежден — значит вооружен.
— Я пощадила разум того, кого ты мне отдал, — медленно, растягивая гласные, сообщила мне мара. — Мне хотелось выпить его до конца, насладиться его безумием, ибо оно и есть самое вкусное. Не стала. Он может быть для тебя полезен. Но я хотела бы получить его душу без остатка после того, как ты разберешься со своими врагами. Согласись, так будет честно.
— Этот человек мне не враг, — подумав, сказал я. — Он меня ненавидит — это его дело. Неприятно, конечно, но что уж теперь... Но на смерть я его обрекать не хочу. Да и не мне решать — кому жить, кому умереть.
— Ты уже все решил, — мара трогательным детским жестом подтянула узелок платочка на голове. — Ты призвал меня, ты показал мне дорогу к душе этого человека. Разве не так? Ведьмак, это всего лишь червь, копающийся в земле, один из очень, очень многих. Они рождаются и умирают тысячами тысяч, таковы законы бытия. Есть они, есть ты, есть мы. Мы и ты — с одной стороны, они — с другой. Странно, что мне приходится тебе объяснять такие простые вещи. Так я получу то, что мне и так принадлежит по праву?
— Я не дам тебе сейчас ответа на этот вопрос, — твердо произнес я. — Мне надо понять, что к чему. Когда все закончится, я призову тебя, и мы завершим этот разговор.
— Только не сюда! — заявил Кузьмич и бухнул молотом о пол. — Нечего этой нежити тут делать. Вон во двор идите и там общайтесь. И лучше всего — во двор четырнадцатого дома!
— Пусть будет так, — согласилась мара. — Я рада нашему знакомству, ведьмак. И я рада, что хоть кто-то из твоего племени наконец понял, какую силу он может получить, став одним из приближенных моей матери. Я и мои сестры будем рады помочь тебе, если позовешь.
На это я вовсе ничего не стал отвечать, только кивнул головой, приложив ладонь к груди.
Выходит, что мои предшественники не только не сотрудничали с Мораной, а напротив — не стремились этого делать? Это новость. Собственно, я как-то даже и не задумывался о том, что так могло быть. Да и с чего бы мне о таком размышлять?
Вот теперь понять бы — отчего они от нее шарахались? Просто потому, что она не очень-то добрая богиня, или на то были другие причины?
В книге про это нет ни слова. Ох, как бы не пришлось мне снова в Лозовку ехать. Такое можно узнать только из первоисточников, а их выбор у меня невелик. Здесь это Хозяин кладбища, который, скорее всего, и не знает ничего, а если знает, то не факт, что скажет. Это и так товарищ не сильно общительный, а тут еще и осень на дворе. Он осень не любит, потому как слякоть и дорожки на кладбище вечно грязные. Он мне про это еще летом говорил, когда объяснял, почему его лишний раз в осенне-зимний период лучше не беспокоить. Что же до подъездных, то они, возможно, теперь вообще со мной откажутся общаться. У, какие у них лица злые! А вот в Лозовке посерьезней очевидцы давних дел имеются. Например — дядя Ермолай, который хоть и в лесу живет, а много чего видел и знает. Да и старая чертовка Дара там же обитает. Она, конечно, тварь еще та, но если кто и в курсе того, о чем сейчас мара говорит, то это она.
Впрочем, есть еще кое-кто, с кем можно будет пошептаться. Скажу больше — с этого источника и стоит начать.
Но это — после. А сейчас надо незваную гостью выпроваживать, а то у Кузьмича от веса молота жилы на руках лопнут. Или коленные чашечки разлетятся вдребезги, я их хруст отсюда слышу.
— Ценю это, — тоном, в котором ясно читалось: 'Спасибо, до свидания', произнес я.
— И еще один совет, ведьмак, — мара наконец-то глянула на подъездных, которые мигом сгруппировались вокруг Кузьмича. — Я тебе уже говорила, что есть они и есть мы. Вот тут ровно то же самое. Поменьше общайся с челядью, вроде вот этих чумазиков. Их дело дом вести да двор мести. Не окружай себя теми, кто куда ниже тебя.
— Ну вот тут я точно разберусь сам, — может, и немного грубовато, но зато от души сказал я. — Спасибо за совет, конечно, но...
— Прощай, ведьмак, — даже не дослушала меня мара. — И помни — за кромкой есть те, кто следит за тобой.
И она исчезла. Без всяких там миганий, подсветки голубоватым цветом, медленного таяния в воздухе и всего такого прочего. Была — и нет.
— Да чтоб ей! — выдохнул Кузьмич. — Тьфу!
И он смачно плюнул себе под ноги, причем сразу же после этого невероятно смутился и вытер слюну своим подшитым валенком, да еще и не поленился после этого, бухнув молотом о паркет, нагнуться и провести по полу ладонью.
— Ох ты ж! — добавил к его краткой речи свой комментарий Потапыч. — Вот ведь!
— Ага! — присоединился к их беседе Родька, вылезая из-под дивана, куда он забился сразу же после того, как меня разбудил.
— Водки хочется, — подытожил я. — Очень сильно.
— Это плохо, — погрозил мне пальцем Потапыч. — Водка — коварная вещь. С ней вот так все и начинается. Сначала для души, а потом, как Витек из моего подъезда, начнешь страдать хроническим алкоголизмом.
— Ну не знаю, — с сомнением произнес я, встав с дивана и включив 'ночник'. — Как по мне, он им не страдает. Он, скорее, от него удовольствие получает, потому что ходит постоянно веселый и с песнями. Так, вы не разбегайтесь, я быстро!
Шутки — шутками, а дело -делом. Надо было в запись о вызове мары недостающие слова подставить, пока они из памяти не вылетели и не перепутались. Ну и надеяться, что она какую-то часть не утаила.
Хотя, что приятно, мне, похоже, бояться этих существ пока не следует. По крайней мере до той поры, пока Морана мне покровительствует. Другой вопрос — как долго продлится наш с ней симбиоз?
Надеюсь, достаточно долго.
Но вообще, есть повод задуматься о том, что я на редкость непредусмотрительно распоряжаюсь своим временем. Да прямо скажем — как дурак я себя веду. Вместо того, чтобы всерьез заняться вопросами собственной защиты в экстремальных ситуациях, копаюсь в народной медицине и угождаю богатым дамам. И вот результат — сейчас меня могли препарировать как лягушку, в прямом смысле слова, и я вообще ничего не смог бы противопоставить этой нежити. Кулаки тут не помогут, а других методов борьбы я попросту не знаю. Нет, есть нож — но он в притолоке, и кто бы мне дал до него добраться?
Вот, к слову, еще один повод для раздумий. Выходит, не так уж он и эффективен, этот самый ведьмачий нож. Против ведьм — возможно, но не против мар. Чихала она на него.
А сколько еще всяких интересных и голодных тварей есть в мире Ночи? И против каждой из них я буду все равно что голый.
Да. Штаны надо надеть. Чего я в труселях бегаю?
Вернувшись в комнату, я застал разбор полетов.
— Вавила, ты не прав, — топал ногой по полу Кузьмич. — Увидел ты, что Ляксандр задумал мару вызывать — останови его. Это ж мара! Ночная пакость, от которой даже иные колдуны шарахаются!
— Как? — вяло отругивался наш подъездный. — Он ведьмак. Что для меня его слово значит?
Мне очень не понравилось то, как потупились подъездные, услышав его аргумент. Да и то, как они на меня посмотрели, тоже. Нет-нет, никакой агрессии, ничего такого. Наоборот — опасливость какая-то в их взглядах появилась. Так маленькие дети смотрят на очень больших собак, не зная, чего от них ожидать.
— Много для меня твое слово значит, — громко заявил я, натягивая спортивные брюки на ноги. — Вот что я вам скажу, ваць-панове. Тут кое-кто, кого в комнате уже нет, сообщил что, мол, есть мы, есть они... Ерунда это все. Даже если по Покону так положено, то мне на это плевать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |